– Это было довольно неуклюже, – сказала росомаха, вставая с земли. – Ты могла бы разбить камень, не испортив моей одежды.

И она принялась собирать кусочки меха. Их было до того много, что времени на это понадобилось изрядно, но наконец все они оказались у нее в лапах.

«Пойду к своей сестре лягушке, – решила она, – и та сошьет их заново». И росомаха немедленно отправилась на болото, в котором жила ее сестра.

– Сможешь ли ты сшить мою шубу? Со мной приключилось несчастье, и ее теперь невозможно носить, – сказала она, когда нашла лягушку.

– С удовольствием, – ответила та, потому что ее всегда учили быть любезной, и, взяв иголку и нитку, начала складывать кусочки вместе.

Но хотя она и была очень добродушной, особым умом не отличалась и некоторые кусочки сложила неправильно. Когда росомаха, которая крайне щепетильно относилась к своему виду, пришла, чтобы надеть шубу, то очень рассердилась.

– Какое же ты бесполезное существо! – воскликнула она. – Думаешь, я стану ходить в такой-то шубе? Она выпирает на спине, словно у меня горб, а в груди до того тесная, что вот-вот лопнет. Я знала, что ты глупа, но не думала, что настолько.

И росомаха, отвесив такого тумака лягушке, что та свалилась прямо в воду, в ярости ушла к своей младшей сестре – мыши.

Мышь сидела у двери своего дома и ела яблоко.

– Сегодня утром я разорвала шубку на мелкие клочки, – начала росомаха, – отнесла их лягушке и попросила сшить. Но только погляди, как она это сделала! Тебе придется все исправить, и надеюсь, мне больше не придется жаловаться.

Поскольку росомаха была старше мыши, она позволяла себе говорить с ней подобным тоном. Однако мышь привыкла к такому обращению и только ответила:

– Думаю, тебе лучше остаться здесь, пока все не будет готово. И если нужно будет что-то исправить, я быстро сумею это сделать.

Росомаха села на ворох сухого папоротника и, схватив яблоко, доела его, даже не спросив у хозяйки разрешения.

Наконец шуба была готова, и росомаха ее надела.

– Да, очень хорошо сидит, – сказала она. – Ты замечательно все сшила. Когда приду в следующий раз, принесу тебе в награду кукурузу.

И она убежала как никогда быстро, оставив позади вполне довольную пустыми обещаниями мышь.

Росомаха бродила много дней, пока не оказалась в краях, где еды было так мало, что целую неделю ей пришлось ходить голодной. Она уже отчаялась, когда внезапно наткнулась на спящего медведя. «Ах! Вот наконец и еда!» – подумала она. Но как убить медведя, который гораздо больше, чем ты сама? Бесполезно мериться силой, нужен какой-то хитрый план. После долгих раздумий она наконец подошла к медведю и воскликнула:

– Ты ли это, братец?

Медведь повернулся, увидел росомаху и пробормотал под нос так тихо, что никто не смог бы разобрать: «Ни разу не слышал, чтобы у меня была сестра». После этого он вскочил и ловко забрался на верхушку дерева. Росомаха очень разозлилась, видя, как ее ужин убегает, тем более что она не умела лазать по деревьям так искусно, как медведи, поэтому встала внизу и закричала изо всех сил:

– Спускайся, братец, наш отец прислал меня за тобой! Ты потерялся, когда совсем малышом пошел собирать ягоды, и только на днях мы услышали от бобров, где тебя искать.

При этих словах медведь спустился немного ниже, а росомаха продолжала:

– Любишь ли ты ягоды? Я люблю! И знаю место, где они растут так густо, что земли не видно. Сам убедись! Тот холм от них весь красный!

– Так далеко я не увижу, – ответил медведь, спустившись вниз. – У тебя, должно быть, чудесные глаза! Хотелось бы и мне иметь такие, но мое зрение совсем слабое.

– Так же и у меня было, пока отец не размял полное ведро клюквы и не натер ею мои глаза, – ответила росомаха. – Но если ты пойдешь и наберешь ягод, я сделаю то же самое для тебя, и скоро ты сможешь видеть так же далеко, как я.

Медведь долго собирал ягоды, поскольку он во всем был медлителен и, кроме того, его спина разболелась от наклонов. Но наконец он вернулся с полным мешком и положил его перед росомахой.

– Это великолепно, братец! – воскликнула росомаха. – Теперь ляг на землю и опусти голову на этот камень, пока я разминаю ягоды.

Медведь, который очень устал, с радостью послушался и удобно растянулся на траве.

– Вот я и готова, – сказала росомаха. – Тебе сразу же покажется, что ягоды сделали твое зрение острее, но ты не должен двигаться, иначе сок вытечет и все придется начинать сначала.

Медведь пообещал лежать очень тихо, но едва клюква коснулась его глаз, он с ревом вскочил.

– О, тебе придется немного потерпеть, – сказала росомаха. – Скоро все закончится, и тогда ты увидишь такое, о чем и не мечтал.

Медведь со стоном повалился обратно, и когда его глаза перестали что-либо различать из-за клюквенного сока, росомаха достала острый нож и ударила медведя прямо в сердце.

Затем она сняла с него шкуру и, украв огонь из палатки, которую ее острые глаза приметили за камнями, начала обжаривать кусочки мяса. Ей показалось, что лучшей еды она и не пробовала, а когда ужин закончился, решила как-нибудь повторить этот трюк, если снова проголодается.

И скорее всего, она так и поступит!

Это небольшое, во многом автобиографическое произведение на самом деле является первой частью крупной повести (даже романа, по американским меркам) «Маленькие дикари». Но в переводах ему все время не везло: чаще всего эти главы отбрасывались полностью, иногда некоторые из них сохранялись, но в катастрофически изуродованном виде. Даже трудно сказать, какие части страдали больше: «природоведческие» (текст терял практически все, что было связано с описаниями животных, а ведь эти строки – жемчужины творчества Сетона-Томпсона!) или «человековедческие» (безжалостно вымарывались все примеры «неправильного поведения», народные суеверия и библейские цитаты, хотя все это являлось неотъемлемой частью духовной и интеллектуальной жизни эпохи).

Так что в этом издании читателям предоставляется первая возможность познакомиться с «Яном и его Гленьяном», как он есть.

Ян обожал индейцев и все, связанное с дикой природой, точно так же, как и прочие двенадцатилетние мальчишки. Но если другие перерастали это свое увлечение, то Ян, напротив, с возрастом получал все больше удовольствия, собирая индейские предания, так нравившиеся ему в детстве, и коллекционируя деревянные поделки.

Отец его пребывал в стесненных обстоятельствах. Он был человеком справедливым и обладал хорошим вкусом, но, увы, любил праздность, так что в делах не преуспел. С семьей он был суров, хоть и приветлив ко всему остальному миру. Его никогда не интересовало, почему сына так влечет в девственный лес, и когда ему взбрело в голову, что эти увлечения мешают тому получить образование, он взял да и запретил их все скопом.

Вообще-то обвинять сына в небрежении учебой не было ровным счетом никаких оснований. В классе Ян считался первым учеником, хотя многие одноклассники были старше его. Он интересовался любыми книгами, просто те из них, которые касались биологических наук и индейских ремесел, находили больший отклик в его сердце. И не то чтобы он прочел их слишком много – в те дни наблюдался недостаток подобной литературы, а в публичной библиотеке имелись далеко не все из тех, что были изданы. «Скандинавский спорт» Ллойда[8], «Ботаника» Грея[9], а также парочка романов Фенимора Купера – вот все, что там хранилось, и Ян был беззаветно предан этим книгам.

Почти всегда Ян вел себя как послушный тихоня, но несправедливое повеление отца бросить все то, что являлось средоточием его существа, немедля пробудило в нем дух непослушания, превратив хорошего мальчика в сорванца. Ян все-таки слишком боялся отца, чтобы не повиноваться открыто, но он мастерски научился использовать любой повод, дабы улизнуть в поля и леса. И каждый раз, когда он находил там новую птицу или растение, его пронзало острое чувство, в котором наслаждение мешалось с болью – болью из-за того, что он не знал их названий и не мог как следует изучить их природу.