Но отец, как и в прошлый раз, наотрез отказался: не продам вам ничего ни за какие деньги. Через три дня нам позвонили с вопросом, где и когда можно оформить сделку. «Сделки не будет!» — проорал папа в трубку и так швырнул ее на рычаг, что ни в чем не повинный тайваньский аппаратик раскололся на две половинки.

На следующий день к нам в офис пришла проверка из налоговой инспекции. Дела отец вел честно, и бухгалтерия не подвела. Отпраздновать эту маленькую победу мы не успели.

…В тот день после университета я заехала домой. Погода стояла ужасная — ноябрь, самый отвратительный месяц в году. Снега еще нет, и листьев на деревьях тоже, ветер с ног валит, все чихают и кашляют. В противоположность уличной, моя внутренняя температура, я чувствовала, поднималась, и я собиралась наглотаться таблеток, одеться потеплее и уже потом ехать в кафе. Мы теперь жили как на иголках, каждый день могло случиться что-нибудь непредсказуемое. Слава богу, в аптечке нашелся последний пакетик растворимого заграничного аспирина. Огромная красивая таблетка, брызгаясь пузырьками, вращалась в стакане по кругу. Держа лекарство в одной руке, другой я шарила в ящике шкафа, пытаясь извлечь оттуда шерстяные носки. Я уже поднесла спасительное питье ко рту, как раздался телефонный звонок.

— Да? Говорите.

После секундного молчания в трубке кто-то по-гадючьи хмыкнул, и потом раздалось: — Ну что, уважаемая, вас предупреждали. Не обессудьте уж…

В горле мгновенно пересохло.

— Кто говорит?

— Кто-кто? — На том конце провода матерно выругались и снова мерзко рассмеялись.

Я почти не дышала, крепко прижимая к уху трубку. Где-то вдалеке запиликал мобильный телефон. Я ждала. В трубке послышался какой-то треск, а затем голос из наглого переродился в подобострастно-услужливый, обращался он явно не ко мне:

— Да, Степан Борисович… Да, мы все сделали, как вы сказали… Да, так точно… Обязательно.

Снова треск, шум, и связь оборвалась. Я застыла на месте с трубкой в руках, короткие гудки проникали прямо в мозг. Степан Борисович! Да как же… Этого не может быть, при чем тут Степан?!

Засохший букет еще стоял в вазе на журнальном столике. На секунду мне показалось, что замысловатые, причудливо свернувшиеся листья напоминают бесцветного раскоряченного паука. Надо немедленно выбросить на помойку, мелькнула мысль, но я была не в силах даже притронуться к цветам. Только ни в коем случае не плакать, ни в коем случае…

От следующего телефонного звонка я подпрыгнула на месте. Ах они, сволочи… Сейчас я им покажу! Я схватила трубку и рявкнула:

— Попробуйте еще раз позвонить, и я вызову…

— Машенька, — еле живой мамин голос пробивался сквозь помехи на линии. — Машенька, папа…

В глазах потемнело, а ноги сами вдруг подкосились, в момент сделавшись ватными и безжизненными. Я нашарила бессильной рукой стул и упала на него.

— Мама, что с папой?!

— Машенька, папу избили прямо у кафе, был повторный обширный инфаркт, — мама едва не рыдала, сдерживаясь изо всех сил. Вдруг вспомнилось, как совсем недавно папка помогал маме тащить тяжеленные сумки по лестнице, а мама не давала и все отчитывала его. — Машенька, ему срочно нужна операция, но нет крови…

— Какой крови, мамочка?

Огромный паук сидел в вазе, распластав корявые белесые лапы.

— Врачи говорят, что требуется открытая операция на сердце и им нужна кровь. Но такой группы, как у папы, сейчас нет, и они не могут начинать…

Мне хотелось завыть от ужаса, но я понимала — если я сорвусь, надежды не останется никакой. «Блинчиковы — не сдаются!» Злость помогла мне взять себя в руки. Мы с мамой будто поменялись местами.

— Мама, где вы?

— Мы в кардиологическом центре, нас по «Скорой» сюда привезли. Машенька…

— Адрес! Мама, скажи адрес!

— Я не знаю… — похоже, маму тоже надо отправлять на операционный стол.

— Спроси у медперсонала, сейчас же! Я жду.

Видимо, уверенность моего тона немножко приободрила маму. Я записала на руке адрес и, велев маме, чтобы ждала меня, начала метаться по комнате. Только сейчас я сообразила, что мой приезд в больницу главной проблемы не решит. У папки — самая редкая группа крови, четвертая, мы с мамой все время над ним подшучивали, что он у нас, мол, самый редкий экземпляр.

Может, глотнуть коньяку? У родителей в шкафу всегда стоит дежурная бутылка — для гостей. В фильмах и книжках так всегда делают — принимают рюмку-другую и расслабляются. Но это в фильмах, а мне было плохо по-настоящему. Плохо и страшно. Дела принимали серьезный оборот. Что же предпринять, у кого просить помощи? Состояние было такое — хоть на улицу выскакивай и кричи. От бессилия я была готова разрыдаться. В отчаянии я набрала телефон Раевского, но его, естественно, не было дома.

Что делать? Маринка! У нее, по-моему, мать работает в каком-то медицинском учреждении. К черту личные отношения, не до них теперь! Я, как была, босиком, выскочила на площадку и со всей силы вжала звонок соседней квартиры.

— Мэри?

Маринка была удивлена даже как-то сверх нормы, но ее реакция меня не интересовала.

— Слушай, у нас беда, папе срочно нужна операция, и нужна кровь, а мама твоя — дома? — выпалила я с порога.

— Мама? Мэри, подожди, я не понимаю. Что случилось?

— Нам нужна кровь, четвертой, редкой группы, а твоя мама — медработник, — начиная раздражаться, проговорила я.

Босым ногам вдруг стало так холодно, и озноб пополз вверх по телу.

— Мэри, она в регистратуре в обычной поликлинике работает, — чуть смутившись, сказала Маринка.

— Четвертая гру… Что же делать? — предательские слезы подступили совсем близко.

Действительно, я с перепугу забыла, что Варвара Ивановна просто сидит в регистратуре и выдает больным карточки. Никакой крови у нее и быть не может. Я рухнула на пол и обхватила голову руками. Идти было некуда.

В глубине квартиры послышалась какая-то возня и препирания. Маринка не одна, а тут я со своими проблемами. Надо вставать и ехать в больницу, а там будь что будет. Ну неужели в целом центре — мне почему-то представился огромный медицинский центр, а папка лежит на носилках такой маленький — нет для него крови? Они же врачи! А папка — умрет! Я больше не могла сдерживаться и зарыдала.

…Кто-то крепко держал меня за плечо и тянул вверх. Ну и руки у Маринки, все-таки пошла в тренажерный зал, тупо пронеслось в голове. Я зажмурилась. Сейчас, еще три секунды повою и встану, умоюсь и…

Меня рывком подняли на ноги и трясли за плечи. Я открыла глаза. Сашка. Сашка? А, ну да, они же встречаются… А я такая страшная, отовсюду течет, боже мой!.. Сашка держал меня обеими руками, совсем как тогда, на диване, год назад, и черная кудряха все так же спадала ему на лоб.

— Хватит ныть, — грубо сказал Сашка и поволок меня к выходу. — Пошли, оденешься и поедем.

— Куда поедем?

Таланов помедлил с ответом.

— На дискотеку!

— Зач-чем на д-дискотеку? — от волнения я начала заикаться.

— Машка, не будь идиоткой, одевайся и поехали!

Сашка буквально выталкивал меня на лестницу.

— Иди, я жду тебя здесь! Носки не забудь надеть!

Я послушно помчалась выполнять приказ. Схватила первый попавшийся свитер и с трудом напялила. Голова просто раскалывалась. В ванной из зеркала на меня глянуло незнакомое опухшее лицо в обрамлении всклокоченных волос. Уже убегая, я заметила стакан на столике. Аспирин! Если я не приму лекарство, точно заболею… А если приму, то меня вырвет, быстро решила я и вылетела из квартиры. «Паука» выброшу, когда вернусь… Когда мы с папой и мамой вернемся домой.

Сашка о чем-то тихо говорил с Маринкой, водя длинным указательным пальцем по косяку двери. У нее было странное выражение, какое-то растерянное и жалкое. Увидев меня, она смутилась еще больше. Сашка снова больно схватил меня за локоть и потащил вниз.

— Счастливо вам!

— Спасибо, Мариша, — бросил на ходу Таланов, и мы покатились по лестнице дальше.