- Не нравится мне, как глаза у этого господина Майя бегают, - сказал Юи, когда уже садились на лошадей.

Хозяин Мелен вышел проводить уезжавших, но сам не отправился даже к воротам, выделил только охрану. Печальным выглядел этот обратный выезд, вместо улыбчивых всадников - закрытая повозка, провожатые в темных одеждах и слуги с мрачными лицами.

- Велено вас проводить до границы, - сказал старшина охраны, сухой и молчаливый, как древесная ветка.

Улицы были пусты, даже ставни в домах закрыты, будто народу и смотреть запретили. Не так, совсем не так их встречали. Лишь несколько цветных ленточек на чьих-то воротах: след чьего-то недавнего празднества.

- Все надежды прахом, - сказал Ариму сквозь зубы, и, когда через ворота проехали, обернулся на город так, будто на прощанье грязно выругаться хотел. Но сдержался.

**

Нет разницы между дорогой по ту и эту сторону границы Хинаи, повозка по-прежнему катится. Вот она едет, бывшая первая дама провинции, одетая в шерстяную дорожную куртку, подбитую кроличьим мехом, вылитая жена какого-нибудь купца средней руки. Илин и Айлин затеяли веселую возню, Айлин пытается отобрать у сестры костяную пуговицу. Родись они в первом браке Истэ, пуговица была бы серебряной, достаточно, чтобы заплатить за достойный ужин и ночлег всех троих путниц.

- Прекратите сейчас же! - прикрикнула Истэ на дочерей, и устыдилась, увидев непонимающие глазенки.

А она еле сдерживала страх, почти ужас, с того часа, как услышала про загадочную смерть бывшего своего подопечного. Здесь не знали причин - то ли завистник убил Энори, то ли враг-лазутчик, то ли он отдал жизнь, защищая Тагари. А ей хотелось закричать вознице - поворачивай! - будто кони на всем скаку неслись к пропасти. Но не могла, так бывает в кошмарах, когда понимаешь все, но бессилен.

Холмы становились выше и лесистей, порывы ветра, как бывает в месяце Икиари, все резче. Темно-сизые бугристые тучи непрестанно роняли снежную крупу. Чем меньше оставалось до Осорэи, тем все больше холодных пиявок присасывалось к сердцу Истэ. По ночам упорно снился бывший муж, хоть за все годы ни разу такого не было. А тут - смеется, так, что казалось, гром пробуждается, одним махом осушает чашу вина, седлает черного жеребца и уезжает куда-то. Всегда он во сне куда-то собирался и уезжал, совсем как в жизни, пока, наконец, не сбежала она сама.

Чувствуя страх матери, притихли и девочки, не кувыркались больше по повозке, почти молча наряжали кукол в углу.

Повозку остановили в предместьях. Неизвестные люди преградили путь - просто одетые, но аккуратные, на разбойников не похожи. О чем-то поговорили с возчиком, тот отъехал к обочине, пропуская остальных путников.

- Что это значит? - Истэ выбралась наружу. Заметила молодого человека сбоку дороги; в охотничьей куртке с капюшоном, он стоял, прислонившись к стволу ольхи. Вроде просто любопытный прохожий, но вот только преградившие путь поглядывали на него. Опасались свидетеля или стоящий был одним из них? Лица его Истэ разглядеть не сумела. Во всяком случае, кажется, она этого человека не знала.

- Госпожа, нам велено проводить вас в одно место неподалеку.

Словно ледяные зубы куснули за сердце.

- Вы знаете, кто я? - спросила она с запинкой. - И кто велел?

- Не имеет значения.

Оглянулась - никого на дороге, ближайшие домики шагах в пятиста. А впереди, совсем далеко, виднеются стены города.

Ее пересадили на лошадь, взяли и девочек. Заметив, как рванулась к ним, успокоили - все вместе поедут. Дочери поначалу съежились, потом оживились - понравилось им верхом, дома так редко катались.

- Ваши вещи доставят следом.

Вскоре Истэ и дочерей привезли в один из домов, крыши которых разглядывала с дороги. На отшибе домик стоял. Тепло здесь было и чисто, и никого. Видно: совсем недавно тут жили, долго и с любовью обустраивали свое небогатое жилище, от занавески до резного ящичка.

Где же хозяева?

Вкусный запах пищи с порога: девочки затормошили Истэ, проголодались.

- Отдыхайте пока, пользуйтесь, чем хотите, - сказал тот, что остановил Истэ. И, в очередной раз предупреждая вопросы:

- Я сделал то, что мне поручили. Остального не знаю, и гадать не намерен.

Вещи, как обещали, привезли и сложили в комнате. Истэ накормила дочек горячей мясной похлебкой, сама тоже не удержалась - проглотила несколько ложек. Интересно, готовил-то кто... Так точно рассчитать, через сколько они приедут, чтобы успеть все сделать - и скрыться.

Обошла вокруг дома - пусто, ближайший такой же дом за овражком через белое поле. Никто не сторожит, и не уйдешь никуда - как, подхватив девочек и сундуки? А может и наблюдают за ними - попытается ли сбежать?

Но кто все это затеял - Тагари ли, кто иной? Нет уже мочи гадать, словно с завязанными глазами ждешь, откуда ударят ножом. А может быть, это друг позаботился? Перехватил, чтобы она не попалась на глаза кому не следует... может, родня?

Смеркалось уже.

- Мама, сказку!

Лампа горела, мягкий свет разливая на лица. Уютно, почти как дома.

Некстати подумалось, может, стены нашептали: в бедных семьях в такие годы дети не просят сказок, а сами рассказывают их малышам...

Присев на низкую скамеечку, обняв дочерей, женщина долго думала, испытывая их терпение. Наконец начала:

- В незапамятные времена жила на свете добрая фея. Как-то спустилась она с гор, где собирала росу и солнечный свет, к людям, и те украли ее волшебное одеяние. Выбирай, сказали они фее. Либо ты навечно останешься без своего волшебства, либо дашь слово и станешь женой правителя нашей страны. Тогда все наши земли ждет вечное процветание. И фея, поплакав, дала согласие. Время прошло, и на свет появился ее маленький сын, но злая ведьма заколдовала мальчика, он родился слабым, болезненным. Но его отец обвинил во всем фею...

Ступени скрипнули, кто-то шел. Подобралась, заспешила к двери, высоко держа лампу.

Человек на пороге сбросил капюшон, стряхивая крупицы снега, улыбнулся ей. Вот ведь кого не ждала... и сразу узнала.

- Давно не виделись, госпожа Истэ. Или теперь можно без "госпожи"?

Страх ящеркой пробежал между лопаток.

- Ты же умер! - вырвалось у нее.

- Кто бы говорил! - отозвался он весело.

Присел, с улыбкой глядя на девочек, протянул им руки ладонями вверх.

- Как вас зовут?

- Илин...

- Айлин, - сказала другая, и робко приподняла руку, потянулась в ответном жесте.

- Ты старшая?

Она кивнула.

- На четверть часа всего, - быстро вставила сестра, и тоже подала руку.

- Пойдемте со мной, вы устали, и ваша мама тоже.

Истэ удивилась легкости и простоте его тона, так обращаются к маленьким сестрам, которых знают давным-давно - без натужности, приторной заботы или игры в равного.

Энори отвел девочек и вернулся; за четверть часа, пока его не было, Истэ успела испытать и отчаяние, и надежду, и много чего еще, странно, что не состарилась и не поседела. Он возник на пороге уже без куртки. Указал на оббитую мягким скамью, сел рядом. Истэ опасливо покосилась на дверь.

- Они вовсю видят сны и не услышат, даже если мы заговорим во весь голос.

- Но что все это значит? Слухи о твоей смерти... Ты встречаешь меня в пути, отвозишь сюда... Это он отдал такой приказ? - она подобралась: - Это он тебя прислал?

- Нет.

- Тогда кто?

- Я сам.

- Но почему... Он знает, что я вернулась?

- Даже не думает о тебе.

- А ты... что с тобой...

- Это неважно сейчас.

Отблески огня играли на лице; он показался ей немного осунувшимся, уставшим, хотя понятия не имела еще час назад, как он теперь выглядит. Взрослый. Затруднилась бы сейчас с его возрастом. Огонь то добавлял ему лет, то убавлял снова, порой казалось, что Энори не сильно младше ее самой.