- Леди Миривиль, позвольте войти, - решив соблюдать установленные закрытой дверью правила игры, Эдвард постучался, - Я вас не побеспокою?

Больше минуты потребовалось на то, чтобы он наконец-то услышал ответ, но беспокойства у него это не вызывало. Если бы там происходило что-то потенциально опасное для пленников или для барона, дроиды из охраны тут же вмешались бы.

- Господин, - жена его кровного врага открыла дверь и отошла в сторону, давая ему пройти внутрь, - Не думала, что вы будете просить разрешения зайти в камеру к своей пленнице, - она чуть заметно поклонилась, когда Эдвард вошел внутрь, осматриваясь по сторонам и оценивая, как семья Гористарского графа здесь устроилась.

- Несмотря на то, что мы с вами находимся по разные линии этой войны, я не считаю, что должен забывать о правилах этикета, - заметил Эдвард, проходя дальше и отметив, что леди Миривиль сразу же закрыла дверь снова, - Война не дает нам права забывать о том, кем мы есть на самом деле…

Конечно, эти покои были не тем, к чему привыкла женщина Гористарского дома, состоя всего лишь из четырех комнат и одного общего зала, но все же лучшим, что для них смогли найти в городе, пережившим тяжелые уличные бои. Центральный квартал вместе с городской ратушей и дворцом наместника серьезно пострадал в ходе сражения от огня танков и реактивной артиллерии, поэтому там их разместить, как предполагалось сначала, не получилось.

Интендантам тристанского барона понадобилось немало времени, чтобы подыскать покои для таких знатных пленников, где могли бы чувствовать себя комфортно и без особого стеснения. Здесь сохранились не только системы коммуникаций и жизнеобеспечения, но даже и вся прежняя обстановка и постельное белье. Мэр бежал в спешке, поскольку, как оказалось, он тоже являлся родственником Гористарского Дома. Его транспорт перехватила уже за чертой города группа истребителей в последний момент, едва не упустив.

- Во-первых, я хотел бы узнать, хорошо ли вы устроились на этом месте? – поинтересовался Эдвард, оставаясь стоять, пока леди Миривиль ходила по залу. Соседние комнаты закрыты, там от его взора прятались дети Михаэля, которые не провинились ни в чем, кроме того, что были рождены от человека с гористарской кровью.

Одно только это уже обрекало их на смерть, но пока что Эдвард не хотел думать об этом. Расстреливать детей рейнсвальдских дворян ему еще не приходилось, во всяком случае, лично. Примеры уничтожения его поисковыми командами малолетних представителей гористарской крови уже были, но об этом он получал только доклады, лично не участвуя, хотя и признавал свою ответственность за выполнение полученных приказов его подчиненными.

- Господин, если забыть о том, что мы являемся вашими пленниками и ограничены лишь этими стенами, то наше положение нельзя назвать ужасным, - остановившись на секунду, ответила леди Миривиль, - Ваши люди обеспечивают нас всем необходимым. Не можем пожаловаться, что нам чего-то не хватает… за исключением свободы, - снова надавила на то, что по факту они всего лишь пленники барона, но Эдвард предпочел пропустить последние слова мимо ушей.

- Это необходимость, с которой приходится мириться как вам, так и мне, - ответил тристанский барон, заложив руки за спину, - Поверьте, мне не доставляет никакого удовольствия вести войну против женщин и детей, я лишь хочу ее закончить как можно быстрее. Тем более, у нас появились и другие угрозы, более важные.

- И все же, вы ее ведете, - заметила гористарская графиня, присаживаясь на длинный диван с красной обивкой, стоявший у дальней стены.

На низком столике рядом с ее место лежала обложкой вверх раскрытая книга, одна из довольно редких и антикварных вещей, какие позволить себе мог даже не каждый дворянин. Бумажные книги являлись огромной ценностью, и их страницам обычно доверяли только самые важные и достойные мысли лучших людей королевства. «Память и душа», заметил тристанский барон тисненное золотом на обложке название, за авторством одного из придворных Иинана Первого, правившего больше семисот лет назад, книга, которую и сам когда-то читал. Пространное и заумное рассуждение о том, как изменяется мировоззрение человека в зависимости от тех испытаний, какие выпали на его долю, и что формирование человеческого сознания происходит на протяжении всей жизни. В последнее время Эдвард был склонен согласиться с подобными мыслями.

- Каждому из нас приходится делать то, что он должен, - пожал Эдвард плечами, - И далеко не все здесь зависит от наших желаний…

- Господин барон, вы пришли сюда только для того, чтобы поспорить со мной о природе войны и людей в ней? Должно быть, вам приходится действительно тяжело, раз не можете найти человека, с которым можете свободно поговорить, - леди Миривиль посмотрела на него с некоторой долей удивления, но все же указала на свободные места, - Можете присесть, барон. Кроме нас двоих и вашей охраны, что следит за мной постоянно, здесь никого нет.

- У меня был человек, которому я мог довериться, - вздохнул Эдвард, - во многом, из-за него я и участвую в этой войне. А те, кто меня окружают сейчас, отлично играют роли подчиненных и военных, но вряд ли могут быть теми, перед кем можно открыться. Для них я в первую очередь барон и старший офицер, а уж только после этого могу позволить себе быть человеком.

- С пленником же вы можете позволить себе быть свободнее? – усмехнулась леди Миривиль, - Все равно она не сможет никому больше рассказать то, что слышала, так? – добавила уже без всякой усмешки, снова напомнив и себе, и своему собеседнику, что должно произойти в конце ее пребывания в плену.

- Не стоит говорить так, леди Гористарского Дома, - Эдвард сел в кресло, расправив полы своего камзола, - Просто вы, в отличие от тех, кто меня сейчас окружает, военный в гораздо меньшей степени, нежели придворный и человек благородного воспитания. Поверьте, в действующей армии весьма сложно сохранять образ того дворянина, который желательно видеть при королевском дворе. А вот с вами можно побыть тем человеком, каким меня хотел видеть мой воспитатель по этикету. И, главное, ради чего я сейчас пришел к вам, вы одна из немногих, кто помнит Изабеллу… - он снова вздохнул, почувствовав укол старых воспоминаний.

- Значит, великий и жестокий барон Тристанский, поклявшийся уничтожить род Гористаров, все-таки сохранил в себе что-то человеческое? Один из тех, кто начал гражданскую войну в королевстве. Одержавший немало побед, прославивших его имя. Последний, кто говорил с Иинаном Третьим и все еще хранящий тайну его последних слов, на самом деле человек? – сложно сказать, то ли леди Миривиль издевалась над ним, то ли таким образом ему сочувствовала, но в глазах этой женщины не было ничего, кроме любопытства.

- Значит, именно так меня называют при дворе в Гористарском дворце? – усмехнулся Эдвард, действительно слабо представляя, какие о нем ходят по королевству слухи, - Неужели со стороны кажется, что я больше не похож на человека? Или же Гористары считают необходимым распускать слухи о любых своих противниках, вне зависимости от того, насколько они правдивы?

- Слухами и сплетнями во многом и живут придворные, - улыбнулась леди Миривиль, - и любой, кто побывал там хотя бы однажды, об этом прекрасно знает. И еще успеет услышать очень многое, даже то, чего и сам не желает. А вы, барон, очень интересная и знаменательная персона в последнее время. О вас говорят, наверное, при каждом дворе в Рейнсвальде. И, конечно, то, что не могут заполнить знаниями, дополняют собственными фантазиями, порой весьма забавными… - она покачала головой, сама удивляясь тому, что слышала, - Хотя я никогда не верила, что вы начинаете свой день с того, что расстреливаете портрет Респира, висящий в вашей спальне, - от этих слов улыбнулся уже сам Эдвард.

- Сплетни действительно страшная сила, - заметил молодой тристанский барон, - хоть я и не ожидал, что они могут дойти до столь откровенных глупостей. Конечно, Респир один из тех людей, чьей смерти желаю совершенно искренне, но это вовсе не значит, что превращаю его в некий фетиш, занимающий все мои мысли.