Да, мать твою, я знаю. Но что делать, если внутри кроме жесткой порнографии ничего не рождается? И я совсем не извращенец. Это проявление моей внутренней ярости на мир, который я вижу вокруг себя. Я лишь отражаю, проецирую его в строки. Я не виноват в том, что вижу свои истории такими. Но разве это не то, чего от меня так ждали? Разве скандальный фильм, прошедший по миру с триумфом, не имел в своей основе тот же смысл, что и в истории с немой мазохисткой?

– Алекс, сотый раз говорю, даже жестокость должна быть красивой, оправданной, поданной в приличной упаковке. А то, что ты пишешь, тянет как минимум на обвинение в порнографии. Ты знаешь сам все инструменты, которые должен использовать. Какого черта ты упрямишься?

Стискиваю зубы, пытаясь прогнать из головы отчитывающий голос Стейси. Иногда она бывает хуже зубной боли и того незабываемого психолога с очками-лупами, на сеансы к которому мы недолго ходили с Анной. Подняв руку, бросаю быстрый взгляд на циферблат часов. Я опоздал на собрание ректора, и смысла торопиться нет, но смешанная разнопёрая толпа белых воротничков, бизнесменов, бродяг и бездельников не дает никакого шанса замедлить темп, увлекая за собой.

Вырываясь из одного течения, я вливаюсь в другое, не такое многолюдное. Впереди перекресток, я замечаю зеленый сигнал светофора и ненадолго отвлекаюсь на небольшую суматоху впереди. Загорается красный свет, заставляя меня резко остановиться и сделать шаг назад на безопасный тротуар. Народ быстро рассеивается, освобождая дорожное полотно для движения автомобилей. И только одна девушка, которая и стала причиной суматохи, привлёкшей мое внимание, остаётся на белой разметке на другой стороне дороги. Кажется, ее толкнули, и она уронила телефон, разлив при этом кофе. Обычная история. Видимо, дерьмовое утро выдалось не только у меня. Но в данный момент мой сарказм неуместен, потому, как неуклюжая крошка не спешит убраться с перекрёстка и наклоняется, чтобы поднять свой телефон. Автомобили уже начинают движение. Справа прямо на нее несется такси. Вот черт.

Я действую исключительно инстинктивно. Бросаюсь вперед, преодолевая переход за считанные секунды, и толкаю девушку на тротуар, падая сверху, успевая подложить ладонь под ее голову, чтобы она не разбила затылок об асфальт, другой рукой опираюсь о землю, удерживая свой вес, чтобы не раздавить девчонку.

Черт, это точно может быть сценой для бульварного романа. Возможно, именно такой и ждут от меня издатели. Спасатель Джордан. Герой, мать вашу.

Опускаю взгляд на лицо спасенной девушки, встречаясь с глубокими почти черными огромными перепуганными глазищами. Она довольно симпатичная и совсем юная, и смотрит на меня с таким потрясённым выражением, что я немного теряюсь в темно-вишневом взгляде. А когда девушка прижимается лицом к воротнику моего пальто, и втягивает аромат моего парфюма, я впадаю в легкий ступор. Я не каждый день спасаю смазливых девиц, которые балдеют от запаха Dior Fahrenheit, которым я пользуюсь уже много лет. Странное ощущение, но приятное. Сбросив наваждение, я встаю на ноги и помогаю подняться девушке, которая продолжает пялиться на меня, как на героя в сверкающих доспехах. Черт, надеюсь, что она меня не узнала. Ненавижу вопросы вроде: «А вы тот самый Алекс Джордан? Я ваш давний фанат. А что вы сейчас пишете? А вы знаете, я тоже немного пишу, не могли бы вы посмотреть… и т. д. и т. п»

– О, нет! – жалобно всхлипывает девушка, глядя, как по ее телефону один за другим проезжают автомобили, превращая его в горстку раздавленного хлама.

– Думаю, он не ценнее, чем твоя жизнь, – улыбаясь, произношу я, разглядывая правильные черты лица спасённой и темные длинные волосы, спутавшиеся во время падения. – Это не самая худшая картина, которую мы могли бы сейчас наблюдать, – добавляю я, замечая пятна от пролитого кофе на ее руках и одежде. Мой взгляд непроизвольно скользит вниз, оценивая миниатюрную фигурку. О чем ты думаешь, Джордан? Она совсем ребёнок, а ты гребаный педофил.

– А я так хотела кофе, – малышка очаровательно кусает полные губки, поглядывая на меня своими бездонными глазами из-под черных длинных ресниц. Какое-то время мы молчим. Меня не то чтобы смущает ее завороженный взгляд, прикованный к моему лицу. Скорее, забавляет. Мое чутье подсказывает, что девушка не в курсе, кто я, и ее интерес вызван не былой славой Алекса Джордана.

– Спасибо…тебе, – она первой нарушает молчание, робко улыбаясь. Я держу ее за руку, находясь в состоянии легкой эйфории от совершенного подвига. Опускаю взгляд на ее ладонь, ища там повреждения. Но вроде все в полном порядке. Девушка не пострадала. – Кажется, ты спас мне жизнь. А вот мой телефон и кофе погибли…

– Алекс Джордан, – представляюсь я и немного хмурю брови, замечая удивление, а потом и восторг в распахнутых глазах.

– Меня зовут Руслана, – она переходит на мой родной язык и совершенно искренне, немного наивно улыбается. – Руслана Мейсон. Или Ру…

– Или Лана? – прерываю ее я, не веря в такое совпадение. Мне кажется, я вечность не слышал русской речи. Нет, с Анной и детьми мы общаемся на русском, но это немного не то. Среди студентов и коллег очень мало выходцев из России. – Кажется, нам есть, о чем поговорить, землячка. Новый телефон пока не обещаю, но, может, кофе? – спонтанно предлагаю я, руководствуясь внезапным порывом. А почему бы и нет, раз уж я все равно везде опоздал. Иногда приятно побыть немного героем в глазах юной черноглазой красавицы, а не депрессивным неудачником, которым я чувствую себя последние несколько лет.

– Боже, меня исключат, если я провалю и этот экзамен! – хнычу я, сильнее сжимая телефон в ладони. Нести два стаканчика кофе в дрожащей руке и разговаривать по телефону одновременно – не самая лучшая идея, особенно, когда ты спешишь на пару и пробираешься через самое сердце каменных джунглей Манхэттена. Если вы думаете, что Нью-Йорк так же прекрасен, как показывают вам его в фильмах, спешу разочаровать – только не утром. Неимоверных размеров толпа одинаковых клерков, шумных студентов, утонченных бизнес-леди и даже стаи вонючих бродяг – вот что не дает мне окончательно и бесповоротно полюбить этот город. Обычно до учебы я добираюсь с парочкой новых синяков. Однажды мне даже прилетело в голову от туриста, что кричал от восторга и размахивал палкой для селфи. И это я вам еще истории из метро не рассказывала…конечно, Нью-Йорк прекрасен, но чувство отчаяния и одиночества не покидает меня даже среди целой толпы таких живых, интересных и амбициозных людей. Мы все – стадо, а я овечка – которая вечно пытается свернуть в другую сторону.

Сломать систему и стереотипы, и правила, которые с детства внушил мне отец, воспитывая в тотальной строгости.

Я, как и многие, пошла учиться туда, куда отправили родители (а точнее отец и моя мачеха). Они и слышать ничего не хотели о Йеле и даже о факультете искусств в Колумбийском. По их мнению, я должна получить «востребованное» образование. Все мои творческие порывы они всегда срубали на корню.

– Ру, ты сама прогуливала философию и кучу других пар весь семестр, – снисходительный голос подруги заставляет меня напрячься еще больше. Кейт могла бы и поддержать меня, но на самом деле подруга права – когда ты учишься в Колумбийском университете, у тебя нет права на ошибку. Мне светит парочка пересдач, но если я провалю и их, то никакие деньги мне не помогут. А именно зарабатывая деньги, я пропускаю пары. Долбанный замкнутый круг.

Конечно, я могла бы отказаться от своей маленькой «тайны», и вместо того, чтобы по ночам строчить очередную главу к новой безумной истории, заняться учебой…но я не могу. Руки сами открывают злополучные файлы, пальцы летают по клавиатуре, а потом я выхожу из транса с горьким осознанием того, что уже утро, и я просто не в состоянии отправиться на учебу.

– Но я была уверена в том, что мистер Адамсон дотянет меня до проходного балла. Ну, сама понимаешь…он молодой преподаватель и явно неравнодушен ко мне. Это большая редкость. С семидесятилетними профессорами по статистике такое не прокатит. А он…он мне в рот заглядывал, – едва сдерживая смех, вспоминаю Адамсона. У юного философа есть слабость – легкий флирт со студентками, и я не видела ничего плохого в том, что была с ним куда более мила и приветлива, чем это необходимо. На самом деле это стандартное для меня поведение – улыбаться, общаться, строить парням глазки…но вряд ли сейчас я смогу подпустить кого-то близко. Со своим последним парнем я встречалась год. Все это время он мне изменял. Такая стандартная и глупая история, которая могла бы случиться с каждой…и именно со мной. Не скажу, что любила Колина – нет, скорее встречалась с ним ради того, чтобы не оставаться одной, но факт его измены нехило ударил по моей самооценке. Стоило догадаться о том, кто такой Колин сразу – спортсмен, сын богатых родителей, избалованный женским вниманием. Он глуповат, но секс с ним был неплох. Да только сейчас, когда я знаю, что он спал с другими девушками, мне постоянно хочется пойти помыться, несмотря на то, что мы расстались три месяца назад.