Жестом указал на полицейского комиссара и продолжал:
Но что я, ах, ведь это глаз
Обман, – как будто бы спросонок:
С презрением таким на нас
Глядит не боров, – поросенок!
И перед концом третьего куплета, как бы показывая пример возлияния в честь богов, он опрокинул бутылку и вылил вино прямо на голову полицейскому чиновнику – тот, задрав подбородок, его слушал. Взбешенные солдаты тут уж без обиняков потребовали их впустить и, предшествуемые приставом – с него ручьями текло вино, и он вытирал лицо полой камзола, – бросились к лестнице. Испуганная служанка отворила им дверь, и ее тут же арестовали.
Первое помещение, куда вошли солдаты, – тот самый зал, где происходила пирушка. Там оставались из всего общества только женщины; при виде солдат они прижались друг к другу, бледные, с дикими, блуждающими взорами и, онемев более от страха, чем от неумеренного употребления вина, не могли произнести ни слова в свою защиту. Тотчас их всех забрали; в это время подошли ночные сторожа разных соседних мест, как бы в подкрепление солдатам, и им поручили вежливым образом отвести этих нарядных красавиц в госпиталь. Полицейский пристав, или комиссар, направился ко второй двери; на пороге встретил его мужчина величественного вида в коротком испанском плаще, украшенном богатым шелковым шитьем; в изысканно вежливых придворных выражениях он пригласил пристава войти в комнату, но попросил запретить это сопровождавшим его. Пристав согласился, приказав солдатам в случае надобности быть готовыми явиться на его призыв. Те, оставшись в зале, где еще не убрали со стола, почувствовав внезапно аппетит, принялись уничтожать остатки ужина – надо же чем-то заняться.
Вслед за своим проводником комиссар вошел в другую комнату и увидел на измятой постели какого-то господина, одетого весьма небрежно, в одной рубашке, который, заметив его, начал петь:
Вот по причинам, но каким –
Знать никому не подобает,
А потому и мы молчим, –
Король нам петь не дозволяет
Лихую песню лантюрлю!
Лантюрлю! Лантюрлю! Лантюрлю!
– В каком состоянии этот несчастный! – проговорил полицейский комиссар с видом некоторого сожаления и обратился к этому новому певцу: – Кто вы? И что вы здесь делаете? Ну же, отвечайте, молодец!
Тот, приподнявшись с трудом на ноги, ибо был пьян, пробормотал едва слышно, но с важностью:
– Кто я?.. Я – Великий Гедеон! Я пел… лантюрлю! – И снова повалился на кровать.
В это самое время из соседней комнаты показался прежний певец, подошел скорыми шагами к своему начальнику и затянул второй куплет песни:
Вот скоро королева-мать
Сюда в Париж к нам подоспеет,
И принц, брат короля, сказать
Тогда и слова не посмеет;
Все будет тихо, говорю,
Не пели б только лантюрлю!
– Какая дерзость! – возмутился комиссар. – Петь песни про королевскую фамилию!
Вошел третий и подхватил куплет второго:
Послы от всех почти держав
К нам ныне часто приезжают:
Торжественно пред троном став,
Все жалобами докучают
Они своими королю,
Что слышат всюду: лантюрлю!
Лантюрлю! лантюрлю!
– Каково! Насмехаться даже над иностранными державами! – проговорил комиссар.
Явился четвертый и продолжил:
Как жалобы свои послы
Красноречиво изложили!
И безбоязненно они
В глаза правительство бранили.
Что было делать королю?
Он отвечал им: «Лантюрлю!»
– «Лантюрлю»! – воскликнул до крайности раздраженный пристав. – Это ужас! Приписать подобное выражение его величеству королю Франции!
Пятый, не отставая от приятелей, начал вслед за четвертым петь следующий куплет:
А наш добрейший кардинал,
Боясь беды от этой ссоры,
Для них все сделать обещал,
Чтоб прекратить лишь разговоры.
Потом, оборотясь к Ботрю,
Сказал ему вслух: «Лантюрлю!»
– О, они даже и к кардиналу не имеют почтения!
Шестой последовал примеру пятого и подхватил:
Об этом деле известил
Наш нунций папу; то узнавши,
Отец святой наш огласил
Весь Рим, как бы шальной вскричавши,
В том подражая королю:
«Лантюрлю! Лантюрлю! Лантюрлю!»
– «Лантюрлю»! «Лантюрлю»! Запрятать вас бы всех в тюрьму! – проговорил полицейский чиновник, напевая на мотив песни, хотя был сильно взволнован от гнева.
Наконец шестой заключил:
Министр, чтоб Францию от бед,
Ей угрожающих, избавить,
Велел ко всем дворам ответ
Тотчас же письменный отправить,
И вот какого содержанья:
«Лантюрлю! Лантюрлю! Лантюрлю!»
И все хором повторили: «Лантюрлю!» после того как остальные вошли процессией в комнату, занимаемую Великим Гедеоном, и встали в два ряда, один напротив другого, у его кровати.
– Какое войско, подумать только! – изумился пристав. – Но будь вас здесь хоть сто человек, вы от меня не уйдете, негодяи! У меня вон там двадцать солдат, чтобы вас образумить! – И всмотрелся пристальнее в певца последнего куплета, который сам глядел на него с дерзкой, насмешливой улыбкой: – А, вот тот самый, который вылил на меня из окна вино! Как твое имя?
Тот, кому он задал этот вопрос, принял гордый вид, улыбнулся, закрутил вверх усы и с важностью отвечал:
– Я Жан-Пьер де Марильяк – вот мое имя! Клянусь Бахусом, что не отопрусь от него за стакан вина… который бы не выпил!
– Черт возьми! Откуда он украл это имя? – проговорил сквозь зубы комиссар, записывая его первым на своем листе.
– А твое? – снова начал он, подходя поочередно к певцам.
– Гуго Роберт, барон де Монтморен! Я так же не отопрусь от своего звания, как и Марильяк.
– Тебя как зовут?
– Генрих д’Эскар де Сен-Бонне, синьор Сент-Ибаль!
– Гм, синьор! – повторил с насмешкой пристав. – Дворянин вроде Готье-Гаргиля, не правда ли? Шутник ты эдакий! Нет нужды, все равно! Вы скажете про себя вернее, когда вас засадят в тюрьму. А твое имя как, неуклюжий?
– Людовик д’Астарак, виконт де Фантрайль, недоучка!
– Хорошо, потом… ну, ты, смельчак! Вишь все какие именитые! Говори же свое имя!
– Франциск де Поль де Клермон, маркиз Монгла!
– О! Далее.
– Я – Леон Потье, маркиз де Жевр!
– Так, теперь уже и маркизы пошли! – пожал плечами комиссар. – Да что это вы, молодцы! Разве мы здесь для того, чтобы выказывать себя один перед другим? Какой жалкий маскарад! А вы, – прибавил он, обращаясь к следующему, – пари держу, что вы герцог.
– Именно так: Роже дю Плесси, герцог Лианкур!
– А я герцог Рандо, наследный принц Бухский, маркиз Сенесей, граф Беножский и Флейский!
– Я герцог ла Рошфуко, принц Марсильяк, маркиз Гершвиль, граф де ла Рош-Гюион барон де Вертёль!