За городом стало получше: конечно, на грунтовой дороге попадались колдобины, но это все же не непрерывная тряска на булыжнике! Педро что-то напевал себе под нос, я обмахивался веером, изнывал от жары и жалел о том, что не купил вуаль – пригодилась бы от мух.
Через пару часов мы остановились на привал: во-первых, настало время сиесты, а заставить местного хоть что-то делать, когда у него сиеста, невозможно даже за большие деньги. Ну а во-вторых, жара стояла невыносимая, так что мы укрылись в тени чахлых акаций, перекусили, мой возница улегся поспать, накрыв физиономию шляпой, а я разделся до рубашки и тоже прилег. Правда, спать не хотелось, и я поглядывал по сторонам – вдруг попадется какой-нибудь интересный кактус? Но увы, пока видны были лишь опунции, а у меня их и так предостаточно. Что ж, может, позже…
Когда сделалось немного прохладнее, мы снова двинулись в путь. Педро клевал носом на облучке, смирный мул плелся вперед без понуканий, и я надеялся, что до темноты мы успеем добраться до ночлега – ночь тут наступает мгновенно.
Разумеется, никуда мы не успели, ночевать пришлось на подвернувшейся ферме. Я ничего не имел против, хотя любопытные детишки так и норовили потрогать настоящего гринго (а если выйдет, то и стянуть что-нибудь на память, хотя я и так отдал им всю мелочь). Ужин, правда, был скуден, а на мой деликатный вопрос хозяин только махнул рукой:
– Второй год неурожай. Засуха, сеньор! Мы молим Деву Марию о дожде, да только его нет и нет… Река совсем обмелела. Ее и так-то курица вброд перейдет, а тут, считай, пересохла, одни лужи на дне. Колодцы уже не спасают…
Я задумался.
– Говорят, – сказал Педро, – это снова из-за гринго, не в обиду вам, сеньор, я имел в виду янки, вроде бы вы так их называете?
(Я понял – это точно родственник портье, они выражались совершенно одинаково.)
– Ничего-ничего, продолжайте, – попросил я, давясь огненно-острой начинкой блинчика из кукурузной муки.
Консул хотел слухов и сплетен? Он их получит!
– Так вот, они хотят построить там, на выходе из долины, какую-то станцию, чтобы вертела колеса, которыми воду из шахт откачивают. И еще свет давала.
– Электростанцию? – подсказал я.
– Вот-вот, ее самую! Только они для того сперва выход из долины перекрыли… А там деревня была, кум мой оттуда успел уехать, как почуял неладное, слава святому Себастьяну! Затопило там все… Говорят, если забраться повыше, видно, как под водой крыши торчат. Была долина – стало озеро, – пригорюнился Педро.
– Так вот почему река пересохла! – хлопнул себя по лбу наш гостеприимный хозяин. – Она же с гор течет, как раз оттуда! Мерзавцы!
– Ничего-ничего, как построят эту свою станцию, будет у тебя в доме фонарь без свечи, сам собой станет гореть, – просветил его Педро, подумал и добавил: – Только стоить он будет, наверно, как вся твоя земля.
– Свечами обойдемся, – буркнул хозяин. – Давайте-ка спать, сеньоры. Вам лучше затемно выехать, по холодку. Мимо дороги-то не промахнетесь…
Я вышел прогуляться перед сном, прошелся вдоль ограды, но кактусов не было и тут. Впрочем, они никуда не убегут, а вот поручение консула… В целом, пока складывалась достаточно ясная картина: серебряные рудники, необходимость их осушать, новые машины, для использования которых потребовалась постройка гидроэлектростанции, а как следствие – иссякшие речушки, берущие начало где-то в горах, засуха и голод на равнине. Вот вам и причина недовольства крестьян. Главное, чтобы не додумались взорвать плотину, а то их и смыть может…
Но причем тут Стрелок? Или он не имеет отношения к этому делу? Либо же это месть за затопленную долину, погибший на корню урожай и изобиженных девушек? Помнится, есть тут какая-то легенда о мстителе, правда, нечеловеческой природы, этаком воплощенном народном гневе.
Я решил подумать об этом завтра: Педро обещал разбудить до рассвета, нужно было выспаться…
3
По утренней прохладе ехать было даже приятно, и я совсем расслабился, когда мул вдруг встал, как вкопанный. На дороге перед нами загарцевал на белом коне неизвестный в маске, широкополой шляпе (копии моей) и с пистолетом в руке.
– Святая Мадонна, Стрелок! – охнул Педро, вцепившись в поводья. – Прячьтесь, сеньор!
– С какой это стати? – не понял я и вынул револьвер, изготовившись к стрельбе. – И, главное, куда?
– Доброго утра, сеньоры! – крикнул незнакомец в маске. – Прошу прощения за то, что прерываю ваше путешествие, но я немного поиздержался… Одним словом – кошелек или жизнь!
Вместо ответа я выпалил в воздух. Белая лошадь взвилась на дыбы, а Стрелок в попытках успокоить ее и удержаться в седле потерял шляпу.
– Ах вот вы как, сеньор! – воскликнул он. – Ну что ж, считаю до трех, а потом начну стрелять…
– У вас курок не взведен, – любезно сообщил я, и юноша (а заметно было, что он намного моложе меня) на секунду растерялся. Пожелай я, вполне мог бы его пристрелить, но я не настолько кровожаден. – Знаете, Педро, по-моему, это никакой не Стрелок. Мне говорили, он мастерски управляется с револьвером, и что я вижу? Или местные бандиты не чета техасским?
Это явно задело грабителя за живое.
– Что, гринго, только в молоко умеешь палить? – выкрикнул он.
– Не только, – скромно ответил я. – Ну хорошо… видите во-он на той опунции цветок? Собьете его с этого самого места первым же выстрелом, я поверю, что вы действительно Стрелок.
– На что держим пари? – деловито осведомился молодой человек.
– Какое пари? – не понял я. – Я просто хочу удостовериться, что меня грабит прославленный бандит, а не какой-то молокосос, нацепивший дедушкину шляпу и не умеющий толком сидеть в седле!
– Ну что ж, сеньор, я докажу! – гневно фыркнул он и развернул лошадь.
– Стрелок обычно атакует на полном ходу, – подсказал Педро.
– Не надо, это жестоко. Видели, какая у него нервная кобыла? – негромко ответил я. – Убьется еще, чего доброго.
– И то верно, грех на душу брать… – кивнул возница. Наш мул только ушами прядал, но с места не двигался, а вот белая лошадь приплясывала на месте. – Я еще подумал: вроде все говорят, у Стрелка вороной жеребец, послушный, а тут, сами видите…
Юноша тщательно прицелился… Грянул выстрел. Опунция, как я и ожидал, стояла цела и невредима, цветок по-прежнему красовался у нее на макушке, будто у модницы на шляпке.
– Поздравляю, вы проиграли, – сказал я. – Трогаемся, Педро. И так много времени потеряли.
– Стрелок! – пренебрежительно бросил возница, сплюнул в пыль и взял поводья. – Промазал на милю! Я вон кнутом могу с уха мула слепня снять, а этот выпалил в белый свет!
– Вот-вот, Стрелка так же нахваливали… Ну, едем!
– Нет уж, постойте! – юнец подскакал к самой повозке. В прорезях маски яростно сверкали черные глаза. – А вы, сеньор, не удивите ли своей меткостью ничтожного бандита?
– Приятно слышать, что вы осознаете свой статус, – ответил я и встал. – Надеюсь, вы сделаете скидку на мои почтенные годы и не потребуете сесть верхом? Прекрасно. Тогда я буду стрелять навскидку, по вашему сигналу. Идет?
– А что на кону? – повторил он.
– Если я выиграю, вы снимете маску, – на ходу придумал я. – Если проиграю, так и быть, отсыплю вам десяток песо на бедность, а то у вашей доходяги уже мослы наружу торчат!
Он вспыхнул, но промолчал. Вблизи и впрямь было видно, что лошадиные бока напоминают стиральную доску, да и вообще кобыла выглядела неухоженной.
– По рукам, сеньор! – сказал он. – Приготовились? На счет три… И-и-и… Три!
Этот фокус был мне давно известен, сам сколько раз им пользовался.
Я картинно сдул дымок с дула револьвера и посмотрел на проигравшего. Меткость и твердую руку не пропьешь! Хотя нет, второе как раз пропить вполне реально…
– Ваша взяла, сеньор, – печально сказал горе-бандит и снял маску.
Физиономия у него оказалась довольно симпатичная, характерная для местных уроженцев. На вид парнишке было лет двадцать, но здесь рано взрослеют, так что ему могло оказаться и пятнадцать.