Поу допил вино, вытряхнув последние капли из горлышка прямо в рот. Новолуние, ночь темная, и все как будто нормально, будто и не было этих лет, все как раньше, и кого, интересно, он обманывает.

– Мы могли бы поговорить хотя бы.

– Прости, что не сказала тебе.

– Проехали.

Она положила голову ему на плечо.

– Это один из бывших, да?

– Саймон.

– Тот, что крутил со всеми девками?

– Прости. Готова повторить это столько раз, сколько потребуется.

– Он, конечно, изменился, теперь все по-другому. Обычная история.

Он не понимал, зачем говорит это, им же так хорошо сейчас, и вообще, похоже, есть шанс переспать с ней, если притвориться, что все как раньше, что он простил ее.

Ли вся сжалась, помолчала, но потом проговорила:

– Вообще-то у меня были причины остаться с ним, он не так уж плох. В любом случае, сейчас мы женаты и меньше проблем с уходом за отцом. Всем нам теперь полегче.

– Надеюсь, это внесено в твой контракт.

– Поу, – печально покачала она головой, – Поу, ты не представляешь… легко тебе говорить.

– Я защищал тебя перед твоим братом, но теперь думаю, что напрасно.

И чего он завелся, непонятно, но она будто была к этому готова, будто того и ждала от него, она всегда здорово разбиралась во всяких чувствах и прочих тонкостях.

– Надеюсь, ты не рассказал ему о нас, – сказала она.

– Нет, но уверен, он сам догадался. После сегодняшнего.

Она вновь качнула головой. Не обрадовалась.

– Он сам виноват.

Ли высвободила руку.

– Я все узнал от твоего брата. Ты могла бы просто позвонить, сообщить, и все было бы о'кей. Ты могла бы рассказать сама, но я узнал от него, и, думаю, ты и сейчас просто навестила бы своих и даже не позвонила мне, если б сегодня не пришлось нас забирать.

– Потому что я замужем.

– Рад, что ты счастлива.

– Если тебе станет легче, мы с ним иногда не разговариваем по целым дням. Не помню, когда мы в последний раз занимались сексом.

Даже если она соврала, наплевать. Ему нужно было это услышать. Разумеется, ему стало легче, и ей, кажется, тоже, и через минуту они опять обнимались. Она сглотнула, он слышал, как бьется ее сердце, и подумал, что можно двигаться дальше. Она позволила себя поцеловать. Не противилась, когда он притянул ее ближе, и они сидели, голова к голове, и он ощущал ее аромат, некоторые девчонки пахнут душистым мылом или духами, но ее запах он узнал бы среди всех прочих. По утрам он просто наслаждался бы ее запахом, нюхал грудь, то местечко на шее, где начинаются волосы. Они долго сидели так, вдыхая ароматы друг друга, а потом он начал поглаживать ее спину и ноги.

– Это нечестно, – пробормотала она.

– Я люблю тебя.

Она вздохнула и зарылась в него.

– Ты не должна отвечать. Это ничего не меняет.

– Я тоже люблю тебя.

И вот она уже кладет ладонь на его голый живот. Его рука скользит под юбку, и Ли торопит его, он расстегивает и снимает джинсы, тянется к ней. Она хочет. Она сверху, он отодвигает ее трусики, и вот уже внутри, очень быстро. Она чуть приподнимается, не хочет спешить. Оба замирают. Она вцепилась в его рубашку, потом стремительно перекатилась на бок и освободилась от белья.

Они начали вновь, а уже через пару минут он увидел, как взгляд ее застыл, и прижал ее губы к своей шее, чтобы подавить крик. Постепенно напряжение спало, и они продолжали, уже медленнее.

– Хочешь сверху, – прошептала она.

– Кажется, я все.

– Я тоже.

Они немножко полежали не шевелясь, а потом разделись окончательно, просто чтобы касаться друг друга, она легла спиной к нему, он обнял ее. У нее на спине была родинка, на лопатке, он наклонился и поцеловал. Тот, другой, так не делал, точно. Она не значила для него так много, ни для кого на свете она так много не значила. Но это неважно. И все не так, как раньше, но и это не имеет значения, он запишет это, новый жизненный урок. Да угомонись уже, мать твою, разозлился он.

Потом он подумал, что она делает это из жалости. Только в память о прошлом, но на самом деле она для тебя потеряна навсегда. Поу похолодел. Он мучительно анализировал случившееся, но потом решил, что все же нет, не из жалости, совсем по-другому, и успокоился. Но надо уходить, через какой-нибудь час он начнет злиться или тревожиться, не надо, чтоб она видела его таким. Он выскользнул из-под одеяла, принялся собирать свою одежду.

Она озябла и открыла глаза:

– Ты куда?

– Не знаю. Домой, наверное.

– Я тебя отвезу. – Она встала, голая. Такая маленькая. – Господи, как я надралась, – хихикнула она. – Неудивительно, что начала к тебе приставать.

Умозаключение это его несколько задело, но он все равно улыбнулся в ответ, голова встала на место, все как надо, двое старых друзей, приятная случайность, еще немного – и она возьмет его под покровительство, а потом бросит. Поу был рад, что это случилось, прекрасное напоминание о том, как все могло быть. Должно же оно что-то означать, это же больше, чем просто тело. Жизнь долгая, у него еще будут всякие чувства, только не с ней. Поу не понимал, почему так спокоен и уверен, и надеялся, что эта уверенность сохранится надолго, знал, что так и надо завершить историю с Ли. Закончилась одна из книг его жизни. Неохота про это думать.

– Я рад, что повидался с тобой еще раз, – сказал он. Откашлялся, заставил себя наклониться и нежно поцеловать ее в лоб. Она потянула его обратно на диван:

– Не останешься? Можно до самого утра.

– Мне надо домой.

– Я серьезно.

– Я знаю.

Уходя, он обернулся махнуть на прощанье и заметил какое-то движение в окне комнаты Айзека. И пошел дальше, вскоре скрывшись во тьме среди деревьев.

Она лежала на диване, разглядывая дом, в котором выросла, но последние пять лет старалась вычеркнуть из памяти; потолок в пятнах, клочки обоев поверх растрескавшейся штукатурки, и повсюду разбросаны книги Айзека. С тех пор как она уехала, книги заполонили дом. Старые учебники, которые он находил на барахолках, на полках стопки “Нэшнл Джиографик”, “Нэйчер”, “Попьюлар Сайенс”, журналы и книги на крышке маминого пианино, да вообще по всей гостиной – хаотической массой. Комната просторная, но инвалидное кресло отца проезжает с трудом. Генри явно решил не мешать сыну. А может, ему просто все равно. Человек, случайно заглянувший в окно, определенно подумал бы, что в доме живет сумасшедшая старуха с парой десятков котов.

С одной стороны, за это она и любила своего брата, за его любопытство, за стремление постоянно учиться, но это же и тревожило ее больше всего. Он становился все более замкнутым и эксцентричным. Верно, но он застрял здесь из-за тебя. Не то чтобы у нее был выбор. Она всегда думала, что вовремя сбежала, сбежала от чувства, преследовавшего ее все детство, – ощущения, что у нее никого нет на свете, за исключением такого же странного младшего брата. Не самые приятные мысли. Когда она попала в Йель, все изменилось, не сразу, но довольно быстро, чувство одиночества, которое сейчас она называла экзистенциальной изоляцией, куда-то пропало. Детство в Долине было далеким прошлым, будто частью чужой жизни. Она нашла свое место. Казалось абсолютно невероятным, что она покинет его и вернется сюда.

Наверху скрипнула половица: брат проснулся. Ли чувствовала себя виноватой. Я пытаюсь исправить ситуацию, напомнила она себе. Семья Саймона согласилась оплачивать сиделку, она уже позвонила нескольким кандидатам, завтра начнет с ними знакомиться. Быстрее было невозможно. Как учат спасателей – сначала нужно обеспечить собственную безопасность, а потом вытаскивать других. Этим она и занималась. Прочно встала на ноги и вот теперь вернулась помочь семье. Да, ты не слишком торопилась, но и это не совсем правда, она чересчур строга к себе. И спасатель из нее никудышный, чего уж – не очень крепкая, телом мелковата, да и техника оставляет желать лучшего. Любой крупный и тяжелый человек утащит ее за собой на дно.