Короля, видимо, уже переодели в другой комнате, так как на нем был только расшитый меховой халат поверх ночной сорочки. Он тяжело дышал и пошатывался, так как от выпитого вина сильно захмелел. Шарль помог ему снять халат и лечь в кровать рядом с молодой женой. Анна ощутила, как сильно продавился под ним матрас, от чего она сама едва не упала на него сверху на глазах у всех присутствующих. А их ждущий вид очень ее смущал и заставлял чувствовать себя неловко. Они все стояли над лежащими молодоженами, словно хотели быть свидетелями как брак будет осуществлен в финальной стадии церемонии. Генрих продолжал тяжело дышать рядом неподвижно, распространяя вокруг себя запах пота и вина. Анна, заливаясь румянцем смущения, неловко балансировала на перине, стараясь не потерять равновесия, и вопросительно смотрела на окружающих и в частности на баронессу. Та безмолвствовала и стояла как каменная статуя Девы Марии. Милонега так же, не понимая, взирала на присутствующих и соответственно покидать подругу не собиралась.
Но вскоре все встало на свои места: в покои зашел архиепископ Реймса в сопровождении нескольких служек с дымящимся кадилом. Будучи слегка навеселе, священник прочитал длинную молитву, размахивая дымящимися благовониями, и перекрестил королевскую кровать.
– И сказано в Писании: «Плодитесь и размножайтесь!». Да последуйте его Заветам, сохраняя священные узы брака. – закончил он. После чего, наконец, все по одному удалились из покоев. Милонега шла последней, и у самой двери обернулась, словно не желая уходить, и подмигнула Анне. Княжна на секунду перенеслась в Киев на несколько лет назад. Она вспомнила, как в девичьей светлице готовили к такой ночи пылающую румянцем смущения прекрасную Елизавету, как радостно, предвкушая, улыбалась Анастасия, распуская волосы перед встречей с Андрашем. Помнила, как потом обе хихикая, счастливые секретничали на утро с Агатой, самой старшей замужней княжной. Разумеется, сестры кое-что и самой младшей рассказывали о том, что происходит на брачном ложе и Анна знала, что ее ждет. И вот сейчас, лежа в одной постели с собственным мужем, она с удивлением осознала, что ее вовсе не одолевают чувства огромного счастья и предвкушения, в отличии от рассказов княжон.
– Неужели сестры чувствовали такое? – проносилось у нее в голове. – Тогда зачем они так бесстыдно лгали, говоря, что нет ничего слаще объятий любимого венчанного мужа?
Генрих тем временем издал какой то не то всхрап, не то хрюк, вздохнув и повернулся к молодой жене. Минуту он рассматривал ее пьяными абсолютно счастливыми глазами.
– Наконец-то мы одни. – пробасил он. – Наконец-то ты моя.
– Я ваша покорная жена. – опустила глаза Анна. Он приподнялся с трудом и навалился на нее всем телом. Едва не задыхаясь от отвратительного запаха кислого вина, пряного мяса и пота, Анна поерзала, стараясь подобрать наиболее удобную позу, чтобы не бояться быть раздавленной могучим телом мужа. А он тем временем целовал ее как голодный, дорвавшийся до еды, оставляя следы слюной, сжимал ее в своих объятиях как в тисках, от чего у нее перехватывало дух.
– И это и есть то счастье, о котором так блаженно рассказывала сестрам Елизавета? – подумала Анна, едва сдерживая рвотные позывы и крики боли. Она закрыла глаза, чтобы легче было расслабиться и постараться не думать о происходящем. Но стоило ей закрыть глаза, как перед внутренним взором предстало совсем другое лицо. Она почувствовала, как лежащее на ней тело мужчины помолодело лет на 10,похудело на несколько пудов, а объемный живот, вдавливающий ее в перину, пропал. Ее целовали совсем другие губы, жадные, горячие, зовущие, такие притягательные, как и его зеленые глаза. Сама не понимая, что делает, она провела ладонями по шее мужчины, запустила руки в кудрявые волосы и ощутила, что их длина достает чуть ниже плеч. Она ласкала эти волосы, позволяла целовать себя этим губам и со страстью отвечала на них. Железные объятья, сжимающие ее тело, приводили ее в восторг, захватывало дыхание от удовольствия и желания. Мужчина же на ней, казалось, просто озверел от ее неожиданного чувственного поведения. Он издал рычание и резко вошел в нее. Острая боль на секунду заставила открыть глаза и Анна внезапно осознала, где находится и что происходит. Ужасное понимание окатило ее ушатом холодной воды. С широко раскрытыми глазами смотрела она, судорожно напрягая мышцы, на гримасы страсти Генриха, слушая его стоны и восклицания. К счастью, они длились недолго. Через пару минут король издал протяжный стон и обмяк. Он поцеловал жену, перекатился на свою половину как бочонок с вином, блаженно улыбаясь.
– Ты просто волшебница! – проговорил он, засыпая. – Так хорошо мне не было еще ни с одной женщиной. – он широко зевнул, устроился поудобнее и взял ее за руку, засыпая. – Мы будем с тобой счастливы… все у нас будет хорошо… ты родишь мне детей, а я…
Но что король собирался сделать для их семейного счастья взамен на детей, он договорить не смог, так как его сморил сон и он громко захрапел. Анна, так и лежавшая неподвижно с того момента, как открыла глаза, слегка расслабила тело, напоминавшую туго натянутую струну. Она смотрела в потолок, приводя в порядок дыхание, боясь разбудить мужа. Когда Генрих захрапел, девушка осторожно высвободила руку, встала с кровати и накинула шерстяную накидку, оставленную заботливой Милонегой. Тело сводила странная судорога, сердце билось как птица в клетке, а все ее члены были словно деревянные. Голова слегка кружилась, и во рту был мерзкий привкус, подступающей рвоты. Шатаясь, Анна подошла к окну, в которое заглядывала полная луна, и невидящими глазами уставилась на звездное небо. Но очень скоро ее босые ноги окоченели от холодных плит пола и она села в одно из кресел перед камином. В ушах шумело, хоть свежий воздух от окна и снял головокружение, а тело по-прежнему била дрожь. Анна налила себе вина из кувшина, оставленного баронессой. Кто-то говорил ей, что по местным обычаям в спальне молодоженов оставляют специальное пряное вино, чтобы подкрепить силы новобрачных. Но сейчас молодой королеве было необходимо наоборот успокоиться, и с этой задачей вино справлялось. Через несколько глотков сердце сменило бешеный ритм на нормальный, тело перестало напоминать дерево, тошнота ушла, а огонь камина согрел озябшие ступни, покоившиеся на небольшом куске овчины. Но мысли и чувства неслись в голове галопом, заставляя хозяйку делать новые глотки пряного сладкого вина. Позади нее на широкой кровати храпел ее муж, которому она поклялась в верности до гробовой доски перед Всевышним Богом. Как и все ее сестры, она сочеталась с человеком, выбранным ее отцом и матерью, выполняя долг дочери. Как и все ее сестры, она разделила с ним ложе. Но не чувствовала себя ни на крупинку такой же счастливой как остальные Ярославны. Почему? Да все просто! –горько усмехнулась Анна. – в отличии от всех своих сестер она вышла замуж за человека, годящегося ей в отцы. Она помнила героического воинственного Гаральда, молодого насмешливого Андраша с подтянутой фигурой, помнила и деликатного Эдуарда – юного красивого и изящного как девушка с густым румянцем смущения на щеках. Как были прекрасны княжны, стоя рядом с супругами. И только ей достался немолодой, некрасивый выпивоха, грубый и невоспитанный женоненавистник. Ах, батюшка, зачем же ты так не любишь свою младшую дочь, что из всех монархов Европы ты выбрал ей именно этого короля? А матушка? Как же она допустила…– но тут Анна остановила свои жестокие и обидные мысли и вспомнила мать. Внезапно у нее открылись глаза на жизнь княгини. Теперь королева Анна смотрела на супругу Ярослава другими глазами, не как дочь, но как сторонняя женщина. И увидев, ужаснулась – до того оказалась схожа их судьба. Принцесса Ингигерд была вынуждена нарушить слово принцу Олаву, данное еще девочкой, с которым выросла. Уехать в далекую Русь и выйти замуж ей – 18-летней самой прекрасной девице во всей Швеции за сорокалетнего хромоногого Ярослава, который был скорее хитер и умен, чем храбр и воинственен. Более неподходящей пары найти было сложно и юной княгине, попавшей в водоворот распрей за трон своего покойного свекра, пришлось встать вместе с мужем во главе войска и, порой, лично вести его в бой, с мечом отстаивая право мужа на киевский стол. Плести интриги, заключать политические браки и терпеть несносный характер стареющего мужа, который чувствуя собственную ущербность, постоянно ревновал яркую и красивую супругу по отношению к королю Норвегии Олаву. Поговаривали, что у него были основания, так как княгиня никогда не забывала своего первого жениха, храня в своем сердце любовь к нему. Сейчас Анна понимала мать как никогда раньше – делить ложе и рожать от нелюбимого мужа, которому поклялась быть верной и учить тому же дочерей, хотя и мечтать о другом. О другом… – Анна сделала еще глоток вина, так как ее щеки запылали как огненные, а в голове зашумело. Ей было стыдно за то, что произошло. Она, венчана перед Богом, разделила брачное ложе с мужем, но в мыслях была вовсе не с ним. Какой кары ждать ей от небес за такое прелюбодеяние? – она сжалась вся в комок, словно ее вот-вот поразит огонь небесный, но ничего не произошло, и перед Анной снова предстал граф Рауль. Как всегда, дерзкий, лукаво сверкающий зелеными глазами, и хитро улыбающийся. Надо было признать, что все то, чему ее учили строгие наставники всю ее жизнь, разбилось здесь и сейчас. Разрушилось и превратилось в пыль, столкнувшись с этой улыбкой и хитрым прищуром. Анна с горечью осознала, что ее безумно влечет к этому мужчине. Но почему – понять не могла. Красивым назвать его было сложно: тонкие губы, слегка выдвинутая вперед нижняя челюсть, орлиный нос с горбинкой. У себя дома она видела куда более красивых мужчин, особенно среди спутников Гаральда, но почему-то именно лицо графа Рауля останавливало ее взгляд – неправильный прикус не только не уродовал лицо, но придавал ему скорее особый шарм, слишком крупный для того, чтобы считаться красивым нос делал лицо мужественным. Его глаза? Может дело в них? Удивительные зеленые в сочетании густыми каштановыми локонами? Безусловно, они околдовывают. Или то, как он смотрит на нее? Анна помнила, как смотрели на нее некоторые варяги на свадьбе Елизаветы, но их взгляды скорее пугали Ярославну, чем порождали иные сладкие мысли. Помнила она и как смотрел на княжну император Генрих, когда она со своим кортежем проезжала по его землям, и им был оказан пышный прием. Императрица, дочь герцога Аквитании, сидела рядом с мужем и давилась желчью, видя, какие нескромные взоры кидает ее супруг на русинку. Анна тогда еще с злорадством думала, что предпочтя политический союз Генрих был вынужден делить ложе с некрасивой серой мышью с раздутым самомнением и изводящей мужа своей ревностью. Жалел ли император о том, что отказал послам Ярослава тогда, несколько лет назад, глядя на прекрасную дочь князя, Анна не знала. Но ловя его просящие взгляды, поддавалась на уговоры задержаться при дворе еще немного. Однако и он не трогал души и сердца княжны. Ее готовили быть образцовой христианской женой и королевой, и она стойко оберегала свой покой, храня всю свою любовь и нежность для назначенного ей Богом и отцом мужа. И ради чего? Чтобы в тот самый момент, к которому она так готовилась, изменить супругу? Пусть и в мыслях, но факт остается фактом: она была с другим мужчиной. И что девушку пугало и мучило презрением к самой себе – будучи, хоть и в своих фантазиях, в его объятиях она была счастлива. Она жарко ловила его поцелуи, отдавалась вся, без остатка… Но стоило мороку упасть, и осознать кто лишал ее девства, как она превратилась в деревяшку мореного дуба. Что с ней? – Анна глядя в огонь камина вспомнила эти сладкие минуты их воображаемых поцелуев, жарких объятий, вспомнила его такие манящие густые волосы, которые так и влекут запустить в них ладонь, вспомнила его шрам на виске и почувствовала, как жар желания накинулся на нее с новой силой.