Ведьма Мара
Январь радовал жителей городка Вересково по-весеннему мягким моросящим дождиком, закутавшим вечерний городок в пушистое покрывало легкого тумана. Размыто дрожали золотистые нимбы уличных фонарей, отражаясь в глянцевой черноте мокрого асфальта центральной улицы. Из узкого оконца одного из немногих круглосуточных ларьков негромко распевала «Ария», призванная хоть немного стряхнуть сон со скучающего ввиду полного отсутствия покупателей хозяина торговой точки…
Надо мною тишина,
Небо, полное дождя.
Дождь проходит сквозь меня,
Но боли больше нет.
Под холодный шепот звезд,
Мы сожгли последний мост,
И все в бездну сорвалось…
Свободным стану я
От зла и от добра.
Моя душа была на лезвии ножа… *
… капельки воды, жемчужными нитками поблескивающие в черных, как крылья ворона, волосах, шлейфом фантастической кометы следующими за кружащейся, подставив лицо и руки дождю, женщины, вспыхивали золотом, когда на них случайно падал свет уличных фонарей… «Дождь – это когда ты плачешь, но никто этого не видит» – так любила говорить падкая на всякую лирику Галина… Мара резко остановилась. Мелькнувшее имя одной из тех, кого когда-то считала своими друзьями, отрезвило не хуже пощечины. Зябко – не смотря на странно теплый для этого времени года вечер – бывшая Берегиня отрешенно уставилась в темную витрину какого-то магазинчика, вернее, на свое призрачное отражение в ней. Черных волос и глубоких темных глаз призрачное зеркало не отражало – только размытое бледное пятно лица, взирающее из черного стекла, словно выбеленный череп. Ведьма Мара. Смерть… Опустив взгляд, женщина задумчиво изучила свои руки. Красивые: с тонкими запястьями и длинными чуть заостренными к кончикам пальцами. Суховатость изящных кистей и наметившиеся суставы, несмотря на общую красоту, выдавали женщину хорошо за тридцать. Князь не обманывал ее. Маре не было и двадцати… но ей было почти уже семьдесят – и обманутое время, от которого, как и от всего мира, укрыло ее полувековое заточение – теперь поспешно наверстывало упущенное. Остается балансировать на грани, тщетно пытаясь поймать и удержать почти несуществующую точку равновесия. Между жизнью и смертью. Между юностью и старостью. Между тьмой и светом… Впрочем, теперь она, по крайней мере, зависит лишь сама от себя – а она справится. Справится с любыми трудностями, так было всегда и даже эти… даже эти так называемые «подруги» так поступившие с ней, а теперь, оказывается, мирно скончавшиеся в теплых постельках, умильно окруженные детишками и внуками – просто не дожившими до того момента, когда она смогла бы просто заглянуть им в глаза… они всегда были для нее не более, чем лишней обузой. Мертвых бессмысленно ненавидеть. Как бы то ни было, их время закончилось, а она – она еще может начать все с начала!
Я свободен! Словно птица в небесах.
Я свободен! Я забыл, что значит страх.
Я свободен! С диким ветром наравне.
Я свободен! Наяву, а не во сне…
====== ГЛАВА ВТОРАЯ. 6. Евгения ======
Все хорошее когда-нибудь заканчивается, увы, и каникулы не минула эта унылая участь. И это было одной из причин, по которым Евгения была последнее время серьезно не в духе. Вообще-то каникулы выдались преотвратными. Отвратной была погода, совершенно не январская, что уж тут и говорить. От этой затянувшейся осени хотелось выть! Не прибавляло радости и поведение Маргариты, решившей во что бы то не стало разыскать Ленку – которая, вероятно, совсем и не желала быть найденной – в этом безумном лесу. Нет, там-то зима была настоящая: непроходимые сугробы. Хотя снег к Еве относился весьма лояльно, проявилось это лишь в том, что нигде они еще не застряли намертво. Но начисто добивала личная жизнь, вернее, полное ее отсутствие! Наверное, Евгения все-таки истолковала слова Мартына как-то неправильно… Он, конечно, очень умный, но совершенно непонятно формулирует свои умности вслух! Может, противоположности и притягиваются… иначе совсем уж непонятно, как Ольга могла спутаться с таким типом, как Змей – уж она-то на мечтунью вроде Елены похожа мало! – но только не в ее, Евы, случае! С решительно записанном в неликвиды Антоном у девочки не было абсолютно ничего общего да и, узнав его получше, совершенно завязывать это «общее» не хотелось! Мартын что-то говорил про возможность узнать о жизни с кардинально другой точки зрения, чем собственная, расширить горизонты… кажется… Короче говоря, одно Ева решила окончательно – с занудами и педантами связываться она больше не станет! Антон казался таким симпатичным, а на проверку – баран бараном! «Везет мне на крупный рогатый скот!» Как ни странно, в школу Евгении удалось даже и не опоздать. Правда Алинка сегодня куда-то запропастилась, едва бросив вещи за их общую парту. Во многом благодаря девочкам – последнее время они везде ходили стайкой, пытаясь обсуждать «повестку дня», хотя обсуждать было совершенно нечего: после памятного знакомства с домовым-помесенком решительно ничего интересного с Берегинями не происходило. «А я-то уж настроилась на волшебную и полную приключений жизнь! – уныло расположившись за партой, подумала Ева. – Кажется, в такой истории героиня непременно встречает свою судьбу…» Такого четкого образа «нужного парня», как у Маргариты, Евгения себе, конечно, не выдумывала. Вечно у Марго слишком много запросов и стандартов – и горе тем, кто под эти стандарты не подходит! Мечты Евы были куда более расплывчатыми, обтекаемыми… типа как мечтаешь о славе и богатстве, но понятия при этом не имеешь, откуда эти слава и богатство, собственно, должны на тебя свалиться. Досадные детали не омрачали глобальных планов. Но и мечтать о чем-то совсем уж оторванном от жизни, как Елена – тоже было бы как-то не очень. Любопытно, знала ли их тихоня сама, чего хотела? Чуда… но что есть – чудо? Крылатый крокодил с вкрадчивым голосом и путь в никуда – лишь бы вон из серых будней? Страшновато. Красиво, завораживающе – но страшновато. И в чем это заключается – быть Ладой? Править волшебными существами? Разбирая нудные дрязги домовых с кикиморами? А ведь в мире людей никто ничего о Елене так даже и не узнает… Был человек – и исчез, словно и не было вовсе, одна Марго и надеется разыскать. Вердикт всего остального мира был прост: переехали. По словам директрисы, родители – приемные родители – Елены просто забрали документы девочки из школы, сами так же незаметно уволились с работы… и словно в воду канули! Только Сорокины, подхватив в шутку брошенные Змеем слова о наследстве, уверяют теперь всех, что из-за его получения Еленина семья и переехала. Правильно, кто же, по их мнению, стал бы, получив финансовую свободу, сидеть в захолустье? И не оказалось у них достаточно близких знакомых, чтобы заволноваться тем, что переехали они непонятно куда, никому и словом не обмолвившись. Странно. Вот у семейства Лариных друзей полно! Даже и не подумаешь просто в один момент взять и тихо исчезнуть. Или ей это просто кажется? Как бы то ни было, Елена свою мечту нашла. И Вика, по сути, тоже – у Виктории все просто, настолько просто, что сама придумывает сложности. Есть Матвей, он ей нравится, она ему… нормальная девчонка давно бы уж построила отношения на столь удобной основе, а эта все сочиняет отговорки! Да и Марго, если подумать, тоже – чем ее, спрашивается, Петька не устраивает? – но Маргоша по жизни такая. «Вот так вечно в жизни: одним все, а они не ценят, а мне – сплошные парнокопытные!»
Дверь в класс решительно распахнулась, пропуская директрису Олимпиаду Богдановну.
– Все собрались? – звучно осведомилась она. – Что за безобразие, до начала урока всего три минуты! Ладно. Директриса шагнула в сторону, перестав закрывать своими габаритами весь дверной проем, и взорам притихшего класса предстала похожая на изящную пантеру молодая женщина с черными, как вороново крыло, роскошными волосами, рассыпавшимися крупными мерцающими волнами. Консервативный наряд из длинной темной юбки простого прямого силуэта и несколько старомодной, на взгляд учеников, блузки, совсем не приглушал ее яркой хищной красоты, да и накрашена учительница для рабочего дня была ярковато – миссис Боксер косилась на новую коллегу без одобрения, но, тем не менее, с улыбкой сообщила: – Дети, рада познакомить вас всех с вашей новой учительницей музыки – Мариной Максимовной Жемчуговой. Класс зашевелился, зажужжал. Новые лица в их городке и их школе вообще были редкостью, а уж лица столь эффектные… Марина Максимовна вполне могла бы поспорить в этом с тем же Змеем, относясь к той категории людей, которым и делать-то ничего не нужно, чтобы оказаться в центре всеобщего внимания! Странно даже, что такая красотка как-то оказалась преподавателем в школе провинциального городка. Евгении эта мегера не понравилась. Такие злили ее – так же злили, как фотомодели с глянцевых обложек, кажется, с откровенной насмешкой взирающие из своего мира сапфировых бассейнов и роскошных автомобилей, так же, как воображающая о себе невесть что Маргарита, пока отличившаяся лишь тем, что родилась в Северной Столице и в состоятельной к тому же семье, а не в обычном маленьком городке. Тоже достижение! Сама Маргарита, правда, уверяет, что связи и семья уже ничего не значат, главное, чего ты сам по себе стоишь. Поучать: работай, пробивайся, действуй, не ленись, не отступай, соблюдай диету – всем легко! Алинка вот трескает, что хочет, а весит при этом чуть больше кошки – где справедливость? На запоздавшую Алину, которая, влетев со звонком в компании одной из сестер Сорокиных, поспешно плюхнулась на свое место, Евгения уставилась почти с раздражением. Вот ведь ветер в голове! А безответственной все почему-то считают ЕЕ! Аля, впрочем, надутой физиономии подруги даже не заметила, задумчивым взглядом проводив директрису и новую учительницу. – Чего это ты с Сорокиной болтаешь? – кисло осведомилась Ева, слегка раздраженная, что ее состояние души никто не желает замечать. – Слушай… тебе лицо этой Марины Максимовны знакомым не кажется? – Никогда не видела и предпочла бы не видеть дальше! И что случилось с Татьяной Альбертовной, интересно – уже третьего учителя теряем! – А у меня такое чувство… А, так об этом я с Фимой и разговаривала. И с Мартыном, ты же в курсе, его мама – районный врач. В городе что-то странное началось, уже третий случай – наша Татьяна Альбертовна. – Странный случай ЧЕГО? – Приступа. Похоже на астму, но никто из этих людей астмой раньше не страдал. Подозревают то какой-то новый мутировавший вирус гриппа, то утечку не пойми какого аллергенного газа… Это уже от Сорокиных домыслы. А по словам Таблеткина – врачи ничего толком сказать не могут. Первые двое – какие-то молодые мужчины, последняя – наша учительница музыки. Не приходят в сознание и, хотя вроде бы, в порядке, не могут самостоятельно дышать – существуют подключенными к какому-то аппарату. Всем повезло, что их вовремя обнаружили – минут шесть в таком состоянии без аппарата – и все! – М-да, история… – Как ты думаешь, это как-нибудь связано… ну, со всем этим. Может, это порча какая-нибудь или еще чего? – Тебе всюду чудеса мерещатся! Наверное, это птичий грипп или атипичная пневмония – про них много по телевизору рассказывают. Может, каникулы продлят из-за эпидемии? – Разговоры в классе! – неприязненно рявкнул Арест и тему пришлось сворачивать. Эх, убедить бы Мариванну, когда найдется, вернуться в школу! Хоть она и оборотень, но этот – чистый зверь! «Повезло» что ни говори, в очередной раз – начинать третью четверть с математики! Урок музыки у седьмого класса тоже был – после него Еве пришлось все-таки слегка изменить свое мнение о новой учительнице: стерва или нет, но ТАКИЕ слух и голос человеку прощают все. Ей бы эстраду покорять: с такими-то талантом и внешними данными – а не гаммы с Митрофанушками разучивать! – Ева? – встретившись с ученицей взглядом, Марина Максимовна слегка прищурилась. – Не подойдешь ко мне после уроков? – Это не я! – быстро ответила девочка. Учительница чуть насмешливо изогнула губы. – Что именно? Евгения промолчала, на всякий случай опасаясь признаться в чем-нибудь, еще не всплывшем. – Не надо так пугаться, милая. Скажи, ты любишь музыку? – Люблю… – Но, конечно, не ту, что на уроках. Могу тебя понять, – черноволосая хищница отвернулась к окну и вздохнула. – сейчас уже не принято осуждать людей за собственные вкусы. Знаешь, Евгения, мне нравится, каким стал мир. Теперь даже дышится свободнее. Когда я была в твоем возрасте за увлечение роком, например, порицали не менее строго, чем за поджог родимой школы! – Можно подумать, Вы испытали и то, и другое, – попыталась пошутить Ева, присматриваясь к собеседнице повнимательнее. Утром, при электрическом свете ламп новая учительница показалась ей совсем юной девушкой, которую заставляет казаться старше чересчур вычурный макияж. Наверное, на это и был расчет. Но теперь, хоть по-осеннему серенькое и жидкое, но все-таки солнце, светило в окно, прямо в лицо Марине, становилось понятно, что новой учительнице, что называется «хорошо за». Более точный возраст ставил в глухой тупик: в зависимости от освещения, настроения, поворота головы, выражения глубоких темно-синих глаз, чуть иного ракурса ей с одинаковым успехом можно было бы дать и семнадцать, и тридцать семь и даже сорок семь. Под стать было и поведение, и даже голос: первую фразу Марина произнесла по-девчоночьи звонко, вторая прозвучала хрипловато и как-то тускло, словно у пожилой смертельно от всего уставшей женщины. Словно прочитав мысли ученицы, она снова грустно улыбнулась. – Никто не верил, что музыка – это серьезный путь в жизни. Ни родители, ни даже… молодой человек. Хотя он тоже увлекался. Увлекался, но считал это именно развлечением, досугом, однажды решив, что пока и за ум браться. Никто не воспринимал всерьез… Разве можно жить – музыкой? Нет, все должно быть как у всех: учеба, работа, замужество… череда серых будней, которые отчего-то называются у многих «жизнью». Ты когда-нибудь думала об этом? Чего ты хотела бы добиться в жизни, Евгения? – Я, наверное, хотела бы стать настоящей певицей, – девочка пожала плечами. – но ведь это нереально. Так же можно мечтать стать принцессой! Матвей гораздо талантливее меня в музыке – и то продюсеры, мягко говоря, бабочками на свет не слетаются. Даже если есть талант и решимость – без связей сейчас дальше порога не уйдешь! А Вы… так и не стали? Про себя Ева выругалась. Естественно, если Марина Максимовна вынуждена преподавать музыку в школе и если никто о ней раньше ничего не слышал – ответ очевиден. – Время теперь другое, – печально повторила учительница. – но и я уже не в том возрасте, чтобы начинать новую жизнь и карьеру на сцене. Обидно видеть, когда кто-то, у кого, помимо таланта, есть еще и молодость, придумывает отговорки своему бездействию. Правда, обидно видеть. Легко мечтать о красоте, деньгах, роскоши и восторге толпы, желательно, лежа на диване! «Ну вот, опять начинается!..» – Ты ведь не хочешь осознать однажды, что вокруг – холод и пустота, что жизнь прошла мимо просто потому, что ты сама ее упустила? – резко приблизившись, спросила Марина Максимовна. – Или ради достижения своей мечты ты готова рискнуть. Чтобы выиграть у Судьбы будущее на карту порой следует поставить свое настоящее, согласна? – Мне еще целых четыре года учиться в школе… в музыкалках не учат петь так, как надо для сцены – у меня просто нет возможностей… – Ева вздохнула. Яркое лицо учительницы исказил гнев – перемена была такой резкой, что у девочки внутри все похолодело. – У тебя есть все, дуреха! Жизнь, молодость, красота и Сила – все это ты готова просто спустить в трубу, ожидая, когда кто-то придет и осуществит все твои мечты. Разве ты достойна всего этого, даже не понимая ценности?! Испуг прошел, Евгения, кажется, хотела что-то даже ответить… Но ледяной комок в груди, словно не впускающий в легкие воздух, никуда не исчез. – Мне повезло, пожалуй, что воля у тебя не такая крепкая, как у твоих подружек, – все еще склоняясь к девочке на расстоянии поцелуя, прошептала мегера. Ярость растворилась так же неожиданно, как вспыхнула. – И твои бусы – сейчас особенно нужный мне артефакт. Сама-то я не мастер плести чары… А люди отчего-то находят подозрительным, если кто-то утром выглядит на двадцать лет, а вечером – уже на сорок… Холеные руки учительницы с несколько суховатыми кистями и – сразу и не заметишь – наметившимися уже «узелками» суставов – осторожно сняли бусы Даны с шеи девочки. Кем бы ни была эта ведьма – на что она рассчитывает? Ядвига, кажется, уверяла, что артефакты становятся таковыми только в определенных руках. Никто другой просто не сможет ими воспользоваться. Наверное, Ева уже начала терять сознание: лицо ее визави слегка «поплыло», словно бы сквозь запотевшее стекло. Разгладились морщинки, исчезли немного грустные складки возле губ, и голос неожиданно зазвучал так звонко, что болью резанул по ушам: – Но все равно, мне противно, когда кто-то так легко сдается. Повезло тебе, что все это я хочу лишь одолжить на время. Прощай…хм, Берегиня!