— Этого не может быть, — пытался убедить я непонятно кого. — Тем более я не припомню такого, чтобы я…

— Это было, Логан. В самый первый раз. В мотеле. Тогда ты всё узнал обо мне, и тогда мы…

— Сделай одолжение, не напоминай мне о той ужасной ночи.

Я нервно выдохнул и походил из стороны в сторону. Всё это просто в голове не укладывалось!

— Почему ты не рассказала мне раньше? Почему именно сейчас?

— Я хотела рассказать! Узнав о беременности, я сразу позвонила тебе, помнишь? Попросила тебя приехать в кофейню. Но когда я увидела тебя тогда… Я поняла, что не смогу. Я соврала тебе про какого-то ублюдка, который не успел высунуть. Но это было ложью! Ты отец моей малышки, Логан.

Я молчал.

— Не знаю, зачем я говорю тебе это сейчас. Я ни на что не надеюсь, правда. Абсолютно. Я просто хотела, чтобы тебе всё стало известно. И теперь ты знаешь обо всём. Мне легче.

Легче? Правда? А мне ничуть.

— Я надеюсь, наши с тобой пути навсегда разойдутся, — произнёс я не своим голосом. — Но… когда она появится на свет, дай мне знать, ладно?

Она кивнула. По щекам Хэйзи катились слёзы.

Я развернулся и двинулся к «Шевроле», в котором меня уже ждал Джеймс. Но голос Хэйзи заставил меня остановиться.

— Как мы её назовём, Логан?

Не раздумывая ни секунды, я ответил:

— Лили.

И ушёл.

Проснулся я в спальне для гостей в доме Джеймса.

Голова дико болела. Я чувствовал смертельную усталость и сильно хотел спать. Что вчера вообще было?

Воспоминания о минувшем дне вызвали в моей голове и в моей душе безудержную волну боли. Свадьба, Джеймс, Хэйзи, белый лимузин, моя дочь… Всё это с невероятной скоростью промелькнуло в моих мыслях. Я вспомнил, как мы с Джеймсом вернулись из церкви и выпили пару-тройку бутылочек виски. Да уж… Теперь понятно, почему так болит голова.

Я сел в кровати и сонно огляделся. Джеймс спал рядом. На нём был свадебный смокинг, в нагрудном кармане пиджака — белая бутоньерка. Я с какой-то непонятной радостью и теплотой вспоминал вчерашнее венчание. Я даже предположить не мог, что всё будет так.

Прислушавшись, я услышал… ничего. Тишина, абсолютная тишина. Не слышно никаких шорохов из соседней комнаты, не слышно недовольного голоса Хэйзи, не слышно вообще ничего. Пусто… Пусто дома и на душе.

Не понимаю. Я ведь должен радоваться несостоявшейся свадьбе Джеймса. Я должен радоваться тому, что Хэйзи убралась из моей жизни. Что не так? Что не позволяет мне свободно вздохнуть и сжимает мою душу в тески?

Устало вздохнув, я упал на подушки. Думать ни о чём не хотелось, в особенности о Хэйзи. Но думал я только о ней и… о нашем с ней ребёнке.

— Как ты? — поинтересовался я состоянием Джеймса, когда в полдень мы «завтракали» у него на кухне пиццей. — Внутри всё ещё болит?

— Не знаю. Честно говоря, я не успел вчера ничего понять. Пришёл в себя только тогда, когда уже вышел из церкви. Но знаешь… Сейчас я, молодой и холостой, сижу здесь с тобой, моим лучшим другом, ем эту божественную пиццу и понимаю, что мне насра-а-а-ать на эту шалаву. Честное слово!

Я улыбнулся и отхлебнул из чашки кофе.

— И тебе ничуть не жаль, что всё так получилось?

— Жаль, конечно. Я любил её больше трёх лет, мне было чертовски непросто отпустить её. Но твои вчерашние слова кардинально изменили моё отношение к ней. Я хочу забыть эти события, как страшный сон, и вспоминать об этом со смехом. Действительно смешно. Как она могла дурить меня столько времени? Как я мог купиться на её ложь?

Слова Джеймса про сон отозвались в моих мыслях угрожающим эхо. Сегодня ночью меня вновь мучал кошмар, преследовавший меня, как тень, уже второй месяц подряд. От одного воспоминания о нём по телу побежали мурашки.

— Я рад, что тебе лучше, — признался я.

— Я тоже. А всё-таки, что Хэйзи втирала тебе вчера, когда мы вышли из церкви?

Я с ужасом вспомнил о нашем с ней разговоре и растерялся. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться и взять себя в руки.

— Она просила меня поговорить с тобой, — принялся лгать я. — Ну, знаешь… Хотела всё вернуть и попросить прощения.

— А ты что?

— Я сказал, что сейчас слишком поздно для извинений и послал её.

Джеймс взял в руку стакан с колой, а я — чашку кофе.

— За холостую жизнь? — предложил тост друг.

— За холостую жизнь!

Мы звякнули сосудами и выпили.

А ночью, оба в стельку пьяные, мы вернулись домой из ночного клуба. Пока я усердно искал ключи в многочисленных карманах, Джеймс подпирал спиной дверь.

— Тише, — зашипел он, когда я зазвенел ключами. — Тише! Ты сейчас разбудишь Хэйзи.

Я засмеялся и вставил ключ в скважину.

— Ты е…утый? Какую Хэйзи? Она съехала вчера. Забыл?

Джеймс хлопнул себя по лбу и тоже пьяно рассмеялся.

Мы ввалились на кухню. В холодильнике нашлось пиво.

— Тут по телику вроде бы сейчас регби будут показывать… — проговорил Джеймс, рассматривая пульт от телевизора. — Чувак, на каком канале спорт?

— Не знаю. — Я сделал пару глотков пива. — Пощёлкай, без сомнений найдёшь то, что нужно.

Пока Джеймс предпринимал попытки найти нужный канал, я сидел в кресле и наблюдал за ним.

И всё-таки, как ему удаётся так себя вести? Вчера он расстался со своей любовью и, можно сказать, сбежал из-под венца. Конечно, он выразил свою боль через слёзы, но… Он не выглядит как человек, убитый горем. Кажется, он наоборот начал чувствовать себя свободнее, легче. И это не могло меня не радовать. Кажется, я переживал за состояние Джеймса больше, чем за своё собственное.

Алкоголь с бешеной силой ударил в голову, и я спросил:

— Когда в последний раз Хэйзи признавалась тебе в любви?

Он обернулся и с удивлением взглянул на меня. Я выжидающе смотрел в его глаза. Чёрт, какие же они красивые…

— Не помню, — ответил Джеймс и пожал плечами. — Наверное, где-то полтора или два месяца назад.

— Так давно?

— Да. Она была слишком нервная из-за своего положения и потому только и делала, что орала на меня. На любовь у неё не оставалось ни сил, ни времени. А зачем ты спрашиваешь?

— Просто хотел сказать, что люблю тебя.

Джеймс медленно поднялся на ноги и вновь обратил на меня свой взгляд. Я ждал его ответа, до боли сжимая в руках бутылку пива.

— Я т-тебя тоже, брат… — растерянно произнёс он.

— Нет, ты меня не понимаешь, Джеймс. Слушай. Я люблю тебя.

Последнюю фразу я произнёс медленно, растягивая каждое слово. Джеймс засмеялся и подошёл ближе.

— Ну-ка, дай сюда. — Он отобрал у меня пиво и поставил бутылку на стол. — По-моему, тебе уже хватит.

Друг положил руку на моё плечо, но я сердито оттолкнул её.

— Ты воспринял это как шутку? — с возмущением спросил я. — Ты думаешь, это чёртова шутка?

— Логан, я не знаю, что с тобой, и я, конечно, не врач, но… Я думаю, тебе надо прилечь.

— Я лучше знаю, что мне надо.

— И что же?

— Твой ответ.

Взгляд Джеймса помрачнел. В эту минуту я тысячу раз проклял свой длинный язык и тысячу раз захотел провалиться сквозь землю от стыда.

Джеймс молчал. Я не хотел слышать его ответа, но молчание и неизвестность пугали ещё больше.

— Ты ответишь мне, Джеймс?

— На что?

— Ты прекрасно знаешь сам, — без сил прошептал я.

Он всё так же молчал, и я, не выдержав, зачем-то повторил:

— О боже, Джеймс! Я так люблю тебя!

И эта фраза будто развязала язык Джеймса. Он взглянул на меня какими-то чужими глазами и сказал:

— А я не пи…р.

Чёрт возьми! Одно простое слово, а сколько боли от него! Эти пять букв острыми ножами вонзились в моё сердце. Хотелось завыть от невыносимой боли.

— Я тоже, — шёпотом проговорил я и с силой прикусил нижнюю губу.

Джеймс бросил на меня насмешливый взгляд.

— Что-то, однако, говорит мне об обратном.

— Не оскорбляй меня! — попросил его я чуть ли не со слезами на глазах. — Мы обзывали пи…рами своих врагов в школе, слышишь? Это было в школе! А сейчас? Как ты смеешь так называть меня?