— Простите, что потревожил, — вздохнул я.

— Ничего, — ответила Анна Викторовна с нежной улыбкой. — А почему Вы не войдете?

— Если честно, не хотел никого видеть, кроме вас, — ответил я с предельной искренностью. — Пришел проведать, как Вы.

— Хорошо, — успокоила она меня, — князь очень милый. И мои пришли меня навестить.

Я старательно напомнил себе, что давно зарекся спорить с нею на счет Разумовского. Когда-нибудь, когда я снова буду принадлежать самому себе и смогу наконец-то быть с нею откровенным, я расскажу ей все без утайки. Но это случится только тогда, когда в моих руках окажутся неопровержимые улики, в том числе и вины князя Разумовского. А до тех пор, пока мне нечем доказать свою правоту, я не допущу, чтобы князь стал причиной наших ссор.

Но все же мне было неприятно, что она решила укрыться у князя, предпочтя его моей защите. Неужели Анна Викторовна не верит, что я смог бы оберечь ее?

— А Вы действительно чувствуете себя здесь в безопасности? — спросил я, и сам услышал досаду, пробившуюся в моем голосе.

— Да знать бы, где она, эта безопасность, — вздохнула Анна.

— Это верно, — сказал я, думая в который раз о том, что сдерживало меня, не пускало к ней. И на том фоне неизвестный Демиург казался даже менее страшным. Простой убийца, пусть и фанатик. От него я легко смогу защитить ее. Но как мне защитить ее от тех, кто станет ей угрожать, пытаясь повлиять на меня, от тех, с кем я уже столько времени сражался, но пока что только проигрывал? Я не мог подвергнуть ее такой опасности. И не мог отказаться от нее. И казалось, сердце скоро не выдержит и разорвется от этой обреченности.

— А Вы выглядите усталым, — сказала вдруг Анна Викторовна с сочувствием.

— Наверное, да, — вздохнул я, и в самом деле ощущая смертельную усталость. — Весь день впустую.

Любой, кто нуждается в помощи и поддержке, может рассчитывать на сострадание Анны Мироновой. Разумеется, если я устал, мне просто необходима ее помощь! И Анна Викторовна тут же попыталась ее оказать, ну, хотя бы подав мне свежую идею.

— Знаете, что я думаю? — оживленно сказала она. — Я думаю, что Демиург, он такой же математик, как и Анненков.

— Вы тоже так думаете? — удивился я.

«Умная. Образованная. Красивая…» Самая удивительная и самая замечательная женщина во вселенной. Она не перестает меня удивлять. Снова мы с ней пришли к одному выводу. Вот только одного вывода мало.

— К сожалению, других математиков в городе не обнаружено, — вздохнул я.

— Завтра у князя будут два математика в гостях, из Петербурга и из Москвы, — поведала мне Анна Викторовна. — И, кстати, Анненкова ведь тоже князь пригласил!

Бог ты мой! Она и вправду помогла мне. То, что Анна Викторовна сообщила мне сейчас, было куда важнее, чем все сведения, которые мне удалось добыть за весь сегодняшний день. Но, в то же время, эти новости и встревожили меня чрезвычайно. Двое математиков, приезжающих к князю, были первыми подозреваемыми. И Анна будет с ними в одном доме? Ну нет, только не без меня!

— Вот оно что, — сказал я обеспокоенно. — Я тоже завтра приду к князю, только Вы ему об этом не говорите. Пусть это для него будет сюрпризом.

— Ну опять Вы в чем-то князя подозреваете, — спросила Анна Викторовна с досадой.

— Вы из дома ночью не выходите, — попросил я, не желая снова говорить на сложную для нас тему.

— Хорошо, — с торжественной серьезностью пообещала Анна Викторовна, кивнув мне для полной убедительности.

Я не мог глаз отвести от нее, не мог насмотреться. Но разговор наш был окончен, и вот она повернулась, чтобы уйти.

Нет, пожалуйста, не сейчас! Я просто не могу снова не видеть ее.

И я осмелился — поймал ее руку и задержал в своей. Анна Викторовна обернулась ко мне с удивлением, но руки не отняла. Я коснулся губами ее пальцев, пытаясь каплей загасить пожар. И, все-таки решившись, чуть смущенно протянул ей несчастный цветок. Она взглянула на него с изумлением и взяла осторожно, будто он был хрустальный и мог рассыпаться. А потом взглянула мне в глаза.

Мы просто стояли молча и тонули в глазах друг друга, и где-то далеко-далеко, на грани сознания, снова шумел тот самый летний дождь.

А потом, как и должно было быть, мгновение, отпущенное нам, миновало. Никто не ворвался с криком, никто не вошел внезапно. Просто Анна Викторовна очень мягко забрала у меня свою руку, повернулась и пошла к дверям, одной рукой прижимая к груди красный цветок с клумбы.

Но, как бывало уже много-много раз, сделав пару шагов, она вдруг остановилась и вновь обернулась ко мне.

— Берегите себя, — попросила она меня ласково.

И я молча кивнул в ответ, чувствуя, как улыбаюсь счастливо, согретый ее нежностью, ее обо мне заботой.

Анна Викторовна повернулась и ушла в дом. А я пошел в управление.

Домой не пойду. Мало ли что произойдет ночью? Я должен быть готов.

Да и не усну я сегодня. Разве можно уснуть, если я иду по улице и улыбаюсь просто потому, что чувствую себя совершенно счастливым! И с чего я вообще взял, что устал? Нет, я вовсе не устал, просто мне ЕЕ не хватало. А сейчас я сильнее всех на свете, и, кажется, у меня есть крылья.

Заснул я довольно быстро, хотя спать за рабочим столом было ужасно неудобно. Зато сны там снились чудесные.

Утром поступил вызов из дома князя Разумовского. Пропала Элис Лоуренс.

Вечером сиделка оставила ее в комнате, подготовив ко сну, а утром комната оказалась пуста. И как она ее покинула, было совершенно не понятно.

— Никаких следов взлома, — сказал я задумчиво, осмотрев окна, — и на дверях тоже.

— Я клянусь, в девять часов вечера она была в постели, — взволнованно сказала сиделка, — я проверила здесь все, как обычно: замки, окна, двери.

— Вчера вечером Вы дверь закрывали? — спросил я ее.

— Да, — ответила она, — как всегда.

— Как всегда? — переспросил я. — То есть, каждый вечер Вы проделываете одну и ту же операцию, отработанную до малейших мелочей и каждого движения?

— Это верно, — подтвердила сиделка. — Я могу хоть с закрытыми глазами, хоть во сне эти замки запирать.

— Вот-вот, во сне! — ухватился я за ее слова. — Может быть, все это вам просто приснилось?

— Как это? — не поняла она.

— Ну, витая в облаках, Вы прикрыли дверь, ушли, — пояснил я, — а подумали, что заперли замки. Вы же делаете это каждый день?

— Но ведь утром дверь была заперта! — возразила мне сиделка. — Я же не сумасшедшая?

— Ну, тогда я сумасшедший? — спросил я ее с раздражением. — Девушка исчезла из запертой комнаты!

— Я запирала! — со слезами в голосе воскликнула сиделка.

Вот только подтвердить этого никто не может. Так же, как некому подтвердить и тот факт, что утром дверь была заперта. Это только с ее слов известно. В этом случае Элис могла просто выйти и уйти из дома. Полагаю, что, если все так, мы быстро разыщем ее. Нужно будет послать предупреждение в больницу.

Собственно, не будь Элис Лоуренс той, кем была, на этой версии я бы и остановился. Но в данном случае следовало рассматривать и возможность похищения.

Я еще раз осмотрел комнату, прошел в ванну. За мной тут же последовали раздраженный князь и взволнованная Анна Викторовна. Она все время была здесь, еще до моего прихода, но ничем не пыталась привлечь моего внимания, видимо, боясь помешать мне работать. Я видел, что она расстроена до крайности, и надеялся, что смогу ее успокоить, как можно скорее обнаружив, куда же делась Элис.

— А у кого еще есть ключи? — спросил я.

— У доктора Милца и у меня, — ответил Разумовский, — больше ни у кого.

— Кто-то мог сделать копии?

В этот момент я заметил на полу в ванной крошечный пучок непонятных волос. Подняв его с пола, я осторожно упаковал эту единственную пока улику. Впрочем, возможно, это и не улика вовсе.

— Свои ключи я обычно храню в кабинете, в ящике, — поведал князь.

— А где они сейчас? — спросил я.

— Сейчас они здесь, — Разумовский в раздражении хлопнул по карману.