-Да, но як тябе об этом у поле сказать, не добягла бы?
Ефимовну потрясывало, Стешка налила ей отвару с пустырником, та выпила, не глядя, а сама хлопотала возле умученного сына, старалась дотронуться до него, погладить по щеке, по стриженной голове, и все спрашивала:
-Сыночек, скажи, что я не сплю?
Сыночек, поев, быстро уснул, нелегко дался ему пятидневный путь до дому. Он спал, а Ефимовна, не отпуская его руку, сидела рядом и боялась дышать.
Осторожно вошла бабка Марья, деда Ефима жена, покачала головой:
-Сколько же ты вынес, мальчик! - Прошептала, что станет его травками выправлять. - Не горюй, Марья, самое главное - живой, выправим его к лету!!
Потом пришел Леший, крепко обнял Ефимовну, прошептав:
-Я тебе говорил, что Волчок чует?
А Пашка разоспался - впервые, наверное, после тяжелого ранения, он спал спокойно, и не снилась ему война, снилось что-то легкое и радостное.
Пришедшие вечером с поля работники шустро собрали стол, у кого что было - первый фронтовик, пусть и поранетый сильно, но живой вернулся, тем более была на него бумага, что без вести, а ён живехонек. Нашлась и бутылочка медовухи, припрятанная дедом Ефимом, вернее, бабой Марьей ещё с далекого сорокового года.
Когда заспанный, но уже не такой умученный Пашка вышел из хаты, его встретили радостными криками, бабы и деды по очереди подходили к нему, осторожно обнимали, бабы все всхлипывали, а деды наоборот, крепко пожимали руку.
Потом было скромное застолье, все старались расспросить Пашку. И каждая надеялась, а вдруг Пашке, вон, как Роде с Панасом, повезло встренуть кого-то из деревенских. Но такое везение бывает ох как нечасто.
-Ты, Паш, як птица-феникс возродился, усем бабам нашим надёжу подарил, може, и вернется ешче кто из наших сельчан? - пытал его старый Ефим.
-Все может быть, дед, по-первости много неразберихи было, когда отступали.
-Паш, а чаго ж ты не писал нам, он, Родя Крутов отписал, что живой.
-Дед, когда меня ранило, в августе, вы ещё у немцев были, а потом... - Пашка помолчал, с завистью глядя на дедову цигарку, запретила ему бабка Марья, даже нюхать, пока ёна яго лечить, - потом ничего не помнил, тяжелый был, слишком, а к концу года в память вошел, ясно стало, что комиссуют подчистую, скоро приеду, пока письмо дойдет - уже дома буду.
-А мы ж тебя, Пашка, с братьями оплакали ешчё до немца. Я от думаю, может, и Степка Абрамов где-нито живой? Вишь, как у Стешки случилося - второй мужик тоже сгинул. Ну от энтого дочка осталася. Гринька сказывал - хорош партизан был, не нашенский, из заброшенных, и Лешай тоже хвалил, от судьба, будь она неладна!
На улице показалась баба Марья.
-Паш, Паша хадим!
Пашка встал и, опираясь на палочку, побрел на лечение. Не знал он, что после перового 'сеанса', баба Марья, всю жизнь лечившая народ усякими травами и настоями, много чего повидавшая, - долго сидела у хате и рыдала.
-Божечки, дед, як же ён выжить сумел? Этта ж весь правый бок у шрамах, до колена!
-Наверное, слезы матки яго вярнули?
И терпел стоически Пашка её лечение - нашлись-таки у бабули мази, настойка прополиса, ешчё чаго-то, но полегчало немного воину, стал бодрее ходить и был уже не таким бледно-зеленым. Бабы и слышать не хотели, чтобы он как-то да работал, но Пашка перехватил однорукого секретаря райкома - два фронтовика всегда поймут друг друга, вот и огорошил Пашка сельчан тем, что будет у исполкоме работать, в отделе учета.
-Нельзя мне за вашими спинами быть, не привык я так!! Мам, там работа сидячая, а жить стану у тетки Ядзи, она согласна.
-Ох, сыночек!!
-Мам, не волнуйся. Я же живой, а значит, надо шевелиться. Иначе так и буду с тоски засыхать.
Ефимовна сама лично побывала у секретаря, дотошно расспросила обо всем и, скрепя сердце, согласилась. Только постоянно стала добегать до сына.
-У нашей Евхимовны крылья выросли! - говорили бабы, а у неё разговоры были в основном о сыне. Бабы понимающе поддакивали, это ж великое счастье - из трех оплаканных один возвернулся, почитай, с того света.
Пришло в деревню настоящее письмо - в конверте то есть, адресованное Никодиму. Василь повертел толстое письмо и отложил до вечера. Вечером опять в деревне радовались - объявился всеми любимый Самуил, Василь, спотыкаясь через слово, читал-писал их доктор ещё с ятями, и читать было сложно, но ввалился Леший, прогудев:
-Неужели жив старый интриган? Василь, читай сначала...
-Да, дед Леш, ён непонятно пишет!
-А-а-а, понял, вот ведь натура упертая, сколько лет прошло, а он все по-старинке пишет!!
Начал бегло читать...
Писал их чудо-доктор, что дошли они тогда до своих, и его в силу возраста хотели завернуть назад, но прорвались немцы, и завертелась его фронтовая жизнь по медсанбатам, потом, после наступления под Москвой, отправили в тыловой госпиталь, сейчас работает в далеком Омске - режет и сшивает. Очень волнуется за сельчан, все время, что они были под немцем, болела душа. Сейчас же очень ждет ответа, что и как на родине. Передавал многочисленные поклоны всем, обещал, как отпустят - возвернуться в село, очень скучает по родным местам.
Отдельно было вложено письмо для его лучшего друга - Лешего.
-Ну вот, бабоньки, - прочитав письмо Самуила, взглянул на всех посветлевшими глазами Леший. - У нас опять большая радость: наш чудо-доктор живой!
-Скорее бы проклятая война кончалась, нет вот такой орудии, чтобы усю их хвашисткую гадину сжечь зараз! - с горечью воскликнула Ульяна Мамонова, получившая уже после освобождения похоронку на мужа.
-Одно только скажу... как дед Ефим скажет - Росссия, она из любого пекла, из любой беды возрождается! Вон, -Леший кивнул на Пелагею, держащую на коленях своих малых, - вон она наша молодая поросль, ох, бабы, ждет вас после войны самая главная работа!!
-А то у нас шчас яё немае? - спросила Марфа Лисова.
-Нет, самая главная работа впереди - мужиков рожать и помногу!!
-Это ты прав, Леш, мужиков много повыбило, будет ли от кого рожать-то?
Леший засмеялся:
-Найдется! Для мужиков эта работа и приятная, и недолгая, вам девять месяцев ходить-то.
-А и походим!
Бабы упахивались в полях, но, охая и ахая, тянули тяжкую ношу, знали же все, никого агитировать не надо было - всё для победы. Возле установленной на столбе тарелки всегда толпился народ из детей и стариков, старики смастерили пару лавочек и занимались нехитрыми делами, то подколачивали что, то латали обувки, которые ещё можно было хоть как-то да подзашить. И замирали все, слушая сообщения Совинформбюро, а сообщения были радостными - вон, у Москве салюты пускать стали. Вечером докладали вернувшимся с полей дневные новости, никто уже и не сомневался, что будет долгожданная Победа! Летом детвора все бегали босыми, а впереди осень и зима. Деды копались в притащенной из хат обувке -слезы одни, а не обувка, пытались хоть что-то да подремонтировать. Потом подоспел табак, старательно сушили листья, затем нарезали, никто не сидел без дела.
