Твоя Маргарита Вильбуа.

Прочитав письмо, Ардатов дико посмотрел на улыбающуюся жену, потом, внезапно поняв все, бросился к ней и крепко обнял, повторяя:

— Вера!.. Моя Вера!..

Через полчаса, поправляя смятую прическу перед зеркалом, Вера довольно улыбнулась:

— Хорошо, что мужу попалось письмо кузины… а если бы я потеряла письмо Аркадия Владимировича… Надо быть осторожнее!..

…И бешено кружились люди в неистовой пляске вокруг Золотого Тельца, стоящего на высоком, сотканном из страданий, горя и слез пьедестале. Тупо смотрели неподвижные золотые глаза на беснующихся людей и презрение холодного металла отражалось в них. А люди, покорные рабы Золотого Тельца, с тупым обожанием взирали на него, видя в нем единственное стремление, единственную цель.

Вот женщина, молодая, красивая, в роскошном наряде жадно тянет к Золотому Тельцу свои выхоленные руки, украшенные драгоценностями. Алчностью горят ее воспаленные глаза и вся она полна одним желанием дотянуться по золотого Властелина, коснуться руками его холодного бездушного тела… Дорогое платье с широким вырезом на груди дерзко обнажает ее красивое тело, готовое принадлежать каждому, кто поможет ей в достижении овладеть божеством…

Рядом с женщиной полуотживший старик с отвислой губой и морщинистыми щеками жадно протягивает сухие, жилистые руки с конвульсивно сжатыми пальцами через головы более счастливых. Он ничего и никого не видит, кроме блеска притягивающего металла и лишь минутами ненавистью и жаждой убийства загораются его впалые глаза, когда кто-нибудь загораживает ему желанный путь. В каждом его движении, в каждом жесте читается решимость пойти на все, и великое и низкое, и благородное и подлое, лишь бы дотронуться до заповедного золота… Увлеченный блеском металла, он не видит, как сбоку прокрадывается к нему человек с ножом в руке, чтобы устранить его, занять место ближе к золотому телу гордого своей силой над страстями людей Тельца…

Вот юнец, почти мальчик, но уже узнавший жизнь и уже развращенный ею, нашептывает что-то отвратительной старухе с накрашенным лицом. Юнцу противна старуха. Минутами отвращение читается в его наглых глазах, но он старается подавить естественное чувство брезгливости и гадкая улыбка не сходит с его уст, коснувшихся уже чаши разврата… Нежно шепчет он что-то накрашенной старухе, горящей желанием позднего разврата, жмет ей руку, ожигает ее морщинистую шею горячим дыханием лживых уст, готовый отдать свою любовь и себя, лишь бы приблизиться к Золотому Тельцу…

Далее франт, одетый как модная картинка из французского журнала, мать с ребенком на руках, готовая бросить малютку, лишь бы пройти вперед, чиновник в форменном вицмундире, запачканном чернилами, толстый лабазник, поэт с длинными волосами, художник, писатель… Все они жадно тянутся к золоту, толкают, борются, ненавидят друг друга, готовы перегрызть горло каждому, вставшему на их дороге.

Бесчувственно смотрит на них Золотой Телец со своего высокого пьедестала. Он знает, это его рабы, послушные его велению, не имеющие другой воли, кроме его воли… Он их слишком знает, чтобы сомневаться в них, слишком презирает, чтобы бояться… И в величавом спокойствии всемогущего Властелина застыл Золотой Телец, едва слушая истеричные выкрики окружающих его, торжественно поющих гимн поработившему их металлу.

Но вот внезапно беспокойством загорелись неподвижные глаза Золотого Тельца. Столько веков неподвижное тело его задвигалось, распрямилось и голова повернулась в сторону, смотря поверх продолжающей неистовствовать толпы. Гневно и беспокойно задвигались золотые брови Властелина и громкий вопль ненависти, злобы и страха впервые за десятки тысячелетий огласил мрачные своды старого мира. А вдали молча, не торопясь, уверенными шагами шел к Золотому Тельцу человек. В синей блузе, засаленном картузе, с мозолистыми грубыми руками, он терялся среди разношерстной толпы, окружавшей Тельца, но его-то именно испугался Властелин, привыкший видеть все человечество у своих золотых ног.

В дикой пляске безумства люди не замечали невзрачного пришельца и он, казалось, нисколько не смущался этим. Уверенным движением переложив тяжелый молот с одного плеча на другое, человек смело вошел в толпу, которая инстинктивно расступилась перед ним, давая ему дорогу. Безбоязненно прошел человек в блузе сквозь толпу и поднялся на пьедестал.

Тогда случилось нечто странное.

До сего времени казавшийся величественным и всемогущим Телец вдруг задрожал и мутные гнойные слезы покатились по его золотым щекам, обезображенным гримасой непривычного страдания. Толпа замерла, недоумевая, со страхом и удивлением смотря на столь непривычный для них вид дрожащего Властелина… Человек в блузе с мозолистыми руками расправил привычные к работе плечи, высоко поднял над головой тяжелый молот и с силой опустил его на Золотого Тельца…

Дрогнули темные своды старого мира от мощного удара человека с мозолистыми руками, раздались в обе стороны и сквозь образовавшийся пролом радостное солнце залило золотыми лучами пораженную толпу, ярко освещая и подкрадывающегося к старику убийцу, и прикрытые слоем пудры морщины старухи, и ложь на лице юнца…

А Золотой Телец, рассыпавшийся от мощного удара на мелкие куски, лежал на полу грудой никому не нужного мусора, из которого, извиваясь, выползали скорпионы ненависти, змеи алчности и пауки разврата…

Но они уже не были никому страшны, ибо их не скрывали больше золотые стенки Тельца и люди их, освещенных светлым солнцем, ясно видели и с гадливостью отворачивались от них…

Это было давно…

Когда Человек еще был молод, полон сил, полон веры в себя и в людей…

Впервые он увидел ее издали.

Звали ее Идеей.

Он показалась Человеку такой воздушной, такой неземной, такой прекрасной, что он, забыв все, отдался ей душой и единственным его стремлением стало — пойти за ней.

Вдали, в лучах заходящего солнца она промелькнула перед Человеком и скрылась, обещая и маня, отталкивая и подавая надежду..

И с тех пор Человек потерял покой…

У Человека была семья.

Жена и дети требовали от него хлеба, пищи, сытой и покойной жизни, требовали его труда, его напряжения и он отдавал свой труд семье, которую любил…

Встреча с Идеей сразу же заставила его страдать.

С одной стороны, его притягивала неземная красота неизвестного, с другой, семья, с ее земными запросами, требовала его забот, его присутствия около нее…

И Человек долго думал, долго переживал… Он похудел, оброс бородой, глаза его ввалились… Наконец он принял решение. Стремление к Идее убило в нем все остальное. Естественную любовь свою к детям он вырвал с корнем из груди, мысль о семье заменило у него желание искать… найти ту, которая стала для него всем в жизни…

Решившись, он сразу просветлел, хотя в душе его, в небольшом уголке, где ютилась Совесть, что-то болело и ныло, как бы говоря:

— А вправе ли ты оставлять на голодную смерть жену и детей твоих, которых ты же создал?..

И Человек тщетно старался не слушать земного голоса Совести, заглушить его мыслями о небесной красоте Идеи, но… он был только Человек, а голос был так громок и силен…

После долгой внутренней борьбы он, наконец, решился окончательно идти разыскивать Идею, скорбный взгляд которой так глубоко проник ему в сердце.

Он продал все, что было у него, несмотря на слезы и рыдания жены и детей…

Изба, живность, столы, стулья, женины платья, шубки детишек, все перешло в руки ростовщика, и, собрав незначительную сумму, он ночью, чтобы его не видела семья, взял сучковатую палку, одел полушубок, котомку и тихо вышел из избы…