Анна устало поднялась и подошла к столу. Я же выглянул в окно, чтобы отвлечь себя от мыслей, захвативших мое сознание. Увиденное вымело их прочь мгновенно. Напротив гостиницы стоял Жук с газетой в правой руке. Бог мой, я совсем забыл о них! Видимо, отчаявшись разыскать Анну или хотя бы меня, филер пошел к гостинице, надеясь, что я найду его там. Нужно немедленно предупредить их! Уваков нашел в моем столе их доклады, и знает, что у меня есть помощники. Он вполне может выйти на квартиру, а там папка с документами.

— Ах, ты… — невольно сказал я вслух. И пояснил для Анны, надевая пальто: — На улице мой филер. Я выйду и сразу вернусь.

Анна Викторовна кинулась ко мне, ухватилась за пальто, не позволяя мне уйти.

— Куда? — воскликнула она в волнении. — Вы что, с ума сошли? Как Вы обратно вернетесь?

Черт, она была права, полностью. Еще слишком рано, портье мог и не спать. Стоит хоть кому-то меня заметить и узнать…

Анна Викторовна выглянула в окно.

— Я выйду, — сказала она мне. — Что ему передать?

Это было опасно. Но это было менее опасно, чем идти самому. Я могу и не успеть дойти. А если Уваков получит папку, погибнут тысячи людей. И это необходимо предотвратить. Но Анна! Что если с ней случиться что-нибудь? Я не могу ею рисковать!

Я взглянул на нее. Анна Викторовна смотрела прямо мне в глаза, с тревогой ожидая от меня ответа. Но во взгляде ее была знакомая мне непреклонность. Она знала, что может мне помочь и хотела этого. И была твердо намерена заставить меня принять ее помощь. И отступать от своего решения не собиралась.

— Передайте ему, чтобы он забрал документы, — решился я наконец. — Папку с документами, из квартиры. Он знает, что за квартира.

— Хорошо, — кивнула Анна Викторовна, протягивая руку за одеждой.

На мгновение она помедлила, утешающе взглянув мне в глаза, провела рукой по моему плечу и скрылась за дверями. Я припал к окну, ожидая.

Несколько минут спустя я увидел, как Жук встрепенулся и быстро перешел улицу по направлению к гостинице. Больше отсюда ничего видно не было. Я замер у окна, ожидая увидеть хоть что-то. Но минуты шли за минутами, а картина не менялась. И Анна не возвращалась в номер.

Не в силах более смотреть на неменяющийся ночной пейзаж, я опустился на стул и до боли прикусил кулак. Сердце колотилось как сумасшедшее, далеко опережая отсчитывающие секунды часы. Что могло случиться? Где Анна? Что ее задержало? Жук увидел ее и перешел улицу, стало быть, они поговорили недалеко от входа. На улице ей не могло ничего грозить. Да и филер убедился бы, что она вошла в гостиницу, я был в этом уверен. Значит, что-то задержало ее уже внутри. Что? Неужели Лассаль? Он мог быть у Нежинской, мог выйти и встретить Анну Викторовну. И тогда… Но зачем она ему? Выманить на меня папку? Да ему не нужна папка, у него теперь Браун. Впрочем, если он тронет Анну, я отдам ему эти документы. Отдам, а потом убью, просто за то, что он посмел ей угрожать. А найду я их легко. Гостиницу он точно не покидал, а значит, прячется в номере Нежинской. Да, вполне возможно, все так и было. И я должен это проверить, должен ее найти немедленно!

Но в тот миг, когда я готов был уже встать и отправиться на поиски, дверь отворилась, пропуская в номер Анну Викторовну. Слава Богу!

Я подошел к ней, взял за плечи осторожно, желая прикоснуться, чтобы поверить, что она здесь, со мной, что с ней ничего не случилось.

— Я уже хотел идти на поиски, — выдохнул я с неимоверным облегчением, заглядывая ей в глаза.

— Все в порядке, — попыталась успокоить меня Анна Викторовна. — Я Вашему человеку все передала.

Я помог ей снять пальто.

— Но, Яков Платоныч, — взволнованно сказала Анна, — меня Уваков задержал.

— Он здесь? — встревожился я.

Такая опасность мне даже в голову не пришла. Счастье еще, что Уваков не стал ее арестовывать, видимо, просто не посмел. Но, кажется, он смог ее сильно напугать.

— Да, в буфете меня ждал, — ответила Анна Викторовна. — Как только вошла, сразу стал спрашивать, где Вы. Сказала: «Не знаю», вроде поверил. Но он сказал, что хочет Вам помочь.

Анна смотрела на меня с растерянностью и беспомощностью. Она совсем запуталась, я видел это. Я втянул ее в эти игры и даже не объяснил, кто в них кто. А она более чем заслуживала объяснений. Да и вообще ей требуется понимать, кто друг, а кто враг, для ее же безопасности. И счастье, что она верит мне до сих пор, несмотря на всю мою скрытность, и я смогу объяснить ей, кого следует опасаться.

Я осторожно усадил Анну Викторовну на диван, задержав ее руку в своей.

— Да все наоборот, — сказал я, усаживаясь перед ней и глядя ей в глаза, — Уваков сейчас мой главный враг. И завтра все решится.

Я рассказал ей все, что мог. Или просто — все, кроме сути открытия английского химика. Про мою вторую работу и про то, как оказался в Затонске. И про полковника Варфоломеева, и про обоих своих филеров. Про английскую шпионку Нежинскую и ее подручного Лассаля. И про Увакова, приказавшего избить доктора Милца, рассказал тоже. А главное — про то, почему я молчал столько времени, скрывая это все от нее.

Анна Викторовна слушала внимательно, с серьезным, напряженным лицом. Но в ее глазах не было страха. Я увлек ее в эпицентр тайфуна, куда более пугающего, чем тот, о котором писал Ребушинский. Но она не дрогнула, лишь слушала, запоминая, понимая, наконец, все, что хотела понять все это время.

Закончив свой рассказ, я опустил глаза, ожидая ее реакции. Я понял бы, если бы она не захотела больше иметь со мной дела. Это было бы правильно, ведь так безопаснее для нее.

Нежная рука мягко поднялась, касаясь моего виска в невесомой ласке. Тепло ее согревало сердце.

— Как же Вы устали… — сказал Анна Викторовна, с нежностью проводя ладонью по моей щеке.

— Да ничего, — ответил я, криво улыбнувшись. — Мало спал.

Я рассказал ей о том, в какую чудовищную ситуацию втянул ее. А она сочувствовала мне. Нет, она не прогонит меня ради своей безопасности. Она пройдет со мной рядом весь этот путь. И когда я смогу, наконец, победить всех врагов и вернуться, это будет наша с ней общая победа. Потому что ее любовь даст мне силы пройти через все. Ведь меня ждет и любит самая лучшая женщина на свете. Моя женщина.

— Яков Платоныч, — с ласковой улыбкой сказала Анна, пытаясь, как видно, хоть чуточку утешить меня, — да Вы этого Увакова в порошок сотрете.

— Вы думаете, меня сейчас это беспокоит? — усмехнулся я редкой для нее непроницательности.

Уваков, Варфоломеев, Браун, Лассаль — никто из них не мог сейчас встревожить мои мысли. Потому что им просто не было в них места. Там была лишь она. И на этот раз я не колебался ни мгновения. Я рассказал ей все, что смог. И хотел рассказать самое важное. То, что свяжет наши души во веки веков.

— Я вообще не знаю, что меня может теперь беспокоить после того, что я сегодня узнал, — сказал я, отводя взгляд.

В этот миг я чувствовал себя как никогда беззащитным. Я знал и видел, что Анна любит меня. И все же… Мне на мгновение снова стало страшно перейти эту черту, за которой моя жизнь уже никогда не будет прежней. Потому что я больше не буду один. Теперь нас будет двое, всегда. Всегда.

— Все изменилось, — сказал я, вновь поднимая на нее глаза. — Жить, как раньше, невозможно.

— О чем Вы? — шепнула Анна Викторовна, не в силах разобраться в путанных моих попытках выразить то, что я чувствую.

— О том, что я теперь знаю, — выговорил я наконец-то. — Нам нужно быть вместе.

Мгновение, а может быть, целую вечность, длилась тишина. Огромные голубые глаза смотрели с тревогой, будто Анна никак не могла поверить собственному слуху, будто боялась уверовать в то, что я только что произнес. Я замер, забыв дышать, глядя ей в глаза и слушая заполошный стук своего сердца. Сейчас я был полностью открыт для нее. И лишь молил, чтобы она прочла в моих глазах всю мою любовь. Вся моя жизнь, каждая минута вместе с нею пронеслась сейчас передо мной. Мне казалось, что я падаю в пропасть, и ветер, а не гул собственного сердца, шумит в моих ушах.