Бри (после того, как я пару раз попыталась произнести вслух полное имя Бриджитты, она уверенно заявила, что все знакомые обычно зовут ее Бри – и мне лучше будет тоже) оказалась далеко не единственной ученицей Алфеи, с которой у Джинна оказались не лучшие отношения. Значительную часть учениц его присутствие либо смешило, либо смущало, а комментарии некоторых, хотя я так и не смогла понять, что же в них такого обидного, его порядком злили. Несколько даже странно, что единственной одноклассницей, на которую он реагировал совсем без нервозности оказалась я – но зато и соседка вполне справлялась за двоих, а то и за троих, охотно отвечая на суеверное раздражение остерца полной взаимностью. Но меня они в этот непонятный конфликт не втягивали, значит, лезть и не стоило. Да и не единственным Джинн оказался, кого моя соседка постоянно ухитрялась раздражать – ее непоседливый характер в сочетании с природным талантом менять зрительный облик постоянно становились причиной ошибок, недоразумений и жульничеств как с другими студентами, так и с учителями. Похоже, Бри несколько разочаровывало, что со мной эти ее розыгрыши не срабатывали – не считая того, первого случая, когда она притворилась еще незнакомой мне фатой Гризельдой – всех своих новых знакомых я старалась запоминать именно по их запахам, чтобы не путаться в трудноразличимых человеческих лицах. За первые же дни учебы рыжеволосая малышка собрала больше замечаний и наказаний, чем все остальные студенты вместе взятые. Гризельда постоянно угрожала ей исключением и всяческими карами, но, как беззаботно призналась Бри, вернувшись с очередной «отработки», выгнать ее из школы абсолютно точно не должны были. По семейным обстоятельствам – так она туманно объявила.
Чужие проблемы меня не особенно волновали – ну, кто виноват, если у людей словно бы вовсе носа нет, что путают между собой двух неплохо знакомых? – а соседкой Бри при всех своих странностях оказалась для меня почти идеальной. Я не особенно-то хорошо ладила со школьной мебелью – от парт в классе до скамеек в столовой (к счастью, уже на третий день учителя позволили мне сидеть на полу во время занятий) – а из комнаты и вовсе предпочла убрать почти всю гору тамошних ненужных вещей, из-за которых в и без того тесном помещении было вовсе не развернуться, оставив спальник на полу. Любая другая студентка, без сомнений, возражала бы, но Бри тоже не требовалось много вещей – все, включая тумбочку с книгами, служившую ей столом, она разместила в шкафу-кладовке навроде дупла, а спала в высоко подвешенном тканевом гамаке. Можно сказать, живя в одной небольшой комнате, мы при этом почти и не пересекались по, как это принято называть у людей, «зоне обитания».
Обращаться за пояснениями, если вдруг я чего-то не понимала или сомневалась, что понимала правильно, я предпочитала все-таки к Джинну. Слишком уж Бри любила так называемые «шутки», а поскольку то, что люди именовали «юмором» мне казалось каким-то особенным расстройством психики, свойственным их виду, ее пояснения все еще больше для меня запутывали. Как правило, я улавливала изменившийся запах людей, которые пытались меня обманывать, но соседушка с такой веселой беззаботностью молола чепуху, что с ней мое чутье часто не срабатывало.
Наверное, мне стоило быть благодарной и Джинну и Бри за то, что они, каждый на свой манер, так старательно мозолили всей Алфее глаза, что придираться к тем сложностям, что невольно возникали у меня, никому просто внимания не хватало – хоть это и могло бы показаться гораздо заметнее.
Что касается занятий в Алфее, то там встречались как действительно важные магические уроки, так и абсолютно бессмысленные. Если этикет и манеры – при всей сложности и нелепости навыдумыванных людьми правил и полному отсутствию связи их изучения с волшебством – я еще могла счесть небесполезными, поскольку многого о том, как принято себя вести в здешнем обществе, не знала, но зачем в школе магии, например, учиться бальным танцам, даже отдаленно не напоминающим никакие шаманские ритуалы? А поэзию и так называемую словесность как следовало относить к волшебству? Джинн пытался объяснить мне, что большая часть учеников Алфеи – девочки из дворянских семей, которым предстоит всю жизнь вращаться в определенном обществе, поэтому программа школы адаптирована еще и на общее культурное развитие, но я бы на месте людей скорее задумалась об этом «определенном» обществе, требующем столько совершенно ненужных сложностей! К полезным же предметам программы можно было отнести уроки превращений, называемые здесь каким-то незапоминаемо-длинным словом, с которыми у меня пока успехов не выходило, да и преподаватель-лепрекон оказался таким крошечным, что даже обычные ученицы возвышались над ним едва ли не вдвое, а я и вовсе постоянно опасалась случайно споткнуться или зашибить (как назло, профессор оказался таким же вертлявым и непоседливым, что и рыжая Бри – что наводило на предположение, к какому виду принадлежала ее «нечеловеческая сторона» - и возникнуть мог в любой момент в самом неожиданном месте), на уроках превращений я старалась лишний раз даже не шелохнуться. Еще в Алфее был эльф, похоже уже очень давно живший среди людей, который обучал полезным, в принципе, но не мне, прошедшей обучение на шамана и всю предыдущую жизнь прожившую в джунглях и лесах, навыкам ориентирования в дикой природе и составления зелий и эликсиров, многие из которых могли действовать и без волшебной «зарядки». Как ни странно, для многих моих однокурсниц самые простые вещи оказались достаточно труднопостижимыми – да еще слабый человеческий нюх мешал им разбираться в травах и компонентах. Исключение составляли разве что уроженцы мира-леса, Линфеи, по ехидному заверению Бри, способные весь увесистый том энциклопедии трав процитировать наизусть и опознать каждый листочек, хоть ночью их разбуди (проверять это утверждение я сочла не слишком разумным, учитывая, как много у Бри оказывалось «шуточками», но в травах студентки с Линфеи и правда разбирались отлично, ну, для людей). Со второго семестра обещали начать тренировки боевой магии с фатой Гризельдой, но для новичков практика магического воздействия ограничивалась картинками в специальной комнате миражей: эльф создавал там иллюзию какой-нибудь окружающего мира, добавлял некую угрозу и ученики должны были нормализировать происходящее своей магией.
От уроков танцев меня и Джинна госпожа Дю Фор – почему-то сдерживая при этом нервное хихиканье – официально освободила, и мы могли использовать это время для того, чтобы самостоятельно поработать с книгами или обсудить пройденный материал.
Я уже вполне привыкла к школе и к городу на другом берегу озера, где студенты частенько проводили выходные и свободное время после занятий – как оказалось, Эрр-Ыглафф сами по себе не особенно удивляли местных жителей, но вот появление в магазинчиках и кафе все же вызывало у некоторых недовольство – хотя я вовсе даже ничего там не опрокинула и не сломала. Не считая одного странного паренька из рыцарской школы, который прицепился ко мне с совершенно непонятным недовольством, кажется, пытаясь произвести впечатление на одну из наших однокурсниц, конфликтов у меня ни с кем не случалось, да и того мальчишку я просто посадила на козырек над входом в летнее кафе, где и произошла стычка – спрыгивать оттуда он почему-то не захотел. По сравнению с Джинном, у которого в городе обнаружился просто-таки талант нарываться на конфликты с ведьмами из колдовской школы (в его родных землях за колдовство все еще полагалась смертная казнь и цеплялись к сыну вождя с таким рвением, словно бы он лично периодически сжигал кого-нибудь на костре), а злящих замечаний относительно «мальчика-феи» выслушивал вчетверо больше, чем в школе, спокойнее обстояли дела даже у Бри, чья любовь к подшучиванию и смене внешности, конечно, создавала шум и в городе, но способность обычно позволяла улизнуть от выяснения отношений. Я могла говорить с уверенностью, поскольку на нечастые прогулки в город всегда выходила в компании кого-то из них – всем вместе собираться Джинн яростно отказывался, хоть, как по мне, крошку это только раззадоривало сильнее его злить и чаще «случайно» натыкаться