Когда двери лифта наконец открылись, Шейн взял меня за руку и повёл в наш номер. Включив свет, он поставил пакет с продуктами на стол рядом с телевизором.

В центре комнаты стояла двуспальная кровать с коричневыми и кремовыми простынями. Он посмотрел на стену с окнами, которые были занавешены длинными шторами.

Я почувствовала себя неловко, словно какая-то шлюха. Присев на край кровати, я сложила руки. Шейн сел рядом со мной и, убрав мои волосы за плечо, хрипло прошептал мне на ухо:

— Я знаю, чего ты хочешь.

От его голоса по моему телу прошёл озноб, и мне стало спокойнее. Я повернулась к нему, надеясь, что он снова меня поцелует, но вместо этого он встал и начал выкладывать продукты из пакета.

Я смутилась.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась я.

— Я знаю, чего ты хочешь, — повторил он, и его интонация заставила меня насторожиться. — Ты хочешь мороженое.

Шейн поднял несколько пол-литровых стаканчиков мороженого «Бен & Джерри» и упаковку пластиковых ложек. Удерживая их в своих руках, он подхватил пульт от телевизора и поставил всё на одну из тумбочек рядом с кроватью.

— Давай, — позвал он, похлопав возле изголовья кровати. — Тащи сюда свою задницу.

Шейн разулся и, поправив несколько подушек, сел, откинувшись на спинку кровати. Скинув кроссовки, я уселась рядом с ним, скрестив ноги.

— У тебя есть печенье из песочного теста?

— Конечно. Ведь это твоё любимое, — ответил он, вручая мне несколько штучек.

— Откуда ты знаешь? И какую пиццу я люблю… Как ты угадал?

— Я не угадал, а знал, — ответил Шейн. — Твой отец много говорил о тебе, из меня же вышел хороший слушатель. Когда я сидел в тюрьме, у меня было не так уж и много занятий, кроме как слушать.

— Не думала, что ты купишь именно это.

— А что, ты думала, я куплю? Презервативы?

— Ну, на самом деле, да, — со смехом призналась я.

— Их я тоже взял. — Его лицо стало серьёзным, и он наклонился ближе ко мне. — Я бы солгал, если бы сказал, что не хочу тебя прямо здесь и сейчас. Но я представлял себе это немного иначе.

Я была ошеломлена. Парень, от которого я была без ума, представлял секс со мной?

— Ты представлял себе секс со всеми девушками, что вились вокруг тебя?

— Нет, — с сарказмом произнёс он. — Хотя я догадываюсь, почему ты так думаешь. Моя репутация в школе была далека от идеала, я мутил со многими девушками, но всё изменилось, когда я увидел тебя.

— Всё это ерунда.

— Дело в том, Розали, что ты слишком хороша для меня. Моя жизнь испорчена, а у тебя есть будущее.

— О чём ты говоришь?

— Я говорю о нас. У наших отношений нет будущего. Я, чёрт возьми, как чёрная кошка. Всё, что делаю, получается как попало. Помнишь тот день, когда наши родители объявили, что поженились? Я видел тебя и раньше, прежде чем даже успел сказать тебе хоть слово. Это чёртова удача, что ты стала моей сводной сестрой. И происшествие с участием Сета, скорее всего, случилось по той же причине.

— Ну, мне иногда кажется, что я очень везучая, так что, возможно, мы уравновешиваем друг друга, — сказала я.

— Ты не можешь быть везучей, иначе бы не съехала от мамы.

— Почему ты оставил свою маму?

Он опустил голову и засунул ложку мороженого в рот.

— Хочешь услышать краткую версию? — спросил он.

— Нет, я хочу знать всё.

На его лице появилось болезненное выражение. Он испустил долгий вздох, а затем покачал головой.

— Я не могу рассказать тебе обо всём, — протянул он. — Не спрашивай почему, просто не могу сделать это прямо сейчас.

Его глаза смотрели на меня с мольбой, и я кивнула, боясь сказать что-нибудь, что может его спугнуть.

— Уверен, твой отец рассказывал тебе о моём отце. Мы были очень близки, и, что забавно, мы с тобой даже встречались, когда были детьми, а мои родители ещё жили вместе, но я знаю, ты не помнишь этого. Ты носила с собой куклу, и на вас были одинаковые диадемы.

Я засмеялась.

— Я помню эту куклу. Тогда я повсюду таскала её с собой.

— Я был глупым ребёнком, не удивительно, что ты меня не помнишь. Мне казалось, что ты принцесса, действительно, настоящая принцесса. Ты была такая красивая, и ещё эта диадема. Нам было, наверно, лет по шесть, и я слишком испугался и не решился тогда заговорить с тобой.

— Хм, шесть лет. Это многое объясняет.

— Что ты имеешь в виду?

— Я многого не помню о том времени. Однако мне запомнился один момент, произошедший на парковке, хотя я и не уверена, случилось ли это на самом деле. В любом случае, забудь об этом. Мы говорим не обо мне.

— Почему, как ты думаешь, я называю тебя принцессой? — спросил он с кривой улыбкой.

— Обычно ты называешь меня так, когда злишься.

— Да, но я злюсь не столько из-за тебя, сколько из-за того, что ты моя сестра.

Теперь пришла моя очередь отводить взгляд. Я никогда в жизни так много не краснела, но присутствие Шейна всегда оказывало на меня удивительно сильный эффект. Это было даже немного неловко.

— Как я уже сказал, мы с отцом всегда были очень близки. Он повсюду брал меня с собой. Вряд ли это из-за того, что мать не имела понятия о том, как правильно воспитывать мальчика, скорее, она просто не заботилась обо мне. Даже несмотря на то, что у моего отца были проблемы. Он был наркоманом.

— Вот как ты связался с наркотиками?

— Вроде того. Тем не менее, я никогда не был наркоманом, как мой отец. Я никогда не пробовал ничего кроме травки типа марихуаны, и то только раз. Я видел, что наркотики делают с людьми и не хотел стать таким же. Но иногда у тебя просто нет выбора.

Десять лет назад

— Убирайся! — закричала Джоанна. — Ты потерял работу, потратил все наши сбережения, и теперь я узнаю, что ты связался с этим? Что насчёт Шейна? Ты и его заставил участвовать? Нет, не отвечай. Я не хочу знать. Просто уходи, Райан. Я устала. Как же мне всё это надоело!

Моя мать выбежала из комнаты, оставив отца плакать, закрыв лицо руками. Мне было только восемь, но я уже знал гораздо больше о многих взрослых вещах, чем мои сверстники. Я осторожно положил руку на плечо отца.

— Что я могу сделать, пап? — спросил его.

Он покачал головой.

— Я не знаю, Шейн. Не знаю. Я сделал столько ошибок и сейчас уже не могу ничего изменить. Твоя мать хочет, чтобы я ушёл. Тебе придётся сделать выбор: жить со мной или с мамой.

Для меня в этом вопросе всё было очевидно: отец нуждался во мне, а мать — нет. Я бы даже сказал, что для неё я был занозой в заднице.

— Куда мы отправимся? — спросил я.

— Поедем к твоей бабушке в Филадельфию. Она примет нас. Только не говори матери.

— Почему?

— Потому что твоя мать и бабушка терпеть друг друга не могут.

Я видел свою бабушку всего несколько раз, и только когда она приезжала к нам в гости. Мы никогда не ездили к ней в Филадельфию, и в тот день я узнал почему.

Бабушка Вентана или Abuela[2], как она хотела, чтобы я её называл, жила в трущобах. Большинство зданий вокруг её дома находились в ужасном состоянии. Некоторые из них и вовсе выглядели нежилыми, с заколоченными окнами, но люди по-прежнему там обитали.

Дом бабушки находился на заброшенной улице в забытой части города. Кирпичные дома располагались так близко друг к другу, что некоторые даже стояли впритык. В воздухе витал ужасный запах грязи и разложения.

По широкому тротуару перед бабушкиным домом нельзя было пройти. Между домами на улице висели электрические провода и бельевые верёвки с ботинками, болтающимися на шнурках. Вскоре я узнал, что висящий ботинок — это знак того, что в этом районе все наркотики уже проданы. Бабуля сидела на расшатанном стуле напротив своего дома. Пока мы шли от железнодорожного вокзала вверх по улице, она стояла, с разочарованием тряся головой.

— Sinvergьenza[3], — произнесла она, глядя на моего отца. — Всему виной наркотики, да? Проходите внутрь, я приготовлю вам что-нибудь поесть.

Пока бабуля жарила куриные ножки, мы с отцом ждали её за большим обеденным столом. Комната, в которой мы сидели, была выкрашена в ярко-оранжевый цвет, а на одной из стен висело большое распятие.