====== ГЛАВА ПЕРВАЯ. 38. Виктория ======

Как оказалось, Виктория – да и остальные девочки тоже – не имели даже отдаленного представление о том, когда в монастыре начинается «утро». Стоял хоть и малоснежный, но декабрь, часов до восьми стояла непроглядная темень, а они в пять всем монастырем просыпаются! Берегиням, правда, любезно позволили поспать до половины седьмого, чтобы успели присоединиться к монахам и послушникам за завтраком, но и тогда Вика едва сумела заставить себя разлепить глаза, а уж Евгению поднимали всей компанией, выслушав при этом о себе много нового и интересного. Легче всех подъем пережили привычная к строгому распорядку Даша и вечный жаворонок – Алинка. А вот Елену не разбудили и к завтраку приглашать не стали. Девочек разместили по двое в небольших комнатках, напоминающих номера в каком-нибудь санатории: чистенькие, уютные, хотя и без гостиничной роскоши – как бы ни выглядели кельи самих обитателей монастыря, гостей тут явно не пугали излишним аскетизмом. И задумчивая (а может, просто не до конца проснувшаяся) Маргарита вышла из их общей с Еленой гостевой комнаты одна, слегка нахмурившись, когда заметила, что пришедшая их всех разбудить монахиня заперла после этого дверь на ключ.

– Ни к чему ей смотреть, на то, что будет происходить, – объяснила, почувствовав этот взгляд, Любава. Марго, подумав, согласно кивнула. – Не нравится мне все это! – честно призналась Дарья, обращаясь к Виктории, но не понижая голоса, пока они шли по бесконечным коридорам и лестницам в трапезную. Что-то ясно подсказывало подругам, что Любава услышит даже придушенный шепот на ушко. – Все так старательно обходят слово «убийство». Вика хмуро пожала плечами. То, с какой целью была расставлена ловушка, всем было очевидным, но думать об этом не хотелось. Да и не о человеке же, в конечном-то счете, речь. «Елена и Ольга рассуждали бы по-другому…» Быть может, Лена все забудет, когда избавиться от чар. Да, вероятнее всего. Но Ольга никогда и не была заколдована, для нее все – серьезно, по-настоящему, это не пропадет, как чары, вместе с колдуном. Каково будет ей? Монастырских не слишком-то волнует мнение той, кого они сочли отступницей. Для них девушки уже все равно, что не существует. Даже Любаву, желающую спасти своей ученице жизнь – но и только. – Знаешь, – неожиданно серьезно вставила Алина. – у этого Змея был одна верная и одна почти верная возможность всех нас прикончить. Не говоря уже о возможном нападении, когда мы того не ждали или были поодиночке. Если он способен вселяться в людей, то это мог быть кто угодно из наших знакомых или родственников… Но он ничего такого не сделал. – Но мы его и не интересовали, – задумчиво произнесла Дарья. – только Лена. – А как же я?! Зачем Змею было лезть в нашу семью под личиной историка, если бы против нас он ничего не замышлял? Уверена, мы просто не все знаем о его планах. Девочки как-то странно переглянулись, но больше ничего не сказали. Сестра Любава шушуканье за своей спиной вежливо проигнорировала. Трапезная располагалась в достаточно просторном зале с длинными деревянными столами и лавками – большинство обитателей монастыря здесь уже собрались, хотя завтрак пока и не начинали. – Отчего-то мне не кажется, что вам, девочки, необходимо было участвовать в утренней молитве, поэтому мы пришли попозже. Женя, позаботьтесь о наших гостьях, пожалуйста, – монахиня тронула за плечо уже виденного вчера Берегинями веснушчатого послушника. Тот поспешно вскочил. – Ты тоже Евгений? – попыталась завести разговор Ева. Мальчишка заметно скис. – Женевьев, – тихо признался он, кажется, ожидая от девочек смеха по поводу этого имени, и оттого опасливо выдержав паузу. – вы картошку предпочитаете с рыбой или с грибами? Только сметаны нет, декабрь, Рождественский пост… – А кофе у вас тут есть? – Марго потерла уголки глаз. – а то я, кажется, вот-вот засну сидя. Вы всегда встаете так рано? Понимаю, летом в пять утра уже рассветать начинает, но зимой-то… – Привыкли, – Женька пожал плечами. – а насчет кофе, думаю, могу устроить, сейчас у нас брат Эдуард гостит, он это «зелье басурманское» любит, значит, варили точно. Один момент! – мальчишка неуклюже откланялся и куда-то побежал, едва не запутавшись в полах одеяния, под которым Вика с усмешкой успела заметить не кристальной чистоты старые джинсы. Видимо, это было неотъемлемой частью одежды всех монастырских послушников – помниться, Ольга носила точно так же… – Кстати, ни этого мрачного типа Эдуарда, ни настоятеля в общей трапезной нет, – хихикнула Ева Виктории в ухо. – завтракают небось кофейком с профитролями, пока основной состав тут постную картошку жует! – Прекрати сейчас же, это не вежливо! – Кстати, этот Монах – ты замечала – не слишком-то на православного священника похож. – Просто обычно они все с длинными волосами и бородами, а этот – лысый и бритый, – поддакнула Алинка. – хотя и правда больше на какого-то буддиста похож, чем на христианина. Даже не внешне, а манерой держаться, что ли… – Тихо вы! – шикнула Виктория, заметив возвращающегося Женю. – Вот, прошу, – мальчишка с сияющим видом поставил на стол поднос с несколькими небольшими чашками. – Сливок тоже нет, зато вы непременно должны попробовать наше варенье, я сам собирал для него ягоды… ну, то есть, не я один, конечно… Похоже, этот веснушкин был среди послушников самым юным и не мог никак поверить столь неожиданно свалившемуся на него счастью в лице аж пяти симпатичных сверстниц – особенно, конечно, Евы и Марго. И та, и другая, понятное дело, особо его усилий и не замечали. – Жень, а ты веришь, что эта затея сработает? – какое-то время послушав попытки светской болтовни, поинтересовалась девочка. – Если настоятель так счел – то непременно, – с серьезным видом кивнул паренек. – ему же открыто прошлое, настоящее и будущее. – Но при этом он не знал заранее, что Ольга знакома с этим пижоном-звероящером уже много лет? – недоверчиво уточнила Ева. Послушник слегка растерялся. – Нам всего этого не понять, – наконец сказал он. – если настоятель ничего не сказал, значит, так должно было быть и теперь случиться то, что было предначертано. – Угу… Сама Виктория, если говорить прямо, не верила в затею совершенно. Собственно, потому и настояла на участии Берегинь во всем этом – не могла позволить, чтобы Ольгу все-таки сожгли. Правда, не слишком-то удавалось представить, что пятерка неумелых волшебниц может противопоставить монахам на их территории, где сама по себе магия блокируется если не полностью, то в изрядной мере. Вспомнить бы еще хоть что-то из того, чему их учила Ольга… Хотя в то, что придется сражаться с монастырскими обитателями, до конца как-то не верилось. Может, и не дойдет до этого. Не собираются же они и впрямь доводить казнь до конца, если Змей так и не появится. Не могут же тут и в самом деле людей жечь! – Жень, – уже заканчивая завтрак, осторожно поинтересовалась девочка. – а у вас такое в порядке вещей? Ну, казни… – Последний раз такое было еще до революции – я встречал упоминания, когда в наказание за какую-то провинность разбирал архивы, – судя по тому, как дрогнул его голос, пятнадцатилетний послушник был от предстоящего не в меньшем шоке, чем Берегини. – уверен, все будет в порядке. Настоятель мудр, если он решил… – Значит должно произойти то, что должно, – ворчливо передразнила Ева. – а если он «решил» что Ольга действительно должна погибнуть?! – Настоятель никогда не допустит, чтобы наказание превышало степень вины! – возмутился Женя. – Если Чернояд – князь тьмы и воплощение зла, а Лада – олицетворение красоты, добра и милосердия, то монастырь – оплот Справедливости и Закона. В этом наше предназначение: как мы могли бы быть стражами соблюдения Закона, если бы нарушали его сами?! – Твои бы слова да некоторым коллегам моего папани в уши! – фыркнула Ева, но спорить больше не стала.

Ольга

За ночь снегопад перестал и небо, уже медленно меняющее свой цвет на серо-стальной, очистилось. Ольга задумчиво смотрела на это небо через маленькое окошко своей кельи. Окно было узким и довольно высоко расположенным, однако девушка не сомневалась в своей способности, если понадобиться, покинуть скромные апартаменты с его помощью. В детстве ее за мелкие провинности запирали гораздо более тщательно… Но поверить в необходимость побега не получалось. Приговор прозвучал. Прозвучал, когда девушка не пожелала внять словам Любавы и извиниться. Мол, настоятель бы понял бы и простил ошибку совершенную когда-то исключительно по юности и наивности. Такого Ольга, хоть и твердо намеревалась следить за своим языком, проглотить не сумела: стало быть, она – дурочка, которую каждый, кому не лень, может обмануть и влезть в доверие! – и ехидно вставила, что коварный и подлый Змей, безусловно, тогда уже был и не восьмилетним мальчишкой даже, и знания с опытом у него были не чета ее! Хамить монастырской верхушке совсем не хотелось, однако, чем больше Ольга обо всем этом думала, тем яснее понимала, что Сергей за десять лет их общения (пока не уехал учиться четыре года назад) НИ РАЗУ не интересовался у нее чем-то, связанным с монастырем. Возможно, конечно, что девочка и сама рассказывала что-то… и «воровать яблоки» он, вероятно, не просто так когда-то полез. Но вряд ли ей удалось бы рассказать что-то, чего не знала сама, а ни одной страшной тайны, раскрытие которой угрожало бы Монастырю, Ольга не знала. В монастыре вообще ничего такого, что, по ее мнению, могло бы представлять для кого-то интерес и при этом еще не было бы известно, вообще не было! Кроме того – раскаявшись или же нет – искупить вину ей все равно пришлось бы. И идти на костер отчего-то было совсем не так страшно, как «исправлять последствия» своей ошибки. Обманывал ее Сергей или нет, использовал ли в каких-то непонятных целях или нет – этот невозможный мальчишка был тем единственным в ее детстве, в ее жизни, что позволяло все-таки чувствовать себя живым человеком, а не универсальным солдатом-Экзекутором, каким она, наверное, казалась этим смешным девчонкам Берегиням… Именно поэтому Ольга не могла заставить себя осознать, что он – враг. И это сожжение… наверное, она не верила в это до конца. Иначе, наверное, был бы страх. Не сковывающий по рукам и ногам свинцовый страх обреченности, другой, больше свойственный ей страх воина, призывающий скоординироваться, искать пути возможного отступления или попытаться первым нанести удар. Бросив взгляд на окошко, Ольга подумала, что путь отступления все же наметила. И даже, безусловно, могла бы сбежать. Но что потом? К собственным отступникам относятся куда жестче, чем к просто врагам. Необходимость скрываться весь остаток жизни, скитания и обреченность быть всюду чужой? Это точно было не для нее. Уж лучше не бежать, как крыса с Титаника, а открыто оказать сопротивление и погибнуть в бою, а не покорно взойдя на заклание? «Монастырь – оплот Справедливости, – напомнила себе девушка с детства набившую оскомину догму. – наказание не может превышать степени вины» Но что, если она все же была виновата – просто так и не сумела этого осознать? И дракон-оборотень вполне мог принять обличье мальчишки, будь ему самому хоть тысяча лет… – Я хотела бы поговорить с Любавой, – заявила девушка вошедшему Эдуарду. Тот покачал головой. – Мне что, не позволят даже попрощаться с ней? – Сестра Любава занята. Настоятель тоже. Оттого меня и попросили тебя… проводить. Ольга ехидно прищурилась: – И ты даже не захватил кандалы? – Как и они, я надеюсь на твое благоразумие, – просто ответил Эдуард. Уж ему-то было, чем обосновать эту «надежду». Пришлый странник с туманным прошлым и почти столь же туманным настоящим, однако, находящийся в весьма доверительных отношениях с настоятелем, как поговаривали, после того, как однажды спас ему жизнь, был единственным воином, с которым Ольга не сумела бы справиться. Даже с Любавой… можно было бы рискнуть. Но Эдуард… всего раз понаблюдав за ним на тренировке, Ольга трезво оценивала свои шансы. Вернее, трезво осознавала их полное отсутствие. Если только не вернуться к идее последнего боя. Эдуард – он не… не свой. Хоть и так же называется «братом»… На него не побоишься поднять оружие. – Хорошо. Идем. На обширный монастырский двор – практически небольшую площадь, высыпали все обитатели. Растерянные, недоверчиво гомонящие, таращащиеся на установленный посреди двора столб. Там кандалы все-таки были (Ольга с усмешкой подумала, что, когда костер уже горит, мало кого удержишь в его центре одним лишь благоразумием). На лицах ясно читалось недоверие – неужели ТАКОЕ действительно возможно. Хоть монастырь и продолжал жить многовековыми неизменными традициями, населяли его в большинстве все же люди, почти обычные по сути своей люди, далекие от «средневековой дикости». При появлении Ольги в компании Эдуарда все, словно по команде, смолкли и расступились. Только пару секунд дольше остального гомона прозвучали причитания поварихи сестры Авдотьи, требующей оставить в покое несчастную девочку – кто-то шикнул – и все смолкло. Любавы не было. Ни Любавы, ни настоятеля, ни вообще никого из, как их здесь называли, проповедников: элиты своеобразной «серой» магии Монастыря. Не магии даже, а странной способности любую магию аннулировать. Только толпился перепуганный обслуживающий персонал да младшие послушники. Это неприятно резануло внимание, но сосредоточиться на этой мысли девушка не успела: среди послушников в темно-коричневых и черных одеяниях мелькнули яркие наряды – или, как теперь принято говорить в миру прикиды Берегинь. – Зачем они здесь?! – зашипела Ольга на Эдуарда. – Вы же не собираетесь заставить детей любоваться аутодафе! – Таково было их собственное решение. С позволения настоятеля. «Что-то не так. Что-то неправильно. Но что????» – отчаянно стучало в висках. На запястьях защелкнулись браслеты кандалов, а чувство нереальности происходящего не желало уходить. «Правильно говорила Любава: я пока не обожгусь, никому не поверю, что горячо…» С неба на землю, разметав первые ряды зрителей и брызнув с стороны комьями земли и камней, обрушилась холодная пронзительно-золотая молния. Дракон был огромен. Гораздо больше, чем тогда, в прошлый раз, при их встрече в волшебном лесу. Длинное свернувшееся кольцами змеиное тело заполнило весь просторный монастырский двор, оттеснив зрителей к жилым постройкам и кружной стене. Нервно хлестнувший хвост смел грудой досок и щепок деревянную сторожку, холодным золотом заискрилась в зыбком зареве зимнего рассвета золотая чешуя с красным и зеленым, словно драгоценными камешками выложенным узором, длинные, похожие на кинжалы когти металлически сверкнули совсем близко, легко, словно бумажные, разорвав прибитые к столбу цепи. – Сергей, – пересохшими губами, сама не услышав своего голоса, выговорила девушка. Все неожиданно вставало на свои места. – это ловушка. Но дракон ее услышал. Чересчур холодные на фоне переливающейся оттенками патоки золотой чешуи голубые глаза остановили пронзительный, только рептилиям и свойственный взгляд на ее лице. – Я знаю, Олененок, – знакомая улыбка. Солнечная и чуточку беспомощная – даже сейчас, демонстрируя похожие на короткие кинжалы белоснежные клыки – улыбка больно резанула. Она должна была догадаться. Должна была предвидеть, что проповедники заставят ее исправить совершенное и избавить монастырь от наведенной опасности и вне зависимости от ее желания и решения. Никто здесь на самом деле не считал смерть искуплением чего бы то ни было, а она об этом забыла. Они выступили из толпы одновременно – двенадцать одетых в светло-серые непривычные в православном святилище рясы – заключив Змея в круг. Двенадцать «проповедников» монастыря – его боевое ядро. Элита. Одновременно, словно тени, вскинули руки к розовеющему рассветному небу, на какой-то момент снова ставшему бледно-серым, как в черно-белом кино. Серое небо, серые здания, серые лица побледневших от ужаса людей – только Берегини пятью цветными островками в этом бесцветье – грязный светло-серый, готовый снова уступить место межсезонной грязи снег… серый мир, только холодное бледно-золотое сияние, напоминающее солнце в по-настоящему зимнем ясном небе, какое-то время упрямо продолжало мерцать. Все слабее и слабее, словно воображаемое морозное небо заволакивали почти невидимые легкие серые тучки, окутывающие солнце и душащие чистоту сияния. И их было слишком много… Чешуя дракона тускнела, меняя золотой цвет на бронзовый с прозеленью, слепяще-алым полыхнули напоследок взметнувшиеся и тяжело хлопнувшие крылья – порыв ветра сбил Ольгу с ног и отшвырнул в сторону. Многие попадали, как костяшки домино, с пронзительным взвизгом, словно осенний кленовый «вертолетик» закувыркалась в воздухе подброшенная этим порывом Алька… Только двенадцать остались стоять, словно серые каменные изваяния. Змей в человеческом облике стоял посреди развороченного двора рядом со столбом, на котором болтались остатки оборванных цепей. Вся магия – природная магия, данная древнему волшебному существу самой природой, была выкачана досуха. Если сил послушницы хватало лишь на то, чтобы какое-то время удержать дракона в уязвимом человеческом обличье, то совместные усилия двенадцати «серых магов» попросту уничтожили его волшебную сущность. Краски вернулись в мир. Небо все горячее наливалось пламенно-алым, но почему-то от этого пламени было невыносимо холодно. Сергей скульптурно – иначе и не умеет – замер, отбросив с лица слегка растрепавшиеся волосы медового цвета, а вторую руку положив на пояс – касаясь самоцветной золотой рукояти тонкого, почти как шпага, волнообразно изогнутого меча. Украшение, а не оружие – как раз для такого типа… Типа, который, осознавая свой очевидный проигрыш, будет продолжать красоваться! Храбростью Сергей – в этом за десяток лет девушка не единожды убеждалась – совсем не отличался. Не то, чтобы он был и трусом… но осмотрительность всегда перевешивала в нем отвагу. Когда они вдвоем проворачивали делишки в духе выслеживания зеленых человечков на заброшенном военном полигоне, она обычно выступала пробивным тараном, а мальчишка обдумывал нюансы и прикидывал пути возможного отступления. Наверное, поэтому ей – и только ей! – даже в голову не пришло, что Сергей попытается придти на помощь. – Что ты собираешься, черт бы побрал?.. – рыкнула девушка. – Тебе не справиться с ними без своей магии! – Со всеми – точно не справиться, – безмятежно согласился юноша, сняв меч с пояса и изобразив перед собой какой-то изящный росчерк. – но первые двое, кто приблизится, умрут точно, а еще не меньше троих умрут, если мне повезет… Отрубленная голова змеи еще может ужалить. Идиоты есть? Из толпы выступила Виктория. По обе руки от нее стояли огневка и водяница, а завершала композицию барахтающаяся над головами подружек летавица. – Вообще-то это был риторический вопрос, – Сергей усмехнулся. Вообще-то девочки шагнули вперед, когда он еще говорил, так, чтобы предстать на всеобщее обозрение именно к «риторическому вопросу» насчет идиотов. Виктория отреагировала в обычной своей манере: залилась до корней волос краской и подняла лук. – Мне не обязательно ПРИБЛИЖАТЬСЯ, – скрипнула девочка зубами. Змей шелестяще рассмеялся. – Всего-то вчетвером на практически уже поверженного противника и с безопасного расстояния! Я восхищен, девушки! Правда, восхищен! Истинная осмотрительность настоящих героев нашего времени! Вика медлила. Рука на возведенном луке уже начала мелко дрожать: вскоре она должна будет либо опустить стрелу, либо выстрелить. Змей приглашающее развел руки, опустив свой кажущийся столь несерьезным меч… меч «жало гидры» из ядовитого металла при внешнем изяществе и хрупкости способный убить одной лишь царапиной. – Не разговаривайте с ним! – обеспокоено напомнил настоятель. – Не слушайте. – А как насчет права последнего желания? – картинно поднял брови юноша. – быть может, юная леди согласиться передать от меня поцелуй своей почтенной матушке? «Идиот!» – едва не рыкнула Ольга, но не успела. Виктория дернулась, рука, удерживающая стрелу, неуклюже соскользнула с оперения и тонкая золотая молния, наливаясь в полете ослепительным сиянием, устремилась в сторону Змея. Девушка вскочила на ноги, одновременно понимая, что ничего уже не успеет сделать… Когда еще один порыв вторично сбил ее с ног. Рассветное пламя в небе погасло. Больно слепило глаза невыносимо яркое новорожденное солнце – солнце, которое должно было нести ласковое тепло, но вместо этого взошло в режущем сиянии холодной ярости. Запоздало до Ольги дошло, что эта звезда вспыхнула не в утреннем небе, а прямо здесь – между Берегинями и преображенным Змеем. Волны сияния, расходящегося от хрупкой девчачьей фигурки, словно круги по воде… Серебристые волосы развивались в этом свечении, как на легком несуществующем ветру. – Вы заигрались, – оглушительным звоном бьющегося хрусталя прозвучало над монастырским двором. – вы позволили себе слишком многое. Из голубовато-серебристого сияние становилось ослепительно-белым. Кто-то из двенадцати отшатнулся, закрывая глаза рукой, Ольга только успела заметить, что это были не настоятель и не Любава. В глазах дрожали радужные пятна. – Отныне рука Лады – это моя рука. Мои слова – ее слова. Поклоняющиеся серости не знают ни тьмы, ни света, ни ненависти, ни любви, ни вражды, ни дружбы. Взяв на себя право судить чужие грехи, вы отвергли милосердие, так не ждите его для себя. «Кажется, мне все же суждено сгореть сегодня…» – отстранено подумала бывшая послушница. Магия Лады сияла, как сверхновая, переполняя все резервы даже сильнейших «серых». Ни Берегиням, ни лишенным способностей монастырским это сияние не причиняло вреда, сжигая в себе только Лишающих, захлебывающихся в подобном количестве силы. Сжалась охваченная судорогой монахиня, сквозь чопорное обличье которой все явственнее проступали черты дикой кошки, повалился без чувств брат Тиберий… – Елена, перестань! – выкрикнула попытавшаяся приблизиться к подруге Маргарита. Девочка частично вышла из транса, во все огромные глаза уставившись на блондинку. – Не смей указывать мне! Больше никогда не смей мной командовать! – выкрикнула она уже больше похожим на человеческий голосом. – Я вовсе… Лена, я просто хочу помочь! – Достаточно с меня вашей помощи! – Елена подняла тонкую, едва ли не призрачно-прозрачную руку, запястье которой обвивал золотой дракончик браслета. – Вы своей помощью едва не убили меня вместе с ним, потому что, пока я ношу это – мы неизбежно разделим участь друг друга… – Но Монах не говорил… – Прочь! – волной плотного сияния, взметнувшегося с ладоней Лады, Берегинь отшвырнуло к порушенным сельхоз-постройкам. – Елена, – длинные чуть дрожащие пальцы сомкнулись на свободном от браслета запястье девочки. – Лада… не нужно, остановись. Это не твоя работа – карать… – Сергей, – покорно опустив руки, девочка опустилась на колени рядом поверженным драконом в человеческом обличье. Крови на черном шелке рубашки практически не было видно, только несколько пятен на матовой светлой коже и медовых волосах. – я… могу помочь? Я знаю, что могу, но не знаю – как! Скажи… – Все в порядке, – он вымученно улыбнулся. – ну, все почти в порядке. Я знал, что не ошибся в тебе, моя серебряная звезда. Пожалуйста, давай уйдем отсюда. Просто уйдем… Елена заключила его в объятья, серебряный огонь полыхнул особенно ослепительно, словно перегорающая лампочка, поглотив обоих, и исчез. Радужная слепота довольно быстро сошла на нет, скатившись из золотых глаз невольными слезинками, Ольга первой поднялась на ноги и, шагнув к единственному оставшемуся стоять Монаху, почти без размаха врезала ему по физиономии.