Перед тем как уйти в дом, я незаметно взяла нож со стола

и спрятала его под юбку платья. Вот и наступила наша первая

брачная ночь. Я стояла и смотрела на кольцо, обвела своим

взглядом комнату. Сзади ко мне подошел Вурал и с нежнос—

тью сказал:

– Как здесь хорошо, правда? Ты еще увидишь дом в Стам—

буле.

Я заулыбалась в ответ и спросила Вурала:

– Полагаю, ты гордишься собой. Сделал всех счастливыми,

а себя нет? Зачем ты сделал это?

– При чем тут это, Бихтер?

Тут я повернулась и дерзко прокричала:

– Увы, не получилось у твоего брата завладеть мной, но

получилось у тебя, верно?

– О чем ты?

– О том, что твой брат преградил мне путь и сказал, что,

живой или мертвой, но я буду его. Он ждал столько лет, чтобы

посмотреть на меня. Я сказала, что умру, но не выйду за драго—

ценного сына Устюнов. Как я ошибалась. Твой брат сдержал

свое слово! – разгневанно прокричала я.

Вурал посмотрел на меня, а после сказал:

– Хватит! Здесь нет моего брата! Нет! Но здесь есть я, твой

муж, и ты будешь моей!

Схватив меня за руку, он захотел свалить меня на кровать,

но не смог. Я резко вытащила нож и сказала ему, прижав лез—

вие к его шее:

– Ну уж нет, Вурал Устюн, лучше я убью тебя и себя, но не

стану твоей. Да ты хоть раз видел, как перерезают горло челове—

ку? Нет? А я видела, как она упала, пытаясь что—то сказать,

Мельтем захлебывалась своей кровью, она была совсем ребен—

ком. Она затихла, и по ее щеке стекала последняя живая слеза.

Потом она умерла. Все они умерли из—за кровной вражды! Они

все умерли, и ты умрешь, если тронешь меня. Тебе ясно?

В глазах Вурала я увидела страх и сожаление. Он посмотрел

на меня с грустью и тоской и еле—еле вымолвил:

– Да.

Мы всю ночь проспали на разных краях кровати. Воздух был

заряжен напряжением и ненавистью. Если честно, мне было

немного страшно. Мы вздрагивали от каждого шороха, глядя

друг на друга, и снова затихали. Тревожились при каждом шеве—

лении тела, звуке, дрожи и шорохе.

Наконец—то наступило утро, и мы полетели в Стамбул. Пос—

ле напряженного полета нас встретили в аэропорту Стамбула.

Я ехала в одной из машин вместе с Вуралом, госпожой Белькиз,

сестрой Фереде и ее дочерью Ясмин. Эта прелестная девочка

смотрела на меня, не отводя взгляд. И я осмелилась ее спросить:

– Почему ты так смотришь на меня?

– Просто.

Увидев, как я завела разговор с девочкой, сестра Фереде

прижала ее к себе, а госпожа Белькиз со злобой прокричала:

– Разговаривай с ребенком нормально!

– Мама, а что она такого сказала? – спросил у нее Вурал.

Я уже не могла выдерживать этого унижения и заплакала,

смотря в окно. Ясмин еще раз посмотрела на свою маму и потом

сказала ей:

– Мама, а невестка плачет!

Женщина злобно посмотрела на меня исподлобья и сказала:

– Пусть плачет! Пусть проплачет до конца своей жизни!

Ее слова сильно ранили меня. Мне неожиданно стало так

больно, как никогда раньше. Сидя в машине и смотря в окно,

я наблюдала, как жизнь мчится перед моими глазами, как эти

дома, витрины, рекламные щиты. Я понимала, что теперь меня

ничего здесь не держит, казалось, что та ниточка, за которую

держалась, порвалась, и я падаю в ту черную глубокую пропасть.

Глядя на ручку двери машины, я подумала, что это и есть шаг

к свободе, шаг к моему освобождению от этого ада. Рука, словно

завороженная, стала ласкать эту маленькую черную ручку авто—

мобиля. Я ничего не слышала, закрыла свои печальные глаза,

резко открыла дверь и выбросилась из машины. Это все про—

изошло так молниеносно, что никто ничего и не понял. Лишь

услышали скрежет тормозов и сильный стук.

Иногда у нас нет иного выхода, кроме как покончить с собой,

для того чтобы стать свободным и не причинять боль окружа—

ющим. Мы совершаем эти безумства от безысходности, когда

нет иного выхода. Если ты решишь остаться в этих муках, ты

будешь словно выбросившийся на песчаный берег и яркое солн—

це кит. А я решила залечь на дно этого океана.

Несчастная Фереде от испуга ничего не могла вымолвить.

А маленькая девочка с ужасом плакала и кричала:

– Мама! Мама! Мама! Бихтер выпала из машины!

Вурал резко остановил автомобиль и оглянулся назад, но

меня не было на заднем сиденье, лишь была открыта дверь. Он

в ту же секунду выскочил из машины, увидел перед собой

ужасную картину: я лежала почти под колесами мощного вне—

дорожника, на бампере автомобиля была большая вмятина

с пятнами крови, и огромная лужа крови была подо мной. От

сильного удара у меня болело все тело. Я была в сознании

и смутно видела, как Вурал подбежал ко мне. Малютка Ясмин

тоже выбежала из машины и что—то кричала, но в моих ушах все

звуки смешались. Сестра Фереде пыталась успокоить ее, но это

у нее не выходило. Я все лежала и нашептывала чуть слышно:

Я слушаю Стамбул с закрытыми глазами.

…Как на рассвете с утреннею мглой,

В лесу с росистою листвою…

Приду к тебе весною.

Я слушаю Стамбул с закрытыми глазами.

Под осенний дождь я приду к тебе росою

И положу четыре розы

На надгробие твоей могилы.

…Тихонько шепчется с листвою…

И ты идешь ко мне мечтою,

Как Бог, сошедший с тех небес.

Я слушаю Стамбул с закрытыми глазами.

Я слушаю… Я… Стамбул…

Не дошептав это стихотворение, я потеряла сознание.

Вурал подбежал и упал на колени около меня, лаская мои

волосы, стал шептать:

– Прости меня, Бихтер. Я не хотел, чтобы так произошло! Не

хотел.

Он заплакал, обнял мою голову и продолжал рыдать. Кто—то

из толпы, которая собралась вокруг нас, вызвал скорую. Доно—

сились крики: «Она мертва!›>, «Не знаю», «Возможно», «Нет, смот—

рите, она дышит», «Значит, жива», «Интересно, а зачем она это

сделала?», «Не знаю», «Возможно, этот парень ее муж?», «Нет.

Кажется, он ее брат».

Я лежала на асфальте, бледная, вся в крови и ссадинах. Они

были на лице, руках и по всему телу. Лежала и словно задыха—

лась, мне было все тяжелее и тяжелее дышать. В этот момент мне

казалось, что я стою одна в пустыне. Там никого вокруг не

было – лишь я одна. Невыносимая жара поглощала меня,

а солнце светило все ярче и ярче, под ногами – раскаленный