Кстати, может, Маринку на поездку, что называется, за компанию подбить? Заодно и разузнать, откуда столь бессмысленное созданье извлекает доход на гардеробные обновленья! Вдвоем легче будет маршрут выбрать. Надо с ней потолковать и про доходы, и про походы, а то с этими вступительными экзаменами отстала я от жизни.

Блины были готовы. Я щедро отделила от высокой дымящейся стопки треть и положила на отдельную тарелку. Потом нехотя переоделась из халата в джинсы и бадлон: не люблю совершать лишних телодвижений, да больно не хочется, чтобы похотливый глаз Роменыча опять пасся в моем декольте. На этот раз пришлось запирать дверь. Ведь коли Маринка до сих пор лежебочит, вытащить ее из постели и в кратчайшие сроки доставить к себе на кухню — дело во времени трудноопределимое. Но до блинцов моих она охотница! Накормлю, а потом устрою ей допрос с пристрастием.

— Уже с блинами. Куда же столько?! — из вежливости спрашивал Роменыч, быстро захватывая тарелку с блинками.

— Ничего, они у меня вкусные, сами не заметите, как съедите.

— Да, твои блины раз попробуешь — никогда других не захочешь. Что, пойдешь эту соню тормошить?

— Пойду, что делать.

Плыву по коридору и спиной чувствую взгляд Маринкиного папаши. Да сюда надо в парандже приходить! Я завернула в подружкину комнатенку. Давненько я здесь не была. Первое, что бросалось в глаза, — пришпиленный над столом огромный плакат солиста группы «Кармен». Висит здесь лет пять. Ничего себе мужчина, только взгляд больно наглый.

— Маринка, хватит валяться, пролежни начнутся!

— Что… начнется? — спустя минуту раздался голос из-под одеяла.

Мы с Маринкой в чем-то похожи, одинаково долго соображаем.

— Ничего, вставай давай, блины стынут, — я в сотый раз наступила на те же грабли: попыталась при Маринке пошутить. Хорошо еще, что она не обиделась.

Десять минут спустя Маринка сидела у меня на кухне и методично поглощала блины со сметаной. Челюстями она работала энергично, но в остальном походила на сонную муху. Я взялась сварить крепкий кофе — сама бы с удовольствием навернула сладенького, да уж лучше кофе выпью.

— Вше хуфеть шобираюсь. Но, фидать, не шудьба, — пожаловалась она, с трудом пережевывая блин, который каким-то чудом умудрилась засунуть в рот целиком.

— Зачем так жадничать, ты ведь не удав, и блин не кролик, — заметила я.

Маринке наконец удалось проглотить добычу.

— Вкуснота! Вот у меня все блины вечно комом.

— Не фамильное потому что дело. Ты же не Блинчикова. Вот если бы у меня блины не получались, вот это был бы стыд и срам!

Моя шутка опять осталась незамеченной. «Эх, Маринка, смешной ты человек! Как можно выжить в нашем сумасшедшем мире без чувства юмора?»

— Да, слушай, мне тут сказали, что, если хочешь худеть, надо каждый день за обедом съедать ананас. Там какое-то вещество содержится, которое жиры сжигает, — вспомнила Маринка.

— А шампанским запивать для усиления эффекта не советовали?

— Нет, про шампанское не говорили. А что, лучше с шампанским?

— Не знаю, Марин, как лучше, — я проглотила усмешку. — Я худеть не собираюсь. Меня моя фигура устраивает. Да и тебе зачем это нужно?

— Думаешь, не надо? А мне кажется, я немного толстовата, в талии особенно. У тебя грудь большая, а талия осиная. А у меня как-то ни то ни се. Вот ананасы и хочу попробовать. Помогут, как ты считаешь? — допытывалась Маринка.

«Красиво жить не запретишь», — подумала я, но вслух этого почему-то не сказала.

— Ну вреда то от них, во всяком случае, не будет. Хотя похудеет скорее твой кошелек, чем талия. А я бы тебе посоветовала спортом заняться. Хочешь, пойдем завтра со мной на шейпинг.

В разговоре возникла маленькая пауза: Маринка запихивала себе в рот очередной блин. Я наблюдала за процессом. Вот она берет хитро свернутый квадратик со сметанной начинкой, раскрывает рот — ничего себе, так и челюсти вывихнуть недолго. Маринку и так-то симпатичной можно назвать с очень большой натяжкой, а сейчас она вообще напоминала бегемота. «Бегемот разинул рот, булки просит бегемот…» Пройдет или не пройдет? Не прошел! В последний момент блин развернулся, сметана потекла по подбородку, размазалась по пальцам… Я отвернулась.

— Ншпшнь.

— Что-что? Ты прожуй сперва, а потом говори.

— Не-е, шпортом лень… Слушай, а как твоя секция поживает?

— Какая еще секция?

— Ну… — Маринка наморщила лоб. — Гороскопы вы там изучали, что ли…

— Деревня! Не секция, а астрологический кружок «Зодиак», и мы там не только гороскопы изучали… Нет ее, закрылась, — и я вздохнула.

В «Зодиак» меня отправила мамуля, вычитав в газете объявление. В те годы интерес к астрологии только входил в моду. Ходить в кружок было интересно. Группа наша подобралась веселая, и мы все как-то сразу сдружились. Занятия в клубе вела незабвенная Эльга Карловна, чрезвычайно активная особа с высоченным бюстом и острым носом. Эльга Карловна была потомком немецких князей и очень этим гордилась. Вот только уехала она потом почему-то не в Германию, а в Израиль, где ее с нетерпением ждали многочисленные внуки и даже правнуки. Но перед тем как нас покинуть (наверное, Эльга Карловна так и не смогла простить страну, где до последнего времени астрология считалась лженаукой), энергичная «предводительница» успела закинуть в наши головы много интересной и полезной информации. Мы, открыв рты, слушали рассказы об ассирийских и вавилонских жрецах, которые, пытаясь узнать волю богов, производили астрономические наблюдения и положили начало астрологии, составляли гороскопы, изучали созвездия…

Когда кто-нибудь из нас без уважительной причины пропускал занятия, Эльга дулась и обижалась. Вела она нашу группу за чисто символическую плату, просто из любви к предмету обучения. И когда месяца три назад Эльга Карловна сообщила нам печальную новость, что «Зодиак» закрывается, некоторые из нас даже всплакнули. И на последнем занятии во время торжественного церемониального чаепития договорились — разумеется, тут тоже не обошлось без Эльги Карловны — через 10 лет встретиться и посмотреть, как же работает эта открытая давным-давно — в первом веке до нашей эры — наука.

Папка только фыркал, когда дома за ужином я взахлеб пересказывала родителям «всю эту девичью ерунду». Сам он был приверженцем живой природы и несколько раз пытался отдать меня в зоологический кружок. Папка обожал любую живность. В родительской комнате рядком теснились энциклопедии и справочники, рассказывающие о гигантских ленивцах, императорских пингвинах и полевых жаворонках. Думаю, если бы не мамина аллергия, наша квартира напоминала бы зоопарк… А так папка только вздыхал и грезил о том, что когда-нибудь заведет небольшую ферму и будет ухаживать за козами, овцами и домашними голубями.

…Маринка закончила завтрак, и мы переместились в гостиную.

Итак, подследственный приведен в должное расположение духа, можно начинать допрос.

— Маринка, скажи, на какие-такие деньжищи ты собираешься покупать себе каждый день ананасы? Ты что, разве работаешь?

— Конечно на свои, на кровные! Не одним же Блинчиковым пользоваться плодами перестройки!

Я аж обомлела. Не ожидала от сонной соседки столь сложной фразы, да еще с таким политэкономическим подкладом.

— И где же ты работаешь, жертва экономических преобразований? — я довольно топорно постаралась восстановить дистанцию в нашем разговоре.

— В казино.

— В казино? А кем, директором?

— Зачем директором? Мы люди скромные, консумация наш хлеб.

— Что за профессия такая экзотическая?

А сама думаю: «Да, жизнь проносится мимо тебя, дорогая Мэри! Даже про консумацию, образованная девочка, слышишь впервые!»

— Мы, — Маринка насколько могла изящно поднялась и отставила ногу от бедра, — сопровождаем клиента в игровой зоне. Помогаем увлеченному игрой человеку сделать заказ на напитки, в общем, наша задача проста — увеличивать выручку бара. С того и деньги получаем, процент, значит. Ты чего смеешься?