А когда подошли еще две группы экзоскелетов, закрывая кольцо вокруг отряда, бой окончательно превратился в резню, солдаты повалили скоординированным огнем личного оружия еще нескольких противников, но в ходе продолжающейся перестрелки остатки отряда были разодраны в клочья перекрестной стрельбой. Одна группа бойцов попыталась прорываться вместе с бароном, но сумели пройти всего лишь двести метров, после чего их окончательно прижали к земле и уничтожили за несколько минут отчаянной перестрелки. Последнее сопротивление на этом фактически и было подавлено, подошедшая гельская пехота занялась уже зачисткой и поисками уцелевших. Тяжелораненных добивали, тех, кто еще мог самостоятельно двигаться, брали в плен, но самой важной находкой оказался все-таки сам барон Карийский.

В момент попытки прорыва ему вкололи ударную дозу стимуляторов, снова поставив на ноги, и каким-то чудом он смог выжить в ходе непродолжительно боя, укрывшись за осколками скалы со штурмовой винтовкой в уцелевшей руке. Патронов у него уже не осталось, когда его позицию окружили, да и серьезные ранения уже давали о себе знать, лекарства не могли поддерживать истощенный организм постоянно, так что даже против воли носителя модуль жизнеобеспечения всадил в него дозу успокоительного, почти лишив возможности сопротивляться. Так Рокфора и взяли еще живым, хотя первое время солдаты никак не могли поверить, что нашли тяжелораненного карийского барона. Опасаясь, что такая ценная добыча может умереть прежде, чем ее доставят к графу, бойцы тут же вызвали полевой медицинский бокс, а прибывшие вместе с ним опытные медики смогли стабилизировать состояние пленника.

***

Когда снова открыл глаза, то перед собой увидел белый потолок с двумя лампами и многочисленные манипуляторы медицинского мультидрона, сейчас отключенного, но еще недавно явно работавшего над его телом. Инструменты из захватов не убраны, баллончики с нанитами и лекарствами опустошены, и даже свежая кровь все еще подсыхает на лезвиях и сочленениях.

Только вот кто же сейчас его спас, враги или друзья? Последнее, что сохранилось в памяти, было категорическое требование модуля о введении в организм успокоительного и обезболивающего, дабы избежать разрушительных и необратимых процессов в организме, ведущих к его гибели. В этот момент как раз отстреливался от наседавших на него гельских солдат, практически прокусив от сжигавшей изнутри боли губу, и даже к пистолету патроны в тот момент уже подходили к концу. Надеялся только, что погибнет не зря, выполнив свой долг перед семьей и феодом, но ситуация повернулась так, что умереть ему не дали.

Скорее всего, гельцы все же его захватили в плен, и, судя по тому, что даже не пытались восстанавливать руку, просто удалив все поврежденные фрагменты и запаяв ранение биопластом, вряд ли собираются отпускать его живым. К этому Рокфор был готов с того самого момента, когда вышел из транспортника в оперативном тылу обороны Хормента, пусть даже и не желал себе самому в этом признаваться.

Эту войну ему не суждено пережить, слишком старый и слишком привыкший к миру. В войнах побеждают молодые и крепкие, готовые рискнуть всем, что есть, и готовые рваться вперед без оглядки, как это делает Эдвард, прорубающийся даже сквозь непреодолимые препятствия, зажигающий огнем своей души собственных солдат одним лишь появлением в действующей армии. Если бы не он, Рокфор бы никогда и не решился на подобную авантюру, проглотив бы даже убийство своей дочери ради сохранения мира в королевстве. Конечно, долго бы спорил и что-то доказывал, но без Эдварда и его стальной воли, какой словно заражал всех остальных, никогда бы не решился бросить открытый военный вызов своему врагу. Теперь же оставалось надеяться только, что сделал все возможное, чтобы прикрыть тылы своего союзника, и ослабил его врагов достаточно, чтобы обеспечить тристанским силам победу.

А в том, что это произойдет, Рокфор был уверен. Эдвард не простит его смерть, для подобного этот молодой дворянин слишком честен и верен. Тристанские силы прибудут в Карию рано или поздно, и тогда от Вассария не останется ничего, только мелкие горящие обрывки. В это Рокфору хотелось, во всяком случае, верить. Эдвард не побоится никакого препятствия на пути достижения поставленной цели.

И сейчас Рокфор подумал, что гораздо больше был бы рад видеть на престоле Рейнсвальде не графа Фларского, а барона Тристанского. Этот человек точно смог бы вывести королевство из затянувшегося периода застоя и упадка, постепенно терявшего старые устои, прежде ведущие Рейнсвальд вперед, но теперь феодалы теряли понятия чести и доблести, заменяя их достатком и богатством. Может быть, эта война отчистит королевство от подобного, от дворян, забывших, откуда и для чего у них подобный титул. И те, кто придут к власти после, будут еще помнить, каким же образом далось право править королевством, и что правят им не только ради собственных интересов.

Вошедшие через несколько минут после его пробуждения гельские солдаты подняли Рокофра из медицинской капсулы и помогли выйти наружу. Карийский барон от них узнал, что сейчас они находятся в одном из захваченных карийских бункеров, где сейчас разместили покои Вассария, пока будет находиться на линии фронта.

Небольшая комната, куда завели пленного барона, сейчас была застелена коврами, закрывавшими холодный бетонный пол, и завешана гобеленами ручной вышивки, обставленная даже мебелью, доставленной, скорее всего, из захваченных городов, но вполне подходившей к остальному интерьеру. В креслах рядом с чайным столиком сидели Вассарий и его родной дядя, герцог Хлейта с собственной персоной, распивая коньяк в ожидании пробуждения Рокфора.

Пленный барон стоял перед ними в одной лишь медицинской робе, с трудом опираясь на плечо кибернетического солдата, но едва сдерживая на лице выражение презрения. Оба феодала были в роскошных одеяниях в цветах своих феодов, расшитых золотом и серебром, то ли желая впечатлить своего пленника, то ли наоборот, желая унизить. Действие лекарств еще затуманивало разум, но ему не ввели сыворотку правды, Рокфор чувствовал это, а значит, требуется им только одна конкретная вещь – его клятва вассалитета Вассарию, и она должна быть дана в здравом уме и трезвой памяти. Это тот закон, который даже эти двое не рискнут нарушить. Клятва не будет действительной, если дана под действием наркотиков или ослабляющих волю веществ.

- Рады вас приветствовать в нашей скромной обители, - первым улыбнулся Вассарий, пусть улыбка и выглядела слишком наигранной, - Надеюсь, наше гостеприимство не кажется вам чем-то слишком навязчивым?

- Нет, что вы, все отлично, - пожал Рокфор плечами, - Это, наоборот, мне надо просить у вас прощения за то, что гостеприимство моего бароната для вас несколько простым оказалось. Только будьте уверены, что Карийский феод всегда славился своим почтением и уважением к любым гостям. Наши традиции в приветствии вам подобных еще будут оценены по достоинству, - улыбнулся в ответ. Вассарий от таких слов потемнел и сбросил маску радушия, явно не ожидая, что у пленника хватит смелости огрызаться.

- Хватит уже с этикетом! – рявкнул претендент на престол, оборвав уже желавшего что-то добавить герцога, - Рокфор! Ты до сих пор жив только потому, что от тебя мне нужна одна конкретная вещь. Если ты сейчас же признаешь меня своим сюзереном и законным королем, то я сохраню твою жизнь и даже позволю и дальше править баронатом. Всего лишь несколько слов клятвы, и ты вернешь себе все, что потерял!

- У меня действительно есть для тебя несколько слов, - не без труда выпрямился Рокфор, - Отправляйся в Бездну, щенок! Вот такие слова ты от меня услышишь вместо клятвы вассалитета. Ты даже не подошел к стенам моего замка, а уже ждешь, что буду ползать перед тобой на коленях? Не слишком ли много о себе возомнил? – он напрягся, а потом с громкими звуком сплюнул под ноги Вассарию, показывая свое к нему отношение, - Самовлюбленный щенок!

Граф неприятно потемнел от такого отказа и сжал в руке бокал так, что тонкое и хрупкое стекло потрескалось.