Взрыв ударил так, что заложило уши. Даже не взрыв – свист, тонкий, протяжный свист раздираемого воздуха. Рванула за волосы ударная волна. В песок у щеки вонзилась, дрожа и вибрируя, лохматая, острая щепка. Потом – шлепок, яростный вопль «курвасса мит орен» и ядрёный десантный мат. Пегги доспех не помог – с ног сбило даже бронированную до глаз десантницу.

Эрвин поднял голову. Медленно и осторожно. Второго взрыва быть не должно, но кто этих безумных саперов знает. В ушах – звон. В глазах – туман и слепящие белые полукружья. Ирина вскочила на ноги – рывком, в один жест одёрнула юбку, прошипела под нос – яростно, голосом обиженной кошки – «федералы, мать их». Эрвин поднял глаза. И обомлел.

Таркианский пластик, освобождённый взрывом из тюрьмы контейнера высокого давления, рванулся на волю – сметая все, во все стороны разом. И, соприкоснувшись с воздухом, мгновенно застыл неописуемой словами фигурой. Словно волшебник взял и пошутил, заморозив поток воздушных пузырей, рвущихся вверх с трубочки – детской игрушки. Серо-зеленых, мерцающих воздушных пузырей. Горкой мыльной пены, размером с трехэтажный дом. Старшина достал сканер, поколдовал, посмотрел на экран и удовлетворенно хмыкнул.

– Самый маленький пузырь – два метра диаметром, самый большой – десять, в среднем – пять. Точно, как доктор прописал. Ваш дом готов, распишитесь.

– А оно не рухнет? – спросил ДаКоста, подгибая голову и опасливо косясь на переливающиеся над головой пузыри, – на вид, хрупкие.

– Нет, – хором сказали Эрвин и Ирина. Сапер усмехнулся в усы:

– Окна и двери сами прорежете.

И ушёл, торжественно вручив молодым одноручную пилу. Старую, заржавленную, без половины зубьев. ДаКоста сник. Эрвин хлопнул его по плечу:

– Чего стоишь, приступай, – и усмехнулся, глядя на растерянное лицо. Маленькая месть за представление в эраноплане. Пилить таркианский пластик можно было до второго пришествия – на любые механические воздействия он с присвистом чихал. Зато плавился на раз. Что Эрвин и показал – достал из контейнера лазерный резак, в два взмаха проделал дверной проем в ближайшем пузыре, шутовски поклонился и сказал дамам:

– Прошу…

– Эй, вначале надо бы кошку запустить, – подал голос кто-то из задних рядов. Ирина не услышала. Просто шагнула вперёд. Музыкой прозвенели по пластику флотские каблуки. По точеным коленям хлестнула юбка – ласковой, синей волной. Сверкнули карие глаза.

– Сгодится, – довольно хмыкнула Пегги и толкнула Эрвина – не зевай мол. Работы еще…

За следующие пару часов Эрвин в конец замаялся. В комплекте с контейнером должны были быть три резака. Работал один. Второй был без батареи и ствола, зато с аккуратно наклеенной биркой – «исправность проверена». Подпись, число, круглая печать. Вместо третьего – пустое гнездо. Одно пропито, другое – разломано «то курца», по любимому Пеггиному выражению. Флот берег традиции свято. А может – армия, на ящике хищно скалила пасть эмблема десантной бригады.

Но, неважно. Важно, что махать резаком Эрвину пришлось одному, под чутким Ирининым руководством – типа: «Режь здесь. Здесь Эрвин – это здесь, а не там. Я имела ввиду – на два пальца ниже. Маленькую. Маленькую, я сказала, не как сейчас. Что ж ты у меня такой непонятливый. Теперь переделывать все». И так три часа, постепенно перемещаясь из одного пузыря в другой. Резали двери, окна, какие-то совсем мелкие дырки под полки, шкафы и проводку. А резак, сволочь, тяжелый, руки ныли нещадно. Эрвин устал и начал огрызаться. Но тут Ирина тряхнула головой, огляделась и сказала что пока хватит. И вообще она молодец. Эрвин подтвердил. Не сразу, вначале закинув куда подальше тяжелую ношу. И собрался было на выход. Но у свеженавешанной двери его поймали и опять попросили. Вежливо, с тихой улыбкой:

– Раз уж все равно на воздух идёшь – поищи душевую кабину. По описи – должна быть, в ящиках флотского имущества, контейнер номер тридцать четыре. Хорошо?

Солнце успело хорошо прогреть пузырчатый дом а ветер – ещё не успел разогнать духоту сквозь только что вырезанные окна. Да и резак добавил жары. По лицам – тонкой струйкой пот, скользит крупными каплями по щекам и по виску. Свалилась, смялась мокрыми прядями, прилипла ко лбу Иринина чёрная чёлка. И разводы сажи на щеке – так и не отмылись, заразы.

Эрвин кивнул прежде, чем подумал.

Вот только душевой кабины Эрвин не нашёл. На пляжу, в импровизированном складе можно было искать до бесконечности. Ящики с флотским имуществом – под деревьями, в три ряда, одинаковые серые квадраты, каждый с двумя гербами и порядковым номером в одну краску через трафарет. Номера по описи, а опись…

Из пузыря-дома долетел звон, оправдания и Иринин усталый крик:

– Я что, одна здесь работаю? – голос держит ровно, но дрожь слышна, и тон чуть выше обычного – тоже устал человек донельзя.

Эрвин щёлкнул замком контейнера номер тридцать четыре. Толстые стальные цилиндры, лоснящиеся смазкой бока. Гранаты. Зажигательные, судя по маркировке.

– Пойдёт, – сказал сам себе Эрвин, сгребая сразу десяток.

Душевой кабиной парень, не мудрствуя лукаво, назначил звенящий в лесу водопад. Из куска пластика и пары хвощей – толстые, пустые стволы ломались в руках на раз – соорудил запруду, подождал, пока разольётся озером звенящая, чистая вода, примотал на палку гранаты и закинул подальше, на середину. Сразу три. Рвануло знатно, в небо ударил струёй горячий пар. Вода в озере вскипела мгновенно. Эрвин подумал и кинул ещё парочку в бурлящий котёл, для верности. Если и было в воде что кусачее и опасное – хрен оно выживет в крутом кипятке. А новая вода падала и падала со скалы, разбиваясь на радужные, звенящие брызги. Эрвин и там импровизированную решетку соорудил из двух хвощей, размолоченных сапогами. Потом и Ирина подошла.

Точнее подбежала на звук взрыва. Быстро, опрометью, хрустели ветки под башмаком. Сбила дыхание на бегу, да и тяжёлый шотган оттягивал руки. Патронная лента через плечо. А волосы растрепались, облепили мокрыми прядями щеки и лоб.

– Что происходит? – резко, на вдохе спросила она, и замерла, переводя дыхание

– Душ делаю. Из того, что есть, – виновато пожал плечами Эрвин, тряхнув связкой гранат.

– Дурак… Я… – слова на её губах сбились, замерли – не хватило дыхания. Высокая грудь поднялась, набирая воздух. Ворот белой флотской рубашки – смят и уехал в сторону. Обрывки ниток на белом хлопке. Третья пуговица с мясом оторвалась. Из-за спин долетел хриплый смех, дёрнул за уши, заставив Ирину осечься на полуфразе.

– Да, парень, хорошо хоть тебя не за туалетной бумагой послали… – Пегги, мать её. Не может без шуток. А еще в уши влетел плеск воды, шорох и радостный визг. Это девчонки с экипажа успешно ввели импровизированный душ в эксплуатацию.

А Эрвину торжественно сунули шотган в руки и попросили посторожить. А то мало ли. Заросли вокруг, конечно, густые, надежные но поберечься стоит. Точнее, поберечь. Вот и застыл парень, статуей. Стоп-кадром из рекрутерского ролика «Враги не пройдут». И морда, как у тамошнего героя – зверская. Ибо жарко, ноги гудят, руки тоже и настроение соответствующее. Кричали в вышине птицы, шелестел листьями ветерок, гнал ароматы – тонкий дух хвои, прелой листвы и местных цветов – пьяный, дурманящий. Алые лепестки качались на длинных ветвях, поворачивая на шорох шагов лица-бутоны. В алой тени лепестков – жёлтые точки. Неприятно, будто глаза следят за тобою. А из-за зарослей – веселье и плеск. Белым пятном на зелени – аккуратно развешенная на кусту флотская стандартная рубашка. Шея как-то вмиг затекла. Хрустнул под ногою валежник. Эрвин развернулся – с трудом и, больше забавы ради, тронул стволом подобравшийся близко цветок. Лепестки дрогнули, сомкнулись как пасть. Проскрежетали по стали шипы – маленькие, острые.