— Что Вам угодно? — спросил молодой человек, поднимаясь мне навстречу.

— Я следователь, — представился я, — Штольман Яков Платонович.

— Вы из полиции? — уточнил юноша.

— Так точно, — ответил я ему. — А Вы?

— Константин Спиридонов, — представился он. — А это моя сестра Виктория Спиридонова.

— Вы сегодня сделали заявление в полицию, — сказал я им, — о пропаже госпожи Спиридоновой.

— Да, мы… — смутился он и, вспомнив о вежливости, произнес: — Прошу садиться.

— Благодарю, — ответил я, усаживаясь в кресло. — Так что случилось?

— Наша мачеха пропала, — сообщил Костя, — Елена Константиновна Спиридонова. Вчера уехала верхом на прогулку и не вернулась.

— А почему же заявили только сегодня? — удивился я.

— Мы думали, — вступила в разговор Виктория, — она по обыкновению поехала к кому-нибудь из соседей и осталась на ночь.

— Такое уже случалось, — добавил ее брат, — просто с утра Алмаз вернулся один и мы решили пойти в полицию.

Судя по всему, пропавшая Спиридонова не отличалась строгим поведением. А еще, как мне кажется, любви у нее с приемными детьми не получилось.

— Верно решили, — одобрил я. — А в доме кроме Вас кто-нибудь есть?

— Нет, — ответил Константин, — конюх и горничная, они приходящие, и со вчерашнего утра их не было.

Я покосился на стол, в изобилии заставленный чайной посудой. Похоже, брат с сестрой, воспользовавшись отсутствием мачехи, приглашали гостей.

— Мы посуду не убираем, — пояснила Вика, проследив мой взгляд, — горничная придет.

Значит, с гостями я промахнулся. Это просто гора посуды, оставленная братом с сестрой. Можно посочувствовать горничной. Однако, какое странное воспитание. Так ведь и с голоду недолго помереть, если горничная заболеет, скажем.

— А Ваши родители? — спросил я их.

— Матушка умерла давно, — потупился Костя, — а батюшка женился на Елене Константиновне, но год назад тоже умер.

— Сочувствую, — сказал я ему. — Так что ж получается, Елена Константиновна теперь Ваш опекун?

— Совершенно верно, — кивнул Костя.

— Вы не переживайте раньше времени, — попытался утешить я их, поднимаясь. — Мы уже ее разыскиваем, в городе, в окрестностях, в соседних поместьях. Может быть, действительно задержалась где. Найдем и окажем помощь.

Брат и сестра переглянулись встревоженно. Что-то в реакции этих детишек меня настораживало. Казалось, они куда больше беспокоятся о том, что я найду их мачеху, нежели наоборот.

— Невольно услышал Ваш разговор, — сказал я им, когда мы вышли на крыльцо, — путешествовать собираетесь?

— Пустяки, — улыбнулся Костя, — это просто фантазии.

— Уверен, Ваши картины понравятся на Монмартре, — улыбнулся я Виктории, внимательно наблюдая за реакцией обоих.

— Каждый художник мечтает о Париже, — вернула она мне улыбку.

— А кто такой Иван? — спросил я их.

Вот теперь я отчетливо видел их напряжение, даже испуг.

— Какой Иван? — нервно спросил Костя.

— Ну, Вы же его с собой хотели в Париж брать? — сказал я с непринужденностью в голосе.

— А, это мой приятель из гимназии, Кунгуров, — ответил Костя как бы небрежно. — Мы друзья.

В этот момент, прерывая нашу беседу, к крыльцу подъехал конный городовой. Я поспешил подойти к нему ближе, догадываясь уже, какие новости он принес.

— Мы нашли ее в овраге, мертвой, — сказал он мне тихо.

— Какие-то новости? — встревожено спросил Константин.

Повременю я пока с сообщением. Сперва нужно выяснить, как погибла Спиридонова. Вполне возможно, что смерть ее вовсе не криминальная, и тогда все мои подозрения не оправданы. А может быть, и наоборот.

— Если что-то новое обнаружим, сразу сообщим, — заверил я его, садясь в экипаж.

Тело Елены Спиридоновой было найдено на дне оврага, по краю которого проходила дорога. Видимо, помещица ехала вдоль кромки и упала с лошади. Или нет? Я внимательно осмотрел следы от падения тела, пока спускался. И кое-что вызвало у меня сомнения.

У тела Спиридоновой, лежащего на земле, меня ожидали городовые и доктор Милц.

— День добрый, доктор, — приветствовал я его. — Ну что?

— Ну, мне лично все очевидно, — ответил Александр Францевич, — у нее сломана шея, глубокая рана на голове. Кровь уже запеклась. По всей видимости, она упала с лошади где-то вон там.

Он указал на кромку оврага, где проходила дорога.

— Да, картина ясная, — задумчиво сказал я, — следы падения по всему склону, упала с лошади и скатилась в овраг. Вот только одна странность. Рана ведь на голове серьезная?

— Ну, вы ж сами видите, — ответил доктор, — глубокая и проникающая.

— Значит, она должна была крепко удариться обо что-то, — продолжил я свою мысль.

— Ну, так это вполне очевидно, — с недоумением ответил доктор Милц. — Там же и камни, и корни деревьев.

— Да странность в том, что открытая рана должна кровоточить, — пояснил я, — а на пути падения тела следов крови нет. Да и здесь крови нет.

— То есть, вы хотите сказать, — уточнил доктор, — что она была уже мертва?

— Ее где-то убили в другом месте, — ответил я, — а сюда привезли и бросили в овраг.

— Значит, возможно, шея была сломлена во время падения уже мертвого тела, — задумчиво произнес Александр Францевич.

— Скажите, доктор, — спросил я его, — а возможно определить разницу во времени между пробитым черепом и сломанной шеей?

— Теоретически это возможно, — ответил доктор все также задумчиво, — но для этого разница должна быть очень большой.

— Попробуйте, — попросил я его.

Итак, Елена Спиридонова все-таки была убита. И теперь мне следовало сообщить об этом Косте и Вике.

Константина я нашел в гостиной. Он пил чай за по-прежнему неприбранным столом. Ну, хоть чаю себе согреть они способны, видимо.

— Господин Штольман, — поднялся он мне навстречу встревожено. — Что-нибудь известно?

— Должен сообщить Вам печальное известие, — сказал я. — Ваша мачеха, Елена Константиновна, погибла.

— Не может быть! — Константин старался выглядеть потрясенным и расстроенным, но получалось не слишком хорошо. Видимо, и вправду сильно недолюбливал покойную.

— Как? — спросил он меня.

— Предположительно, упала с лошади, — ответил я, не вдаваясь в подробности. — А Вы вспомните, в котором часу она уехала вчера на прогулку?

— В двенадцать, — уверенно ответил он. — Как обычно.

— Точно заметили время? — поинтересовался я.

— Да, — ответил Костя. — Просто мы ждали фотографа на двенадцать, поэтому я запомнил.

— Фотографа? — насторожился я.

— Мы заказали на дом фотографа Голубева, — пояснил он.

— Господина Голубева, фотографирующего духов умерших?

Вот так совпадение! Впрочем, мое мнение о совпадениях всегда было неизменным. Просто похоже, что два этих дела окажутся связаны между собой.

— Да, я понимаю, это сомнительно, — сказал юноша, неверно поняв мое изумление, — но многие отзываются с похвалой, и мы решили попробовать сфотографироваться с родителями.

— А Вы знаете, — спросил я его, — что господин Голубев был убит сегодня ночью?

— Нет, — ответил он с испугом и удивлением.

— У Вашей мачехи были недоброжелатели? — поинтересовался я.

— Насколько мне известно, нет, — ответил Костя, — а почему Вы спрашиваете?

— Предположительно она тоже была убита.

— Убита? — изумился юноша.

— Да, — ответил я ему. — Я должен осмотреть ее комнату.

— Извольте, — поднялся он.

Осмотр комнаты покойной Спиридоновой не дал мне практически ничего. Если Елена и была на самом деле убита, то явно не здесь. Зато в ее комоде обнаружились в большом количестве письма от некоего Мясникова.

— Всеволод Мясников, — пояснил Костя в ответ на мой вопрос. — Это приятель Елены, сын заводчика Мясникова.

Судя по тому, как юноша смутился, одним приятельством дело не ограничилось.

— Любовник ее, что ли? — уточнил я.

— Ну, да, — кивнул он смущенно, — они тут поссорились на днях, кричали друг на друга.