Он часто помышлял о смерти, еще чаще — о побеге. Потом рассудил, что дезертировать, может быть, страшнее, чем умереть, и вновь стал думать о смерти. Он — без друзей, одинокий, как может быть одинок лишь способный мальчик среди взрослых мужчин, — начал мечтать о самоубийстве. Чаще и чаще обдумывал он, как бы проще покончить счеты с жизнью.
Будь они в море, всем бы хватило дела и некогда было маяться дурью; даже на рейде энергичный капитан и первый лейтенант нашли бы чем занять команду от греха подальше. Однако на беду Хорнблауэра «Юстиниан» весь январь 1794 года стоял на якоре под командованием больного капитана и бездеятельного первого лейтенанта. Даже редкие периоды активности не шли на пользу Хорнблауэру.
Однажды мистер Боулз, штурман, проводил занятия по навигации для своих помощников и мичманов. На беду капитан проходил мимо и заглянул в решения задачи, предложенной каждому отдельно. Болезнь сделала Кина язвительным, к тому же он не любил Симпсона. Бросив быстрый взгляд в записки старшего мичмана, Кин саркастически хмыкнул.
— Возрадуемся же, — сказал он. — Истоки Нила наконец обнаружены.
— Простите, сэр? — переспросил Симпсон.
— Ваш корабль, — произнес Кин, — насколько можно судить по вашим неграмотным каракулям, мистер Симпсон, находится в Центральной Африке. Посмотрим, каких еще terrae incognitae наоткрывали другие отважные первопроходцы.
Все было как в театре — в жизни таких совпадений не бывает. Хорнблауэр точно знал, что будет. Кин брал расчет за расчетом, дошел и до него. Результат Хорнблауэра оказался единственно верным, все остальные прибавили поправку на рефракцию вместо того, чтобы вычесть, или неверно умножили, или, как Симпсон, вообще все перепутали.
— Поздравляю, мистер Хорнблауэр, — сказал Кин. — Вы можете гордиться, что единственный преуспели в этой толпе интеллектуальных гигантов. Вы, насколько мне известно, в два раза моложе Симпсона. Если вы удвоите ваши достижения к его возрасту, то оставите нас всех далеко позади. Мистер Боулз, я попрошу проследить, чтобы мистер Симпсон уделял больше времени занятиям математикой.
Капитан пошел по твиндеку неуверенной походкой смертельно больного человека, а Хорнблауэр сел, опустив глаза, не в силах встретить направленные на него взгляды, и понимая, что они означают. В тот миг он мечтал о смерти — даже молился о ней в эту ночь.
Через два дня Хорнблауэр оказался на берегу, к тому же под началом Симпсона. Обоим мичманам поручили сопровождать наземный десант, направленный вместе с такими же группами с других судов для вербовки. Вскоре ожидался Вест-Индский конвой. Большинство матросов с торговых кораблей будут завербованы, как только конвой войдет в Ла-Манш, остальные же, те, что поведут корабли до порта, постараются улизнуть и всеми правдами и неправдами укрыться от вербовщиков. Десанту предстояло оцепить берег, перекрыв пути к отступлению, и всех выловить. Но конвой еще не подавал сигналов, а необходимые приготовления были уже закончены.
— Жизнь прекрасна, — объявил Симпсон.
Высказывание для него необычное, но необычной была и обстановка. Он сидел в задней комнате таверны «Ягненок», удобно устроившись в одном кресле и положив ноги на другое, у ярко пылающего огня. Рядом стояла кружка пива с джином.
— За Вест-Индский конвой, — сказал Симпсон, прикладываясь к пиву, — чтобы ему задержаться подольше.
Симпсон был сама сердечность: пиво и тепло камина привели его в хорошее расположение духа, однако он выпил еще не столько, чтобы начать задираться. Хорнблауэр сидел по другую сторону камина, потягивал пиво без джина, разглядывал Симпсона и с удивлением отмечал, что впервые с прибытия на «Юстиниан» мучительное страдание отпустило, сменившись глухой тоской, похожей на стихающую боль от выдернутого зуба.
— Скажи тост, — обратился к нему Симпсон.
— За поражение Робеспьера, — робко произнес Хорнблауэр.
Тут дверь отворилась и вошли еще два офицера, один — мичман, другой с лейтенантским эполетом. Это был Чок с «Голиафа», начальник всех береговых вербовочных отрядов. Даже Симпсон подвинулся, освобождая старшему по званию место у огня.
— Конвоя все нет, — объявил Чок, потом внимательно поглядел на Хорнблауэра. — Кажется, я не имею удовольствия быть с вами знакомым.
— Мистер Хорнблауэр — лейтенант Чок, — представил Симпсон. — Мистер Хорнблауэр знаменит как мичман, которого укачало в Спитхеде.
Хорнблауэра чуть не передернуло, когда Симпсон налепил на него этот ярлык. Чок из вежливости переменил разговор.
— Эй, слуга! Джентльмены выпьют со мной по стаканчику? Боюсь, ждать нам придется долго. Все ваши люди на местах, мистер Симпсон?
— Да, сэр.
Чок не умел сидеть сложа руки. Он прошелся по комнате, посмотрел в окно на дождь, представил своего мичмана — Колдуэлла. Вынужденное безделье заметно его тяготило.
— Сыграем в карты, чтобы убить время? — предложил он. — Отлично! Эй, слуга! Карты, стол и еще свечей.
Стол подвинули к огню, расставили стулья, принесли карты.
— Во что будем играть? — спросил Чок, обводя мичманов глазами.
Он был единственным лейтенантом среди них, и любое его предложение обладало немалым весом — остальные трое, естественно, молчали, ожидая, пока он выскажет свое мнение.
— Двадцать одно? Игра для идиотов. Лу? Игра для богатых идиотов. Тогда вист? Вот случай продемонстрировать наши скромные способности. Колдуэлл, насколько мне известно, знаком с азами игры. Мистер Симпсон?
Симпсон, при полном отсутствии математических способностей, очевидно, не мог хорошо играть в вист, но столь же очевидно не догадывался, что играет плохо.
— Как хотите, сэр, — сказал Симпсон. Он любил азарт, а во что играть, ему было безразлично.
— Мистер Хорнблауэр?
— С удовольствием, сэр.
Это была не простая вежливость. Хорнблауэр прошел хорошую школу виста; после смерти матери он играл четвертым со своим отцом, пастором и женой пастора. Игра была его страстью. Он наслаждался точным подсчетом шансов, необходимостью одновременно проявлять смелость и осторожность. Радость, прозвучавшая в его голосе, заставила Чока вновь взглянуть на него. Чок, сам хороший игрок, тут же почувствовал в нем товарища.
— Отлично! — сказал он. — Мы можем сразу вытянуть карты и определить партнеров. Какие будут ставки, джентльмены? Шиллинг взятка и гинея роббер, или это многовато? Нет? Договорились.
Некоторое время играли спокойно. Хорнблауэру достался в партнеры Симпсон, потом Колдуэлл. Почти сразу же стало ясно, что Симпсон игрок никудышный, из тех, кто непременно идет с туза, а при четырех козырях — с одиночной карты. Однако им с Хорнблауэром пришли очень сильные карты, и первый роббер они выиграли. Затем Симпсон проиграл в паре с Чоком, им снова выпало играть вместе, и они опять проиграли. Симпсон торжествующе смотрел на хорошие карты, вздыхал, получив плохие, — очевидно, он принадлежал к тем невеждам, для которых вист — светская обязанность или даже грубый способ перераспределения денег, вроде бросания костей. Никогда ему не приходило в голову, что это священный ритуал, упражнение для ума. По мере того как он проигрывал все больше и больше, а слуга приносил и приносил джин, лицо его становилось все более багровым. Он не умел ни пить, ни проигрывать, так что даже подчеркнуто вежливый Чок не выдержал и выказал некоторое облегчение, когда в следующий раз оказался в паре с Хорнблауэром. Они легко выиграли следующий роббер; еще гинея с несколькими шиллингами перекочевала в тощий кошелек Хорнблауэра. Он один был в выигрыше, а Симпсон проиграл больше всех. Хорнблауэр совершенно забылся и воспринимал приглушенную брань Симпсона лишь как досадную помеху игре. Внезапно он осознал, что заплатит за сегодняшний успех будущими мучениями.
Еще раз вытянули карты, Хорнблауэру снова выпало играть с Чоком. Первую партию они выиграли. Потом дважды выиграли их противники. Симпсон ликовал. В следующую сдачу Хорнблауэр чересчур смело прорезал, наказав себя с партнером на две взятки — Симпсон, с довольной ухмылкой, положил своего валета на десятку Хорнблауэра и тут обнаружил, что они с Колдуэллом все равно проиграли. Он с раздражением пересчитал взятки по второму разу, но их по-прежнему было только шесть. Хорнблауэр сдал и показал козыря. Симпсон зашел — как обычно с туза, лишив себя возможности перехватить ход. У Хорнблауэра были хорошие козыри и длинная трефа. Симпсон, что-то бормоча, разглядывал свои карты; невероятно, но он так и не усвоил, что, зайдя с туза, неизбежно вынужден будешь думать над следующим ходом. Наконец он решился и пошел. Хорнблауэр взял королем и тут же выложил козырного валета. К его радости, валет взял взятку, он пошел снова, и взятку взяла дама Чока. Чок пошел с козырного туза, и Симпсон с проклятием выложил короля. Чок пошел в трефу. У Хорнблауэра были в трефах марьяж и еще три карты, а Чок не зашел бы в трефу, будь она у него единственной. Хорнблауэр взял дамой: туз у Колдуэлла, если не у Чока. Хорнблауэр пошел с мелкой карты, все ответили в масть: Чок положил валета, а Колдуэлл — туза. Вышло восемь треф, а у Хорнблауэра их оставалось еще три, начиная с короля и десятки — три верных взятки с козырями для перехвата хода. Колдуэлл пошел с бубновой королевы, Хорнблауэр положил свою единственную бубну, Чок взял тузом.
