Какой же выбор он должен был сделать, чтобы не проиграть? Поставить все на карту против Эдварда, или попытаться поддержать его, пожертвовав другими возможностями, но укрепив собственное положение? Как долго Тристан будет его союзником? Эдвард не скрывал, что имеет какие-то свои планы, разнящиеся с планами графа Фларского, но никому из тех, кто сейчас его окружал, Дэлай не мог доверять полностью. Даже тот же барон Весмортский, первым публично признавший его не просто будущим, а уже новым королем Рейнсвальда, действовал в первую очередь в интересах собственного феода. Если его поставить перед выбором, далеко не факт, что северный альянс останется на стороне Дэлая Фларского.
Запищал коммуникатор, и Дэлай, вздрогнув от резкого звука, нажал на кнопку ответа.
— Господин граф, прибыл представитель Остезейского Союза, в настоящий момент он находится в гостевых покоях, но настаивает на встрече с вами. Что прикажете ему сообщить?
— Остезеец? Явился сам? — удивился Дэлай, вспомнив, что в последнее время эти банкиры вели дела с ним исключительно через своих представителей в Тристанском баронате. Своих послов Союз отозвал из его графства еще в начале гражданской войны и с тех пор не было даже разговоров о том, чтобы возобновить дипломатические контакты с союзом. Интересно знать, что привело его. — Я приму его. Проводите его в мой кабинет.
Представитель Остезейского Союза вошел к нему через несколько минут в сопровождении двух фларских гвардейцев, граф встал, встречая гостя, и солдаты вышли, оставив их наедине.
— Господин граф, позвольте представиться. Мое имя Марии Де Тис, — изящно поклонился остезейский представитель, как только двери закрылись. Выпрямившись, он приложил руку к сердцу. — Я прибыл к вам с посланием от лорда Остезейского, сира Линка, с важной информацией и предложением. Стройный и гибкий, он казался совсем еще молодым, но при этом держался спокойно и уверенно, как опытный мастер в подобных делах. Дэлай знал, что остезейцы славятся умением вести переговоры и добиваться результатов, исходя из соображений собственной выгоды, полагаясь только на логику и холодный расчет, и напрягся, пытаясь понять истинные причины неожиданного визита.
— Я готов вас выслушать, однако время мое весьма ограничено, — он постарался не выдать себя. — Мы все еще в состоянии войны с Саальтом, несомненно ваши войска внесли весомый вклад в нашу первую значительную победу, мы высоко ценим вашу помощь, но я не могу уделить вам времени больше, чем остальным. Наши союзники могут это неверно истолковать. Прошу вас, присаживайтесь, — он указал гостю на одно из кресел.
— Благодарю, — остезеец, откинув полы своего мундира, сел в кресло, — Господин, Лорд Линк уполномочил меня обсудить с вами будущее Остезейского Союза в королевстве…
— Так значит, Линк уже присвоил себе титул лорда? — усмехнулся Дэлай. — Довольно смелый поступок с его стороны.
— Он надеется, что будущий король подтвердит и узаконит данный титул, — сдержанно ответил Де Тис. — Разумеется, он так же понимает, что подобное сотрудничество должно быть взаимовыгодным. И сейчас Союз нуждается в вашей помощи как будущего короля Рейнсвальда, — улыбнулся кончиками губ Де Тис. — Вам должно быть известно каким образом произошла смена власти в Союзе, ставшая главной причиной присоединения Остезейских феодов к вашим войскам?
— Барон Тристанский сообщал мне об этом в отдельном докладе, — кивнул Дэлай. — Так чего именно вы хотите?
— В первую очередь вопрос касается именно барона Тристанского, — сказал остезейский представитель, наклонившись и положив локти на стол. — Лорд Линк понимает, что дипломатические возможности Союза в настоящее время ограничены давлением Тристанского бароната, поскольку передача власти прошла не самым законным способом. И сейчас, — остезеец чуть отвлекся, поправляя концы рукавов своего мундира, — наша главная задача состоит в том, чтобы вернуть себе прежние возможности при минимальных потерях. Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь?
— Не совсем, — Дэлай хотел услышать эти слова от остезейского представителя напрямую, а не заканчивать мысль за него. — И очень надеюсь, что вы сейчас мне все объясните. Вы же для этого явились сюда, не так ли?
— Видите ли, в действительности между тогда еще сиром Линком и бароном Тристанским существовала договоренность о передаче всей полноты власти лично сиру Линку в обмен на всемерную поддержку Союза, — вздохнул остезеец и, сцепив руки, положил их себе на колено. — В результате совместной операции старый Совет был уничтожен, равно как и прерваны ваши переговоры с ним. У вас была информация, что прежний Совет собирался сделать новым королем Эдварда Тристанского, а Вассарий Гельский был лишь оперативной пешкой? Этим обстоятельством барон и воспользовался, разыграв собственную комбинацию.
— Ничего нового вы мне не сообщили, — ответил претендент на престол, сложив руки на столе перед собой. — Я владею ситуацией и принял соответствующие меры. Но мне интересно, почему вы решили рассказать об этом именно сейчас, да еще и так открыто…
— Мой сюзерен обеспокоен быстрым усилением и ростом влияния Тристанского бароната. В настоящее время этот феод уже во многом влияет на политику Рейнсвальда больше, чем кто-либо другой. В сложных условиях, когда мы ведем войну с Саальтом и не можем уделять достаточное внимание внутренним проблемам, это может сказаться критическим образом на будущем всего королевства… Поэтому сейчас Остезейский Союз хочет предложить вам помощь в установлении сильной королевской власти в Рейнсвальде.
— Насколько я понимаю, Эдвард Тристанский должен быть осведомлен о факте наших переговоров? — поинтересовался фларский граф, внимательно глянув на своего собеседника исподлобья, пытаясь хоть что-нибудь прочитать по его лицу, но тот сохранял все такой же невозмутимый вид.
— Ваше… Величество, — поправился остезеец. — Тонкость ситуации именно в том, что Эдвард Тристанский не должен знать о нашей встрече и тем более о предмете переговоров между нашими феодами. Поскольку… соглашение, которое предлагает заключить Остезейский Союз, хоть и преследует благородную цель, но с точки зрения морали и принятых в нашем обществе понятий о справедливости, выглядит не совсем честным по отношению к нашему общему другу…
— Из уст остезейца рассуждения о понятиях чести и справедливости звучат как кощунство, — вполголоса хмыкнул Дэлай, а громче добавил: — Так в чем, собственно, заключается помощь, которую предлагает Союз, и что он потребует взамен?
— В настоящее время вы один из немногих людей, чьего слова Эдвард Тристанский не сможет ослушаться, — уточнил Де Тис, — поэтому наш лорд надеется, что вы сможете ограничить рост влияния тристанца и, конечно… максимально ослабить его войска. Например, размещением на самых опасных участках фронта. Армии бароната уже покрыли себя славой на полях сражений гражданской войны, так что их использование подобным образом будет выглядеть вполне разумным. И, естественно, Союз рассчитывает на вашу полную политическую поддержку его начинаний. Мы готовы даже оказать вам помощь в захвате земель Гористарского феода, где, как вам известно, сложилась весьма нестабильная ситуация. Действия ваших войск там тоже не остаются без внимания…
— У нас сейчас недостаточно свободных сил и средств, чтобы взять под контроль все территории феода и усмирить некоторых вассалов покойного графа, — вздохнул Дэлай. — Но самая большая проблема в том, что точно не известно, где находится семья Гористаров и, главное, малолетний наследник… Будь он у нас на руках, все было бы гораздо проще…
— Так вы не знаете? — усмехнулся остезеец. — Наследник Гористарского рода сейчас находится в руках тристанского барона. И тот собирается его использовать для объединения феода под собственным контролем. Моего лорда беспокоят подобные события. Эдвард собирает в один кулак силы. Карийский баронат его безусловно поддержит, вместе с возможностями Камского герцогства это уже серьезная сила. Остезейский Союз связан обязательствами и в случае открытой конфронтации будет вынужден встать на его сторону. Присоедините к этому Гористарское графство, и всех, кто последует за столь мощным союзом… Вы уверены, что в таком случае ваши претензии на престол будут столь же неоспоримы? — Дэлай в последнее время так часто задавал себе этот вопрос, что он прозвучал почти как приговор.
