- А-лё-ша! – слышит он совсем близко и ему удается оторвать от себя стонущего Мефодия, чтобы ответить. Юноша уже открывает рот, как ладонь Трегубова прикрывает его уста. Ланской придавлен тяжелым телом друга, глаза его широко открыты, скулы покрывает жаркий румянец, диафрагма и легкие начинают часто сокращаться и молодой человек запоздало понимает, что он задыхается, ему катастрофически не хватает воздуха.
- Тише, Алёша, это всего лишь я, - слышит он шепот у самого уха.
Юноша уже не спит. Он часто дышит через нос, резко открывает глаза и пытается встать, чувствуя, что кто-то накрыл его рот ладонью и упирается в плечо.
Сфокусировав свой взгляд, он видит склонившегося над ним дядю. Павел Сергеевич отнимает ладонь от его рта и приставляет свой указательный палец к губам в немой просьбе соблюдать тишину.
- Не хотел тебя будить, а уж тем более пугать, извини, - зашептал он, садясь на край широкой кровати.
- Уже утро? – так же тихо спросил Алексей, садясь и потирая заспанное лицо, опираясь поясницей о несколько мягких подушек.
- Пока нет, но скоро рассветет, - ответил дядя. - Ты, наверное, уже догадался, что вчера вечером я намеренно был с тобой груб. Пусть наши гостеприимные хозяева считают тебя слегка избалованным и изнеженным франтом. У нас не было возможности обсудить предстоящую охоту и дальнейшие действия. Выслушай мой план, затем будешь задавать вопросы, ежели они появятся.
- Хорошо, говори, - прошептал Алексей, вглядываясь в лицо старшего Ланского, освещаемое прикроватной свечой.
- Я планирую предложить Трегубову пригласить стряпчего из Петербурга на предстоящую охоту. Ближе к вечеру в охотничьем домике, что равноудален от Карповки и Трегубово, мы с Николаем Карповичем подпишем купчую на это имение. Ты весь день будешь находиться рядом на глазах у всех и вести себя как положено юному дворянину. Хочешь, изображай скуку, хочешь, веди непринужденную или заумную беседу без умолку. Больше общайся с Антоном Николаевичем, он, как- никак, почти тебе ровня.
- Это я смогу, - выдавив мину, пообещал племянник.
- Наши личные слуги тоже будут с нами, - продолжал Павел Сергеевич, - двоих из шести я утром, чтобы слышали Трегубовы, отправлю с поручением в Петербург. На самом деле они тайно отправятся в Карповку и под покровом вечерних сумерек устроят там небольшой переполох. Скажем, подожгут амбар, предварительно убедившись, что никто не пострадает.
- Надеюсь, что так и будет, - скептически заметил Алексей.
- К тому времени, как мы соберемся вернуться в усадьбу, неприятная новость, надеюсь, достигнет ушей Николая Карповича. И я, как благородный человек, пекущийся о благе и сохранности имущества уважаемого помещика, да к тому же лицо, заинтересованное в приобретении Карповки, немедленно сподвигну Трегубова мчать туда и сам составлю ему компанию, передав его сыну Антону купчую на временную сохранность. Если я все правильно рассчитал, Николай Карпович отправит сына в Трегубово, уполномочив его поместить ценную бумагу в его личный секретер, снабдив ключами. Я постараюсь потянуть время и задержать Трегубова в Карповке на пару суток. Дальше ваш с Мефодием выход.
Чем дольше Алексей внимал хитроумному плану Павла Сергеевича, тем больше убеждал себя в том, что никогда по-настоящему и не знал своего родственника. С виду обычный дворянин-заучка, что из экспедиций не вылезает. Домой привозит трофеи да сувениры диковинные. То тварей ползучих в банке с жидкостью, то насекомых засушенных, то раковин и кораллов глубоководных.
Откуда у этого скромного члена Российской академии наук такое тонкое познание человеческой натуры, трезвый расчет, наблюдательность, четко разработанные стратегия и тактика? Ланской даже не удосужился спросить, как Павел Сергеевич про вольные грамоты прознал.
- От результата проделанной работы будут зависеть дальнейшие наши шаги, - продолжал старший Ланской. - Когда вольные грамоты окажутся у вас на руках, обратитесь к моему верному камердинеру Луке Парамонову, которого я специально оставлю в усадьбе. Вопросы есть?
- Нет, вроде, - пожал плечами Алёша, - не уверен только, что все пойдет по маслу, - добавил он, сомневаясь в чертовском везении предложенного дядей плана.
- Зато у меня есть, - тихо молвил Павел Сергеевич, проницательно глядя в глаза племяннику. – Что промеж тобой и Мефодием на самом деле происходит? Я редко когда в своей жизни видывал столь тесные приятельские отношения. Понимаю, он был твоим единственным другом юности, крепостным мальчиком, выданным его отцом Кириллом Карповичем за благородного отпрыска. Что теперь, Алексей? Он конюх, а ты дворянин.
- Тебе не понять, дядя, - тихо ответил Ланской-младший, отводя глаза.
- Я не так слеп, глух и туп, как тебе может показаться! – повысил тон Павел Сергеевич, заставляя жестом смотреть племянника себе в глаза. – Я не хотел замечать! Меня терзали смутные сомнения! А вчера на конюшне, когда ты кинулся к нему, надерзив мне, и сейчас, когда ты спал, а я тихо вошел и стал тебя будить, ты звал его, словно… - не решался вымолвить Ланской-старший, - словно возлюбленного! - выдавил он.
Павел Сергеевич ожидал чего угодно со стороны племянника. Бурной, даже агрессивной реакции. Возмущения, обиды, уязвленного достоинства, ругательств. Но он никак не ожидал гордого молчания, надменно поднятой головы, пристального взгляда голубых глаз и заалевших скул.
По роду деятельности господин граф был в подобную информацию кратко посвящен. По долгу службы, пребывая за границей, видел сие неподобство между двумя, а то и тремя мужчинами пару раз. Но, хвала небесам, ему не пришлось принимать активное участие во всей этой вакханалии. И тут такое! Его собственный племянник! Куда катится этот безбожный мир?!
- Господи, Алёшенька, скажи, что это неправда! – молил старший Ланской, запутываясь пятерней в своей собственной густой шевелюре, пытаясь выдрать ее с корнем. - Скажи, что это не то, о чем я подумал!
- А о чем ты подумал? – сквозь зубы процедил Алексей, с вызовом глядя на дядю.
«Бедный мальчик! Моя плоть и кровь! – встревоженно думал старший Ланской, забыв о выдержке и хладнокровии. - Когда же это произошло? Где и что я упустил? – мысленно спрашивал себя Павел Сергеевич, косясь на белокурого ангела, взиравшего на него с долей страха, осуждения и невозмутимой гордости. – Мне следовало все же отказаться от секретной миссии и посвятить себя заботе об единственном племяннике. Но я бы тогда потерял влияние и покровительство при дворе, не имел огромного опыта ведения политических игр и дипломатических договоренностей. Стоило ли должное воспитание Алёши моей будущей карьеры?»
- Он касался тебя? Целовал? – взволновано вопрошал дядя, ловя себя на мысли, что ни разу в жизни так не переживал и не стыдился собственных слов. - Вы были интимно близки? – интересовался он, пытаясь проглотить сухой ком в горле и оскорбительные фразы на подобии «извращенцы», «содомиты», что больно кололи ему язык, просясь на волю.
- Да, но лишь потому, что я и сам желал этого, - тихо ответил Алексей, видя, как в окне забрезжил рассвет, окрашивая розовым темно-синее небо. Юноша слегка наклонился и задул свечу.
- Когда эта связь из дружбы переросла во взаимное влечение? – силился понять дядя.
- Я не знаю, - неопределенно ответил Алексей, пожимая плечами, - да это уже и не важно. Я не могу тебе объяснить, что чувствую, ты не сможешь понять. Он просто дорог мне, а я ему.
- Мы немедленно отсюда уедем! - бросил Ланской, вскакивая с кровати.
- Я никуда без Мефодия не поеду, - тихо ответил Алёша.
- Святые угодники, срам-то какой, - беспомощно простонал Павел Сергеевич, пряча лицо в ладонях, - что же теперь будет, коли кто прознает? А как же родовая честь и доброе имя Ланских? Все это канет в небытие, не оставив следа и законных отпрысков? Неужто твои низменные инстинкты затмили твой разум?
Юноша мужественно сносил все словесные пощечины, наносимые Павлом Сергеевичем, до побелевших костяшек сжимая белоснежную простынь. Ему приходилось держать ответ за себя и того парня, с чем он достойно, как он считал, справлялся.