— Я знаю. Я слышал раз, что ваша мать назвала вас так.
— Как можете вы серьезно думать, что мы грезим, раз вы прочли записку, оставленную для вас? Я знаю наверно, что написала ее перед отъездом. Вы ее прочли и повторили то, что я написала. Это для меня — убедительный факт.
— О, нет! Если вы грезите, то мне очень естественно знать все, что вы знаете, так как, по моей гипотезе, я — только создание вашего воображения.
— Я в восторге от вас! — сказала Тень, хохоча от души. — Вы сами причисляете себя к разряду призраков и фантасмагорий. Это, без сомнения, торжество логики!
Я в свою очередь рассмеялся.
— Садитесь, мечта, — сказала она, — и расскажите мне о ваших химических трудах. Что было у вас такого спешного, чтобы пропустить ваш ежедневный визит?
— Вы пожалели о моем отсутствии? — спросил я неловко.
— Ну да. Я начинаю привыкать к вашим посещениям; мне их недоставало вчера и третьего дня. Но расскажите, что вы должны были делать такого важного?
Я колебался, доктор, открыть Тени тайну поспешно произведенного мной анализа; здесь затронуты значительные интересы, и нескромность могла бы иметь очень важные последствия. Однако, мое колебание показалось мне смешным: ведь и Тень-то создана лишь моим же воображением! Сообщить ей мой секрет значило: сказать его себе же самому. Однако, противореча себе самому, я обратился к призраку с речью, которая мне казалась необыкновенной и непроизвольной.
— Вы спрашиваете у меня тайну. Чтобы сказать ее вам, я должен быть уверен, что вы — надежный, преданный, непоколебимо-верный друг, так как я вверяю вам свою честь.
Я говорил серьезно, не отдавая себе отчета в произносимых словах. С удивлением я заметил, что выразил мысли, которые не признавал своими. Впечатление, произведенное этими словами на Тень, изумило меня не менее.
— Я буду таким другом, — ответила она серьезно.
— Знаете ли вы, к чему это может вас обязывать? Готовы ли вы к роли подруги, поверенной моих надежд и неудач? Жизнь моя была несладка; судьба не улыбалась мне в молодости; в детстве она дала мне вкусить от даров своих лишь затем, чтобы потом сильнее дать почувствовать лишения. Я буду делить с вами больше забот, чем радостей, и вряд ли могу предложить вам счастье.
Она подумала с минуту, скрестив ноги, опершись головой на руку.
— Я согласна, — сказала она просто и протянула мне руку. Я взял и крепко пожал ее; потом я поднял взор на ее лицо, и наши взгляды встретились; я был растроган и смутно сознавал важность сказанного, а также и то решающее влияние, которое оно должно иметь на мою жизнь. Во взгляде Тени мне почудилось необычная глубина.
Тогда я сказал ей, продолжая крепко сжимать ее руку, что мне был поручен длинный и сложный анализ. Его надо было произвести над промышленным продуктом, добытым новыми способами, позволяющими продавать его дешево. Общество, которое вело переговоры относительно покупки секрета, не хотело кончать, не уверившись в тождественности продуктов, полученных новым и прежним способами. На размышление ему было дано всего три дня, так как к изобретателю уже подсылала одна крупная немецкая компания. Необходимый анализ пытались поручить Дюрье; он отговорился трудностью произвести все нужные операции в течение сорока восьми часов и был так любезен, что указал на меня, как на единственного химика, способного на такой фокус. Я сумел это выполнить благодаря одному маленькому открытию, сделанному мной; оно позволяет осуществить в 24 часа некоторые операции, требующие обыкновенно нескольких дней. Административный совет щедро вознаградил меня за мою работу.
Я рассказал Тени все, до мельчайших подробностей; анализ дал мне понятие о том, в чем может состоять новый способ производства; открыть это было возможно лишь при помощи метода, лично мною придуманного. Я подробно описал этот метод в моем докладе и сообщил административному совету, что опубликование его позволило бы открыть секрет изобретателя. Я прибавил, что поэтому воздержусь от его разглашения и ограничусь только тем, ради своевременности заявки, что пошлю его в запечатанном конверте в Академию Наук.
— С вашей стороны это очень великодушно, — сказала Тень с нежным рукопожатием.
— Как же быть? Не мог же я обмануть моих доверителей! Они истратят громадную сумму на покупку способа, который, как мне кажется, патента не получит. Им, конечно, нежелательно, чтобы он стал общеизвестным; а если я сообщу о своем методе восстановления, то всякий химик, который применит его при анализе продукта фабрик этого общества, откроет способ его изготовления. Я думаю даже, что невозможно избежать этого досадного открытия; рано или поздно, через полгода или через десять лет, оно будет сделано. Общество знает это и должно устроиться так, чтобы покрыть все свои издержки прибылью двух первых лет. Третий год и последующие дадут громадные барыши. Можно много получить, но есть риск.
— Итак, мой бедный призрак, вы могли бы обеспечить себе много денег, если бы вы захотели продать или погрозили бы продать ваш способ? Однако, несмотря на вашу бедность, вас нс соблазнило это?
— Честное слово, нет!
— Я очень этому рада, — сказал призрак, снова благосклонно пожимая мне руку.
— Я сказал вам, кто я, — начал я после некоторого молчания, — а вы не оказали мне того же доверия. Вы знаете все мои тайны, даже те, которых я не должен бы вам открывать, если бы вы не были для меня дороже меня самого. Не спрашивая ваших, не могу ли я просить вас сказать мне, кто вы?
— Я? Я — Люси Франшар; мне двадцать два года; мой отец — бывший председатель Сенского суда; он вышел в отставку до моего рождения, когда франкмасоны сделались нашими господами. Мы живем в этом имении; мы проводим месяц в Париже, месяц в Бордо, месяц на морских купаньях или в Люшоне. С сентября до мая мы очень редко отлучаемся из замка Бализак.
— Так называется ваше поместье?
— Да. Моя жизнь очень спокойна, очень однообразна. При мне еще находится моя воспитательница; ей я обязана тем, что знаю немного языки — французский, английский, немецкий. Она выучила меня искусству мазать жалкие цветы на фарфоре; я посредственно играю на рояле. Я еще провожу с ней целые дни и стараюсь достигнуть уровня, до которого она возвысилась.
— Так она очень ученая?
— Она очень знающая и добрая. Это — поверенная моих тайн.
— Рассказали вы ей свои сны?
— Нет. Она имеет склонность к мистицизму, и я не хотела рассказывать ей о событиях, которым она придала бы преувеличенную важность. Отец и мать так насмешливо приняли мой рассказ о ваших первых появлениях, что я замолчала.
— Однако, если это — не сон! — произнес я после некоторого молчания. — Но как увериться в этом? Вы говорите, что живете в замке Бализак. Скажите ваш точный адрес.
— Люси Франшар в замке Бализак, община Бализак, Жиронда.
— Мой обыкновенный адрес: Антон Леир, заведующий лабораторией органической химии Естественного факультета, Бордо.
— Почему вы интересуетесь нашими адресами? — спросила Тень.
— Мне пришло в голову произвести опыт. Хотите помочь мне?
— Скажите сначала, что вы хотите делать.
— Я напишу вам в письме, что нашел ваши четки и готов предоставить их в ваше распоряжение в случае, если вы их, действительно, потеряли. Если вы будете помнить о нашем общем сне, ответьте мне, прося прислать их, и прибавьте несколько слов, напоминающих о доверии, которое я вам оказал.
— Хорошо.
После этого мы начали болтать: Тень заставила меня рассказать подробно о событиях, последовавших за смертью моего отца и, казалось, бессознательно искала случая выразить мне свою симпатию и расположение. Я находился бы еще подле нее, если бы ощущения оцепенелости и притяжения, о которых я вам уже говорил, не вызвали пробуждения.
— Написали вы условленное письмо? — с живостью спросил я у Леира.
— Нет, доктор; я очень хотел бы написать его, но мне стыдно самого себя.
— Надо написать.
Я дал бумаги своему пациенту, и он тут же написал следующее письмо: