— Но я не понимаю, причем здесь фотограф, — спросил я ее.

— Ну, как причем? — изумилась Анна Викторовна. — Это же он мне все показал. Я убеждена, что это как-то связано с этими его фотокарточками.

— Спасибо, — поблагодарил я ее, — я учту.

— Что Вы учтете? — со вздохом спросила Анна. — Ну почему Вы всегда говорите: «Я учту» и никогда ничего не учитываете?

— Я на самом деле очень ценю Вашу помощь, — попытался убедить ее я. — Вы можете мне поверить.

Это, кстати, была чистая правда. Не могу вспомнить, когда это началось, но с некоторых пор я стал замечать, что на самом деле воспринимаю сведения, полученные от Анны Викторовны наравне со всеми остальными, полученными иным путем. Видимо, количество совпадений переросло, наконец, в качество, и мой мозг принял считать достоверным то, что столь часто таковым оказывалось. Это не означало ни в коей мере, что я поверил в духов или в спиритизм. Я просто поверил ей, поверил в то, что она на самом деле может что-то узнать. Вот как бы это еще Анне объяснить, потому что, судя по сердито-недоверчивому выражению лица, мои слова ее нисколько не убедили.

— Да? — произнесла она, с сомнением. — Хорошо. Желаю удачи.

Она поправила локон, вызвав этим у меня бурю эмоций, и повернулась, собираясь уйти.

— Анна Викторовна, — остановил я ее, не в силах сейчас расстаться, — а Голубев не показал Вам, что случилось у Спиридоновых?

— Только шкаф, — ответила она. — А кто это — Спиридоновы?

— Его последние клиенты, — рассказал я.

— Хорошо, я спрошу у него, — с готовностью ответила Анна Викторовна.

— Спасибо, — ответил я, радуясь ее желанию помочь и тому, что будет повод снова ее увидеть. — Я буду признателен.

Анна сделала шаг, пытаясь продолжить путь, а я — шаг к пролетке. В результате мы неловко столкнулись, и смутились оба безмерно. Я отступил в сторону, уступая Анне Викторовне дорогу, и она быстро пошла прочь. Все-таки надо что-то с этим делать, нужно поговорить, хоть как-то, пока это напряжение не стало очевидным для окружающих. Нужно, необходимо что-то придумать, и как можно скорее.

Но тут от мыслей меня отвлек Коробейников, прибежавший бегом и явно принесший какие-то важные сведения.

— Яков Платоныч, — сказал он, едва переводя дух, — Голубев, как только проявил карточки Спиридоновых, тут же отправился к ним.

— Я так и думал! — сказал я, имея в виду, что оба дела взаимосвязаны. — Но вот что он увидел на тех фотографиях?

— Не могу знать, — ответил Антон Андреич.

— Кунгурова мне найдите, — велел я ему, — приятеля двойняшек.

Сам же я отправился к доктору Милцу в надежде получить от него какие-то новые сведения по делу Спиридоновой.

— Ну, что я Вам скажу, Вы были правы, — сообщил мне доктор, едва я появился в дверях. — Смерть действительно наступила в результате сильнейшего удара в затылок. Ну, а перелом шеи, как мы с Вами и ожидали, был уже позже, ну, примерно, часа через четыре.

— То есть, ее убили в полдень, — уточнил я, — а в овраг бросили через четыре часа.

— Именно так, — согласился Александр Францевич, — откровенно говоря, Яков Платоныч, непростую Вы мне дали задачку. Ну, я имею в виду, разницу во времени определить.

— И как же Вам это удалось? — спросил я, понимая, что доктору будет приятен мой интерес.

— А вот все дело в том, что при переломе позвоночного столба у живого человека всегда произойдет внутреннее кровоизлияние, — с гордостью пояснил он. — Чего, соответственно, не случится у человека мертвого.

— Браво, доктор, — улыбнулся я ему. — Вам нужно статью в научное издание писать.

— Я непременно этим займусь, — скромно усмехнулся Александр Францевич, — как только появится больше свободного времени.

— Спасибо, — от души поблагодарил я его, — Вы мне очень помогли.

— Я Вас всегда жду у себя в гостях, — радушно ответил мне доктор Милц, поправляя простыню на трупе Спиридоновой.

Странный, все-таки, у врачей юмор порой.

От доктора я направился прямиком к Спиридоновым. Нужно было еще раз поговорить с двойняшками о визите фотографа. Да и про этого их Кунгурова расспросить поподробнее.

На крыльце усадьбы с графинчиком водки удобно расположился заботливый дядюшка Дмитрий Спиридонов.

— А, господин сыщик, — приветствовал он меня, — с чем пожаловали?

— Да все с тем же, — ответил я ему. — Надеюсь, вспомнили, кто может подтвердить Ваше алиби, кроме собаки?

— Вот, — указал он на графинчик, — сижу, вспоминаю.

— Смотрите, — покачал я головой, — воля Ваша.

— Ну, зачем мне нужно было убивать эту дрянь? — спросил он меня.

— Ну, вот Вы сами на вопрос и ответили, — сказал я ему.

— Ладно, — вздохнул, сдаваясь, Спиридонов. — Меня видел лесник, верстах в десяти от места ее смерти. Пахомов его фамилия.

— Я ведь проверю, — предупредил я его.

— Проверьте, — согласился Спиридонов.

— Хотел поговорить с Вашими племянниками, — сказал я. — Где они?

— О чем?

— Да все о том же, об убийстве их мачехи.

— Послушайте, — начал снова раздражаться Спиридонов, — я настоятельно рекомендую Вам поискать убийцу где-нибудь в другом месте.

— Мне когда Ваши рекомендации потребуются, — ответил я резко, — я Вас в управление вызову. Так где племянники?

— У пруда, бабочек ловят, — недовольно ответил Спиридонов, вновь обращаясь к графинчику.

Оставив его заливать свой гнев, я отправился на поиски двойняшек. Дядюшка не пошутил, Вика и Костя и в самом деле ловили бабочек у пруда. Завидев меня, они прервали свое занятие.

— День добрый, молодые люди, — приветствовал я их.

— Господин полицейский, — спросила меня Вика, — а Вы не видите махаона? Он опять ускользнул от нас.

В ее беспечном тоне сильно чувствовалась нарочитость. Да и брат ее выглядел напряженным. Видимо, мой визит весьма их встревожил.

— Махаон, рода хвостоносцев, семейства парусников, — пояснил Костя. — Я бабочек коллекционирую.

— Увлекательное, наверное, занятие, — одобрил я вежливо.

Сам я никогда не собирал коллекций и, признаться, не видел в этом проку. Хоть и знал, по долгу службы, что для истинных коллекционеров их увлечение скорее является пламенной всепоглощающей страстью.

— Интересно, — резко поменял я тему разговора, — а почему же Вы решили, что именно мачеха отравила Вашего отца?

— А с чего Вы взяли, что мы так решили? — спросил он встревожено.

— Вы можете не отпираться, я точно это знаю, — ответил я ему. — То есть, у Вас были какие-то основания подозревать ее в этом?

— Ей это было выгодно, — ответил юноша, — отец сразу после свадьбы заболел и через год умер, а она стала распоряжаться его состоянием.

— До Вашего совершеннолетия, — уточнил я. — То есть теоретически у Вас был мотив желать ее смерти.

— Ваше предположение звучит нелепо! — возмутился он.

— Значит, по-вашему, мачеха уехала в двенадцать часов верхом, — продолжил я давить на него, — а вы целый день были дома?

— Именно так, — ответил он.

— А где был Ваш друг, Кунгуров? — задал я следующий вопрос.

— Он уехал в Петербург на неделю, — ответил Костя. — А что?

— Ну, говорят, он часто бывал у Вас дома, — пояснил я свой интерес.

— Да, мы часто проводили время вместе, — ответил он раздраженно.

— Когда он уехал?

— Четыре дня назад, еще до всего этого, если Вам это интересно.

— Интересно, благодарю, — ответил я. — Я поговорю с Вашей сестрой.

— Я позову, — рванулся он, видимо, не желая, чтобы я разговаривал с Викой наедине.

— Не нужно, — остановил я его строго.

Костя послушался, хоть и весьма неохотно. Хотя я и не понимал пока, каким образом, но после этого разговора с ним я окончательно уверился в том, что он причастен к смерти мачехи. Да и сестра его, скорее всего, тоже.

— А Вы коллекционируете бабочек? — все с той же наигранной беспечностью спросила меня Вика, когда я подошел к ней. — Мне кажется, сыщик должен иметь какое-то хобби, вроде этого.