— Да нет, ты не понял, — раздался голос Димы. — Я пригласил Леру разобрать архив. Ты ведь сам этого хотел.

Громов молчал. Дима расценил это молчание по-своему, если не как знак согласия, то хотя бы как желание выслушать собеседника до конца. А я точно, китайская кукла, сидела неподвижно и продолжала едва заметно и очень сдержанно улыбаться. Мне казалось, что если я хоть на секунду расслаблю мышцы лица, то просто грохнусь в обморок от охватившего меня напряжения.

— Я никогда не просил тебя приводить в мой дом журналюг, — отрезал Громов, сев в кресло и продолжая изучать меня.

— Это совсем другое, — вскричал Дима.

— Вот как? — иронически спросил Громов. — И где же вы работаете? — обратился он ко мне.

Я постаралась разжать губы, но они не слушались. Я по-прежнему не могла ничего сказать, поэтому сделала единственное, что смогла придумать в этой ситуации. Открыла сумочку и вытащила сигарету. И тут произошло нечто непредвиденное. Громов сразу, точно по команде, щелкнул зажигалкой. Я невольно посмотрела на его руки. Да… Они были настоящие, мужские. Ах, как все-таки жаль! Такая нелепая, я бы сказала, саркастическая усмешка судьбы.

— Спасибо, — выдавила я внезапно охрипшим голосом.

И радуясь вернувшейся ко мне способности говорить, сразу же решила расставить все точки над «и».

— Вы являетесь президентом банка «Восточный альянс»?

— Да. Именно так. Но я не услышал, в каком издании вы работаете?

Он в упор смотрел на меня, и я помимо воли отвела глаза. И сосредоточилась на сигарете. А потом, выдохнув, ответила.

— Уже ни в каком. И в этом помогли мне вы.

Громов удивленно посмотрел на меня. Он не сказал ни слова, но явно ждал продолжения, так что я решила кое-что прояснить.

— По вашему требованию, господин Громов, меня уволили из программы «Страна и мы». Я Валерия Стрелкина. Припоминаете?

Теперь я сверлила взглядом Громова. К счастью, ко мне возвращалось мое нормальное состояние. И теперь я молила Бога лишь об одном… Встать и с достоинством убраться из этого дома! Уйти, как учил меня отец, сохранив лицо. Не сорваться и ни в коем случае не устроить дешевую сцену выяснением отношений. Все это вихрем пронеслось у меня в голове, пока я посильнее затянулась и заметила, как брови Громова едва заметно поползли вверх.

— Да, — продолжила я. — Очень неспортивная получилась история. Материал был до последней запятой согласован с вашим пиар-менеджером.

Громов задумчиво на меня смотрел, потом усмехнулся и взгляд его вдруг потеплел. Его глаза оказались намного ближе, чем мог позволить мой инстинкт самосохранения. На очень опасном расстоянии. И я почувствовала, что, несмотря на все коллизии сегодняшнего вечера, готова бесповоротно в них раствориться. Господи, ну и дура же я! Надо немедленно уходить. Я надменно повернулась к Диме.

— Спасибо за приятный вечер, — выдавив из себя улыбку, сказала я.

— Да уж… — пробормотал он.

— Не буду отнимать у вас столь драгоценное время, — обратилась я к Громову. — Уже поздно. — Потом, помолчав, добавила. — Не могу сказать, что рада нашему знакомству. И все же… Всего доброго.

Я встала, чтобы уйти. И тут он снова меня удивил. Громов, увидев, что я встаю, поднялся и сам. Меня опять охватило предательское волнение. Он сидел, вернее, уже стоял так, что я должна была пройти совсем рядом с ним. Никогда несколько шагов, которые я должна была пройти, не казались мне такими длинными. Я шла, гордо подняв голову, и… разумеется, споткнулась. Сумочка упала на пол, открылась, и ее содержимое рассыпалось по ковру. Громов одной рукой поддержал меня.

— Осторожней, — сказал он.

И наклонился, чтобы собрать рассыпавшиеся мелочи. Я тоже подняла пудреницу, выпавшую из косметички. И тут наши руки коснулись друг друга. Словно пробежал электрический разряд. Он посмотрел мне прямо в глаза, и я опустила ресницы. Быстро положила вещи в сумочку и пробормотала:

— Спасибо.

Затем повернулась и вышла. И только оказавшись за дверью этой гостиной, вновь обрела способность дышать. И ускорила шаг, чтобы быстрей оказаться на улице.

Оказавшись за порогом усадьбы, я почти побежала. Липы, которыми я раньше восхищалась, сейчас казались мне мрачными косматыми чудовищами, качающимися от порывов ветра, с гулким улюлюканьем они прогоняли меня со двора. Меня охватило чувство безотчетного страха, подгонявшего круче попутного ветра. И единственным желанием, доминировавшим над всеми остальными эмоциями, было желание скорее оказаться у Ксении дома, залезть в ванную и хорошенько отмыться, поскольку ощущение, что меня вымазали в грязи, неумолимо росло. Я бежала все быстрее и быстрее. Вот уже и дом Ксении, осталось каких-нибудь несколько десятков метров, и я попаду под его спасительную крышу, которая спрячет меня от всего мира.

Торопливо достав ключи, я наконец-то открыла тяжелую деревянную дверь. Зашла в коридор и медленно опустилась на пол. Закрыла лицо руками, приготовившись разразиться слезами, благо поводов было более чем достаточно. Но… поняла, что не смогу выдавить ни единой слезинки. Нет, плакать мне не хотелось. Эмоции, бушевавшие внутри, рвались наружу, ища способ вырваться из тесной оболочки. Я взяла фаянсовую вазочку для ключей и запустила ею в стену. Потом поднялась. Осмотрелась. Милый, уютный дом… Столько времени он успокаивал меня, дарил чувство покоя и защищенности. Но сейчас один вид его сводил меня с ума. Это было необычно и ново. Однако давало четкое понимание, что здесь я больше не могу оставаться. Казалось, что даже стены дома давили на меня и вынуждали к действию. Я быстро поднялась по лестнице к себе в комнату. И остановилась. Что же теперь делать? Сама мысль, что придется вскоре увидеть Диму, а возможно, и Громова, показалась невыносимой. И тут тягучую тишину дома разорвал телефонный звонок. Я стояла и смотрела на разрывающийся телефон. Конечно же, это Дима! Говорить мне с ним решительно не хотелось. Но все же я заставила себя взять трубку.

— Да… — отрывисто сказала я.

— Лера…

Предчувствие меня не обмануло, это действительно был Дима. Я уже стала медленно нажимать на рычаг, чтобы оборвать разговор, но, точно почувствовав мои намерения, он торопливо заговорил.

— Послушайте, мне очень, очень жаль. Я должен вам многое объяснить. Лера… Нам обязательно нужно встретиться и поговорить.

Я не представляла, о чем со мной может говорить Дима, точнее, что можно сказать в этой паршивой ситуации.

— Лера… Я же ничего не знал. Поверьте, я бы никогда…

— Все нормально, — услышала я свой глухой голос. — К тому же я…

Я очень отчетливо поняла, что хочу уехать отсюда. Прямо сейчас. Хватит с меня загородной идиллии. Я хочу затеряться в каменных джунглях!

— Лера… Можно я сейчас к вам приду?

— Нет! Уже поздно, я хочу спать. Завтра поговорим. Пока.

Я бросила трубку. А потом подошла к шкафу и вытащила свой чемодан. Несколько секунд я смотрела на него, словно давая себе последний шанс. Нет, оставаться мне не хотелось. Думать и анализировать тоже! И я стала укладывать вещи.

…Я выехала на дорогу, когда стало уже совсем темнело. И теперь, сидя за рулем своей старушки, могла хотя бы попытаться внятно объяснить свое бегство. Ибо, чего обманывать саму себя, я убегала не только из-за вечернего происшествия. О, конечно, у меня была масса причин для того, чтобы так поступить. Точнее, поводов. Поскольку причина была одна. И крылась она во мне. Я усмехнулась. Ну да, все причины того, что с нами происходит, всегда кроются в нас самих. Вот и сейчас, помимо того что мне было очень обидно, меня душила злость от нелепой встречи с человеком, который влез в грязных кирзовых сапогах в мою жизнь, мою профессию и между делом сломал ее. Человеком, послужившим причиной несправедливости, который вел себя, как зарвавшийся местечковый князек… видимо, он вообще всегда ведет себя так… В общем этот Громов — человек, в облике которого очень мало привлекательного. Но я четко понимала и другое… Меня безумно к нему тянуло! Такого я не испытывала никогда. И я бежала от самой себя. От этого лица, постоянно стоявшего у меня перед глазами, даже если их закрыть, и от осознания, что уж кто-кто, а Громов точно не герой моего романа. И мне надо держаться от него подальше! Да… Именно так я и сделаю. Как только приеду в Питер, сразу позвоню Жене с Петровичем. А потом… перейду на другой канал, если, конечно, место еще свободно.