– Бастард ли за этим стоит, или же это старый Амьен опять мутит воду, ничего хорошего это не обещает. – задумчиво протянул Бодуэн. Очевидно он был самым спокойным и взвешенным из всех троих.

Анна почувствовала дурноту. Долгое путешествие изнурило ее, события последнего дня и вовсе обессилили ее. А тут с головой сразу приходится окунуться в новую и чужую пока для нее политику. Столько новых и незнакомых, ни о чем не говорящих ей, имен, титулов, названий и событий кружило голову. Голова раскалывалась, а глаза закрывались сами по себе, испытывая острую необходимость в сне. Но как было возможно удалиться с этого ужина в узком кругу, чтобы не возникло обиды у его участников и не пропало желание приглашать ее впредь сюда, Анна не знала. Мужчины углубились в обсуждения ситуации, рассуждая о расстановках сил на Севере, и перестали обращать внимание на княжну. На помощь, внезапно, пришла верная Милонега. Она специально выронила из рук бронзовый кувшин с вином. Грохот был оглушительный, он эхом прокатился по комнате и затих вместе с разговорами мужчин. Они уставились на русинку не понимающе, но очень скоро взгляд короля сменился на гневный:

– Ты что себе позволяешь?! На конюшню захотела?

Милонега побелела, но не отступила назад

– Ваше Величество, – Анна поняла замысел подруги и пришла ей на выручку. – прошу простить мою служанку. Мы проделали такой длинный путь, да и переживания последнего дня – слишком большое испытание для юной девушки. Я и сама валюсь с ног от усталости, что уж говорить о Милонеге?

– Конечно, княжна. – неожиданно осекся король. Его гнев сменился неумелым смущением. – Вы безусловно устали с дороги, а мы надоедаем вам нашими мужскими разговорами.

– Вовсе нет, Ваше Величество . – улыбнулась Анна, но постаралась продемонстрировать усталость в глазах. – Мне очень интересно, и я бесконечно благодарна вам за ваше приглашение.

– Однако час уже поздний. – непреклонно ответил король. – Ступайте к себе, завтра наши каноники обсудят с вашими посланцами детали брачного договора. А пока отдыхайте. Доброй вам ночи.

– Вы так внимательны, Ваше Величество, что я не могу отказаться от вашей заботы. – она встала, стараясь сделать это с показной неохотой. – Доброй ночи, Ваше Величество. Господа. – Анна кивнула королевским любимцам. Те ответили ей почтительным поклоном головы. Но прежде, чем княжна повернулась к ним спиной, она столкнулась взглядом с графом Валуа. Он снова буквально обжег ее своими горящими зелеными глазами. На его породистом лице не было больше самодовольной улыбки, он сейчас был похож скорее на хищного волка в своей гриве курчавых волос и полыхающими глазами, который учуял запах добычи. Ее щеки снова залил румянец, а в мыслях наступил хаос. Пока это не стало заметно, Анна резко повернулась, качнув толстой косой, и удалилась в сопровождении, опустившей «виновато» глаза Милонегой

Восходящее утреннее солнце золотило шпили и крышу замка То – бывшей излюбленной резиденцией правителей из династии Каролингов. Впервые за много дней, мрачные низкие тучи рассеялись, и тепло и свет весеннего светила щедро одаривали изголодавшуюся за долгую зиму землю. Рауль любил солнце, такое редкое для его страны. Любил его теплые ласкающие лучи, любил и полуденную жару летних дней, которое оно приносило. Его жесткое сердце бывалого воина оживало, когда дневное светило озаряло своим светом все вокруг. Когда-то, в детстве, его дядя Фульк, епископ Амьена, рассказывал им с братом о том, что в далеком прошлом их предки-язычники поклонялись солнцу как божеству. Отмечали солнечные праздники, приносили жертвы и строили капища в его славу. Если это было правда, то Рауль понимал их: солнечный свет и тепло, золотящее лицо и прохладный весенний ветерок вселяли в него куда больше сил и энергии, а тело и душа чувствовали себя более очищенными и легкими, чем после многочасовой мессы в мрачных христианских храмах, где нудные священники долго и заунывно призвали к смирению и покаянию, пугая паству рассказами о геенне огненной, куда все непременно попадут.

И этим утром граф пользовался моментом, стоя возле открытого окна своих покоев в замке, сложив руки на груди и подставив лицо солнечному утреннему теплу. Он с наслаждением вдыхал сырой запах оттаявшей земли, прохладный ветерок, доносившийся из окрестных полей, а слух ласкал пение жаворонка.

В этом году зима была необычно холодной и суровой. В деревни пришел голод, и крестьяне из-за обрушившегося мора, совсем пали духом. Но вчера люди начинали обрабатывать поля, ковыряя измученную землю. Песня полевого жаворонка возвещала начало весны. Но сейчас, ему почему-то казалось, что птица знаменует начало какой-то новой эпохи в стране, словно все вокруг пробуждалось ото сна и впереди ждало только светлое будущее.

Несмотря на апрельскую прохладу и открытое окно, граф стоял в короткой льняной рубашке с распущенной шнуровкой у горла, густые каштановые кудрявые волосы ниже плеч были собраны на затылке в хвост, оставляя шею голой, обтягивающие, но не стесняющие движений, штаны были заправлены в высокие до колен сапоги для верховой езды. Он смотрел в окно с, казалось, совершенно отрешенным взглядом, погруженный в собственные мысли, но на самом деле внимательно слушал сидящую посередине комнаты даму. Она, опустив глаза и теребя платок, запинаясь, рассказывала, стоявшему к ней спиной графу и исподволь за ним наблюдала со смесью тоски и грусти в глазах:

– После ужина княжна вернулась в крайнем возбуждении. Отпустила всех дам ночевать, осталась только Милонега и я. Долго стояла на коленях перед Святым распятьем, молилась на своем языке. Но епископ Готье сказал, что она прочитала все положенные молитвы. Потом удалилась почивать. Утром проснулась в дурном расположении духа, еще до утренней молитвы велела собрать постельное белье и одеяла с подушками и выставить их на дворе просушить и проветрить, все окна приказала открыть нараспашку. Только после этого прочитала опять-таки на своем варварском языке молитвы, переоделась, переплела прическу, отказавшись прятать волосы под чепец как положено. Спрашивала у меня как называется кафедральный собор Реймса. Только после этого приказала принести завтрак. – женщина сделала паузу и робко посмотрела на Рауля. Тот не двигался, продолжая смотреть в окно, вид из которого открывался на Башню, куда поселили киевскую княжну. Казалось, он не слышал рассказа, погруженный в одному ему известные мысли. Но она знала, что это не так. Он внимал каждому ее слову, запоминая и обдумывая. Такой это был человек. Умение бороться и побеждать было у него в крови, огонь Карла Великого горел у него в сердце ярче, чем у всех остальных потомков вместе взятых. Даже его гордая посадка головы, прямая спина и широко расставленные ноги в этой позе выдавали в нем воина и победителя. А он с детства был таким, как она помнила.

– Все? – внезапно спросил он, не поворачивая головы. Женщина вздрогнула, внезапно осознав, что слишком долго молчит и откровенно любуется графом де Валуа, а в груди тлеют, казалось, давно погасшие за столько лет угли чувств.

– Все. – кивнула она. Он сделал глубокий вдох, прикрыв глаза. На его каменном лице не отобразилось никаких эмоций. Не спеша он подошел к женщине, с надеждой и щемящей тоской в глазах смотревшую на него. Полминуты он прищурившись смотрел на нее сверху вниз и внезапно стальная рука крепко сжала ее горло под подбородком. Полные ужаса глаза уставились на него.

– Все ли ты мне рассказываешь, мышка? – прошипел он, зеленые глаза, не скрывая гнева, метали искры.

– Клянусь тебе, Рауль, я рассказала все! Отпусти, мне больно! – жалобно прошептала она.

– В таком случае, Беатрис, – он перехватил хватку, взял ее подбородок указательным и большим пальцем, – что за чушь ты мне тут несешь? Я тебя зачем приставил к ней? Чтобы ты была моими ушами и глазами при ее дворе. Мне нужно знать, что она делает, что говорит, о чем рассказывает, с кем встречается! – он разжал пальцы, и напряженная до предела женщина едва не плакала от ужаса и боли. А он снова вернулся к окну, но в этот раз не поворачивался к собеседнице спиной, продолжал ее сверлить взглядом. – Куда ходит, какие планы строит! Вместо этого ты мне тут плетешь какую-то околесицу!