* * * Ну да, я пью вино! И кто не слеп умом, Кто истину, как я, уразумеет, О, тот поймет, что перед божеством Поступок мой значенья не имеет. Аллах от века знал, он знал давным-давно, Что мне, рабу его, придется пить вино! Его лишь оскорбить я мог бы воздержаньем — Его предвиденье явилось бы незнаньем… * * * Ныне в безумстве любви, в безумном, безмерном волненьи Разум утратили мы – и тонем, горим в опьяненьи, Служим святыне вина в кумирне заветной своей! Ныне, сейчас, через миг, с восторженно-сладкою дрожью Прах бытия отряхнув – как дух, вознесемся к подножью Трона, где вечность царит в сияньи нетленных лучей… * * * О, друг! Зачем пещись о тайнах бытия, В безумии желать того, что невозможно? Мечтой бесплодною охвачена тревожно, Напрасно смущена зачем душа твоя? Будь счастлив, веселись! При сотвореньи света Никто ведь у тебя не спрашивал совета. * * * Пусть колесо судьбы мне мира не дает — Ну что же! Я готов сейчас идти войною! Пусть доброй славою бессмысленный народ Меня не наградил – позор зато со мною. Все прочее – слова! Вот кубок, и в вине горит рубина пламень — Ведь у непьющего найдется голова, А у меня найдется – камень… * * * Узор изменчивый загадочной природы Ты разъяснить просил. И тайны бытия. Но чтобы правду всю поведать, нужны годы — И буду краток я. Наш мир – что марево. Чудесную картинку Подъемлет лоно вод. И, зыблясь, как туман, Чрез миг опять она падет в свою пучину, В бездонный океан. * * * Хайям, Хайям! Твой жалкий прах Подобен трепетной палатке. В ней дух царит как падишах, Но дни его царенья кратки. Они ведут к небытию, Его последнему приюту. Едва успеет он свою Палатку бросить, – чрез минуту Ферраши смерти прибегут И все разрушат, все сорвут, Чтоб средь песков пути иного Создать разрушенное снова. * * * Волшебный миг настал: природу, встав от сна, Всю в зелень облечет красавица весна, Душистые цветы повсюду щедро сея; И, ослепительней десницы Моисея, Заблещет на ветвях цветущих красота! Как бы воскрешены дыханием Христа, С земного лона в высь потянутся растенья, Зазыблются они под лаской ветерка, И очи в небесах откроют облака, И наземь истекут слезами умиленья… * * * О сердце, если сбросишь ты Оковы скорбной суеты, Печали, с прахом сочетанной, — Как чистый дух, покинув прах, Парить ты будешь в небесах, Среди лазури звездотканой! О, как ты мучиться должно Позора мукой непрестанной, — Что на земле, как гость незваный, Ты прозябать обречено!.. Петр Федорович Порфиров (1869–1903), русский поэт, переводчик и издатель. Выходец из семьи чухломского крестьянина, юрист по образованию. В 1894 году в журналах «Труд» (т. XXIV, № 11) и «Северный вестник» (Отдел первый. № 7–8) Порфиров публиковал переводы рубаи Омара Хайяма. * * * Где прежде замок высился надменно До самых облаков, Куда в чертоги шли цари смиренно С покорностью рабов, Я видел: горлица нахохлившись сидела И, нарушая сон, Кричала, словно вымолвить хотела: Где он? Где он? * * * В пышном зданьи жизни бренной Пей вино, пока живешь. Для того, мудрец смиренный, Чтобы, если ты умрешь, Пыль разрушенного тела При дыханье ветерка В упоеньи долетела До порога кабака. * * * Моя любовь к тебе достигла совершенства, И как прекрасна ты, владычица моя! Как сердце полно слов! Но в трепете блаженства Язык мой бедный нем. Не странно ль, о друзья, Томлюсь я жаждою, безмолвный и печальный, А предо мной река шумит волной кристальной. * * * О Боже, смилуйся над сердцем, что в плену, Над грудью смилуйся, что терпит муки ад. Прости моим ногам, что к кабаку спешат, Прости моим рукам, что тянутся к вину. * * * Пью разноцветное вино И слышу я то здесь, то там: «Не пей вина, не пей Хайям, Ведь враг религии оно!» О, если так, я вам клянусь, О, если веры враг вино — Я кровью вражеской упьюсь, Так по закону быть должно! * * * Скажи, ты знаешь ли, зачем петух дворовый С рассветом дня, с зарею новой Горланит часто, каждый миг? И отчего печален этот крик? Петух кричит тебе, что в зеркале рассвета Ночь уходящую его завидел взор, Что безвозвратна полночь эта, А ты – такой же все невежда до сих пор. * * * Уж лучше пить и красотой Тюльпаноликих наслаждаться, Чем лицемерным быть ханжой И в благочестьи упражняться. Ведь, если скажешь, в ад пойдет И упоенный и влюбленный, То в рай уже никто рожденный, Никто из смертных не войдет. |
