— В погоне за уходящей молодостью она принимала кровавые ванны, — ответила Анне Екатерина Павловна, явно довольная тем, что ее рассказ вызвал интерес.

— И сколько же она подобным образом девушек-то обескровила? — поинтересовался Петр Иванович.

— Доподлинно неизвестно, — поведала баронесса, — но при обыске нашли учетную книгу самой графини. И вот там было указано шестьсот пятьдесят девичьих душ!

Общество заахало, в ужасе качая головами.

— Но доказанных эпизодов, — добавила Екатерина Павловна, — всего лишь восемьдесят.

— Господи, жуть какая! — проговорила Мария Тимофеевна, делая глоток из бокала.

Виктор Иванович откровенно посмеивался над реакцией своей впечатлительной супруги.

— И чем же все это кончилось? — спросила Анна Викторовна.

— Ее замуровали в собственной комнате, — завершила свой рассказ баронесса, — И она прожила еще четыре года. С тех пор ее называют Кровавая графиня Батори.

По случаю окончания рассказа в комнате возникло оживление, гости потянулись к бокалам.

— Господа! — сказала Екатерина фон Ромфель. — По-моему, я нагнала тоски на Вас, хотя хотела только развлечь! Я так рада что Вы все сегодня здесь, со мной! Молодость проходит, а друзья остаются!

И она подняла бокал, призывая всех присоединиться.

— Катерина Павловна! — Сила Кузьмич соприкоснулся с ней бокалами. — Вам ли говорить о проходящей молодости! Мне кажется, Вы стали еще прекрасней, чем та Катя, которую я помню.

— Присоединяюсь! — поклонился баронессе Иван Кузьмич.

— Позвольте мне полюбопытствовать, — обратился к Екатерине Павловне Ребушинский, уже слегка раскрасневшийся от выпитого шампанского, — как чувствует себя графиня фон Ромфель в родных пенатах после двадцати лет жизни в Европе?

— Ах! Я вернулась домой! — Екатерина Павловна улыбнулась Ребушинскому и обняла свою сестру, как всегда пытавшуюся хлопотать по хозяйству — Вот Дашенька, ангел мой, сохранила и укрепила родовое гнездо.

Дарья Павловна, смущенная общим вниманием, постаралась ускользнуть:

— Проследить мне надо…

— И вот так все время! — сказала баронесса, глядя на Дарью с улыбкой. — Все хлопочет, хлопочет! На ней все хозяйство с тех пор, как Господь призвал родителей наших.

— Распорядиться мне нужно, — смущенно извинилась Дарья Павловна и поскорей покинула гостиную.

Ко мне, медленно дрейфуя по комнате с бокалом шампанского, подошел Петр Иванович.

— Как же Екатерина Павловна оказалась в Вене? — поинтересовался я у него вполголоса.

— О! Представьте, история, похожая на сказку! — Миронов сделал бокалом неясный жест, видимо пытаясь подчеркнуть фантазийность ситуации. — В здешней глуши проездом оказался австрийский барон. Ну и влюбился в местную красавицу Катю. И вот нынче, изволите видеть, наша Катя баронесса. А барон год назад, что ли, отдал Богу душу, и Екатерина фон Ромфель решила посетить родные края.

Петр Иванович отошел к столу за новым бокалом. А к моему наблюдательному пункту приблизилась Анна Викторовна.

— Скучаете? — спросил я ее.

— От таких историй, пожалуй, заскучаешь, — ответила она с легкой улыбкой.

— Я-то понятно, меня сюда господин полицмейстер притащил, блеснуть столичным прошлым, — сказал я ей вполголоса, — а вы судьбами какими?

— А меня дядя увлек, — пояснила она. И добавила, чуть раздраженно: — Блеснуть моими талантами.

Анна Викторовна окинула взглядом комнату, полную беседующих людей:

— Я не вижу здесь дочери баронессы. А ведь она привезла ее с собой.

Я огляделся. И в самом деле, еще в начале рассказа баронессы я заметил, как мадемуазель Каролина покинула комнату. Видимо, до сих пор не вернулась. Наверное, ей, как и нам с Анной Викторовной, не по душе званые вечера.

— Екатерина Павловна поражает молодостью своей! — продолжила светский разговор Анна Викторовна. — А вот ее сестра… А ведь она намного младше.

Я улыбнулся этой ее несколько неуклюжей попытке быть как все.

— Вероятно, воды Баден-Бадена сыграли свою роль, — подыграл я.

— Ну, или кровь венгерских девушек, — ответила Анна.

Я с трудом сдержал смех. Светские беседы ей явно не давались.

В этот момент баронесса фон Ромфель привлекла всеобщее внимание:

— Господа! — объявила она громко. — Раз уж у нас такой мистический вечер, я бы хотела попросить мою прекрасную гостью Анну Викторовну провести спиритический сеанс.

Я почувствовал, как Анна напряглась всем телом. Несмотря на то, что со знакомыми людьми она бывала крайне непринужденна, Анна Викторовна, и я это знал, не выносила оказываться на всеобщем обозрении. И хотя, благодаря в том числе и болтуну Ребушинскому, слава ее как медиума разнеслась уже по всему Затонску, публичных сеансов для развлечения публики она не давала никогда.

— Я много наслышана о Ваших способностях! — обратилась к Анне Викторовне баронесса.

— Да ведь я и доску-то свою не взяла, — смущенно попыталась отговориться Анна.

— Я распорядился, — вмешался Петр Миронов, — чтобы ее доставили.

Виктор Иванович и Мария Тимофеевна взглянули на него с возмущением. Я был с ними полностью солидарен.

Ситуация была безвыходная, и помочь Анне было не в моих силах.

— Анна Викторовна! Ну, просим Вас! Просим! — восторженно обратился к ней Ребушинский.

— Мы в полицейском управлении часто встречаемся с этим даром! — поддержал его Иван Кузьмич. — Верно ведь, Яков Платоныч?

Теперь возмущенный взгляд Марии Тимофеевны достался уже мне. Я готов был сквозь землю провалиться, но вынужден был улыбаться вежливо. Ненавижу званые вечера!

Анна Викторовна, то ли почувствовав мое замешательство и желая отвлечь от меня внимание, то ли просто поняв, что сопротивление бесполезно, согласилась с некоторой обреченностью.

Из прихожей принесли аккуратно запакованную в ткань спиритическую доску, ту самую, которую я видел когда-то во время расследования дела об утопленницах. Погасили большую часть свечей. Желающие участвовать в сеансе сели вокруг стола. Остальные, включая меня, расположились поодаль. Участвовать решила где-то половина гостей: сама баронесса, разумеется, ее сестра Дарья Павловна, Сила Кузьмич, господин Ребушинский и, к моему вящему удивлению, наш полицмейстер, господин Артюхин. Старшие Мироновы в полном составе от участия в забаве отказались. Даже, как ни странно, Петр Иванович. Впрочем, я плохо знал правила игры, и, возможно, двум медиумам за одной доской будет тесно. Сам я, разумеется, также остался в стороне.

— Ну что? — спросила возбужденных в предвкушении участников Анна Викторовна. — Кого Вы хотите, чтоб я вызвала?

— Трудно сказать, правда? — рассмеялась баронесса.

— А может быть, дух барона фон Ромфеля? — вмешался в процесс Петр Иванович.

— Не надо барона! — с напряженной улыбкой неожиданно резко ответила ему Екатерина Павловна. — Зачем же? Это лишнее.

Похоже, встреча с духом бывшего мужа баронессу абсолютно не прельщала.

— Дух Наполеона! — нашлась она быстро.

Анна вздохнула, соглашаясь, и принялась снимать сережки. Сидящие за столом дамы последовали ее примеру, хихикая над собой и друг другом. Не припомню такого ритуала на прошлом сеансе, который я наблюдал, но, видимо, Анна Викторовна честно отрабатывала свою роль, заботясь о театральности действа.

По ее команде сидящие за столом взялись за руки, хихикая и тут же шикая друг на друга.

Анна сохраняла полную серьезность. Она закрыла глаза, лицо стало сосредоточенным и одухотворенным.

— Бескровная жертва! — произнесла вдруг она каким-то потусторонним голосом. — Бескровная жертва.

И вдруг открыла глаза, рванулась вперед, с совершенно озверевшим лицом, выкрикивая:

— На тебе моя кровь! На тебе моя кровь!

Кажется, обращалась она к Дарье Павловне. Впрочем, трудно было сказать.

А в следующую секунду Анна страшно побледнела и потеряла сознание.

Поднялась суматоха. Подскочили все Мироновы, торопясь перенести Анну на диван и только мешая друг другу. Лез всем под руки Ребушинский, видимо, пытаясь запомнить как можно больше для очередной своей статейки. Перепуганная баронесса пыталась утешать сестру, но та, забыв о всяких глупых сеансах, старалась подойти, чтобы помочь Анне. Мне едва удалось распихать гостей, чтобы помочь Виктору Ивановичу переложить Анну на софу. Ее рука, которой я коснулся, была совершенно ледяной, и в сознание она пока не приходила.