Ещё была жара. Тяжёлая, влажная, пропахшая йодом и солью жара, мигом заставившая Эрвина расстаться с курткой, рубашкой и майкой. Пара шагов по песку – и ноги едва не отправили его в полет. Только сейчас он почувствовал, как давит на плечи стандартная флотская униформа. Ещё шаг. Набежавшая волна плеснула, обдала прохладой тяжёлые сапоги. Эрвин, сощурив глаз, посмотрел на солнце, подумал про себя, что дурак, и нацепил рубашку обратно. И майку вокруг головы обернул, а то солнечный удар словить недолго. Ветер накинулся с моря, налетел, закрутил ткань – на арабский манер, тюрбаном. Словно обрадовался новой игрушке. Хрустнула галька под сапогом. Эрвин повернулся к морю спиной и шагнул в лес, шелестящий изумрудно-зеленой листвой по правую руку.

Первые сотню шагов Эрвин прошёл по вымытому водой сухому руслу. Под ногами хрустел слежавшийся белый песок, над головой смыкались аркой зелёные листья и ветки. Деревья – коленчатые, толстые стволы, шелестящие листья – мясистые, напитанные соком. Больше хвощи, на вид, чудные даже для Эрвина, уроженца лесов Семицветья. По стволам зелёный мох клочьями. Русло дало поворот. Узкий, заваленный валежником. Полые, высохшие сучья хрустели и с треском ломались под сапогом. За завалом – пара толстых, перевитых узлами стволов, чёрные ветки и мягкая хвоя. Стало светлее даже, повеяло знакомым, мягким запахом прелой листвы. Деревья вокруг похожи на знакомые по родному Семицветью. Такие же, на вид, секвойи и высокие лиственницы – исполинские, заросшие мхом великаны. Мягко пружинил под сапогом ковёр палой листвы. Наверху закричала вдруг, забила крыльями птица. Эрвин поднял голову и увидел крикунью в ветвях – чёрные крылья, лохматой радугой – перья хвоста. Длинный, устрашающий клюв, полный – тут он пригляделся – маленьких острых зубов. «Нет, не птица, – подумал он, осторожно опуская руку вниз, к костяной рукояти ножа, – чудо-юдо какое – то». Чудо-юдо уставило вниз красный глаз, сморгнуло – Эрвин замер, стараясь не злить беду лишний раз – и, тяжело хлопнув крыльями улетело прочь. То ли невкусным показался ей волонтёр флота, то ли слишком здоровым для клюва-пасти.

В уши вкрутился знакомый, чуть слышный звук. Корабельная сирена. Должно быть, звали назад. Эрвин тряхнул головой, огляделся – вокруг лес, пряной, зелёной стеной на четыре стороны света. Зашагал на звук – влево, ловя шум моря. Из зарослей – громкий, гипнотический стрекот. Монотонный, ритмический, так стучит на малых оборотах коленчатый вал. На деревьях – кусачие лианы и пахучие, яркие цветы. Бутоны поднимались, раскрывали при шаге нежные алые лепестки – большие, беззубые пасти. Пахло от них… – Эрвин поморщился и решил что этот райский цветок он дарить Ирине не станет. Разве что высушить и спиртом запах отбить. Под ногами – радуга, брызги и радостный звон. Широкий ручей, поток воды срывается вниз со скалы, бьётся о камни, радугой солнечных брызг и, наигравшись, течёт сквозь лесную тишь к морю. Скала – мшистый серый гранит, высокая, залитая солнцем верхушка. Промоины и трещины в скале – удобные, однако. Это Эрвин подумал, оглядываясь уже на вершине. Зачем залезал – непонятно, из чистого озорства. Сбил дыхание, исцарапал ладони в кровь, зато увидел сверху весь пейзаж – красивый до комка в горле.

Изумрудно – зелёный, переливающийся лес стелился мягким ковром вокруг, драгоценным камнем в короне белого прибоя. Вокруг, сколько хватало глаз, на четыре стороны света. Штормило, ветер пенил шапки на асфальтово-черной воде. На западе, далеко у горизонта – серая туманная полоса. Должно быть, тоже земля, другой берег пролива. Снизу долетел протяжный гудок. Ещё один. Эрвин пригляделся – в месте высадки, на пляже, у кромки воды, пристал тупоносый грузовой экраноплан, сложил крылья и, неторопливо ворочая стальными лапами кранов, выгружал на берег тяжёлую технику. И гудел, надрывно, словно ругался на своём железном языке.

Эрвин вспомнил, что дел ещё невпроворот, развернулся и полез вниз, к своим.

Пришел через десять минут, успев как раз сказать «да» на недоуменный вопрос лопоухого матроса ДаКосты:

– А нас что, правда на остров высадили? Необитаемый?

– Абсолютно, – кивнула парню бравая майор, лениво двинув вверх-вниз тяжёлую челюсть. Скрипел под ногами песок. Гудела толпа. Краны вываливали контейнер за контейнером на белый, песчаный пляж – место высадки. Ветер дул от леса, пряный, тягучий запах зелёной травы мешался со знакомым, химическим – грузовик чадил движками на малом ходу. Эрвин невольно чихнул и отвернулся – корабельный дух ему надоел.

ДаКоста хлопнул себя по щеке, округлил глаза, протянул – детским, обиженным тоном.

– А как же… Цивилизованных мест не нашли?

– Надо было меньше пить в прошлый раз. Сейчас начальство решило, что цивилизация нас испортит. Или мы – цивилизацию. Тот городишко так и не восстановили с тех пор, говорят. Ладно, матрос, отдыхай, раз сказано…

– А где жить? – хлопнул себя по затылку матрос, недоуменно оглядывая шелестящую лесную стену.

Но тут их строгим голосом окликнули – Ирина Строгова уже отловила старшину саперов, построила, сурово отчитала за бардак и недостатки по хозяйственной части. Похоже, говорила по делу – седоусый ветеран соглашался, кивал и чесал затылок, Ирина хмурилась, смешно морщила нос и тыкала тонким пальчиком тому в грудь. Потом обернулась, позвала остальных – помогать. Ветер играючи скинул ей с плеча длинную косу.

Место для дома искали долго – в одной точке Ирине не понравилась сыпучая почва, в другом – до пляжа слишком далеко, в третьем – ветер не с той стороны. «Нехорошо, сырость по утрам будет», – выговаривала Ирина. Морской ветер игрался, крутил ей косу. Сверкали суровые карие глаза из-под чёлки, складка меж точёных бровей – смята и озабочено сморщена. Матрос ДаКоста крутил головой, ничего не понимал, нервничал, поминутно оглядываясь на саперов и на шелестящий вдали лес. Пегги скалилась и шутила – раз, другой, третий. Потом Ирине это надоело и она попросила майоршу заткнуться. Тихо и вежливо. Та заткнулась – неожиданно для себя. Даже не вспомнила, кто здесь начальство. А Ирина ткнула пальцем и сказала «здесь». Эрвин не особо понял, чем это место отличается от другого, но кивнул.

Сапер огладил бороду, одобрительно хмыкнул, махнул рукой своим. Пробежали рядовые, таща на руках длинный, тяжёлый ящик. Со знаком «Строгов компани» на пластиковом боку. Знакомый знак. Тарканский текучий пластик. … Тут Эрвин вытаращил глаза, судорожно пытаясь понять, что творят федеральные сапёры.

Те подошли, кинули ящик на землю, растянули провода, рявкнув, велели всем отойти подальше. Эрвин послушался, слабо понимая, зачем. Тарканский пластик был штукой знакомой. На его родном Семицетье его и добывали – точнее зачерпывали дронами из верхних слоёв атмосферы газового гиганта. Потом доставляли на землю в специальных контейнерах высокого давления и строили – чего только из него не строили. Дома, например. В хозяйстве только отцовский дом был деревянным, все остальное – амбары, конюшню, барак для социально-адаптирующихся – Эрвин построил сам. Из таких вот контейнеров. Делов на полдня – поставить проволочные направляющие, включить силовое поле, аккуратно, по миллиграмму пустить сверхактивную жидкость, подождать… Но федеральные сапёры такой ерундой не занимались.

Они просто бросили ящик на землю, закрепили взрыватель и отбежали подальше. Старшина махнул рукой, Эрвин представил, что сейчас будет и бросился на землю. Вжавшись, ничком, ногами к ящику. И Ирку рукой к песку прижал, хотя кому, как не ей, знать, что сейчас будет.