— Того, кто встал у нее на пути, — процитировала Анна дух Караваева.

— Ну, теперь все ясно, — усмехнулся я, делая глоток чая, — будем брать с поличным!

— Вообще-то это не смешно, — сердито сказала Анна Викторовна и, непринужденно отобрав у меня чай, отпила глоток, видимо, чтоб успокоиться.

У меня же от этого ее простого и очень домашнего жеста сильно забилось сердце, будто не края стакана, а моих губ коснулись ее губы. Я ощутил вдруг совершенно неожиданно для себя, что хочу, чтобы так было всегда. Хочу видеть ее каждый день, обсуждать все на свете, хочу пить чай из одной кружки, даже спорить хочу. Лишь бы всегда.

К счастью, миг этого наваждения был краток настолько, что я не успел даже толком осознать то, что почувствовал. Дверь распахнулась, и вошел Коробейников, следом за которым городовой ввел Макара Елистратова по кличке Ласточка.

— Уже соскучились, Макар Севастьянович, — спросил я Седого, — или на воле прохладно стало?

— Почто каплюжные Ваши невинных хватают? — спросил Седой, поигрывая кандалами.

— Да нет, — возразил ему я, — весточка пришла из Петербурга, мол, грешок имеется за Макаром Елистратовым. И держать ему путь, как там у Вас говорят, в Палестины забугорные.

— В Сибирь-то за что? — напрягся Седой. — Лучше к дяде, на поруки.

— Нет, — усмехнулся я, — тюрьму еще заслужить надо. Так что давай, рассказывай байку свою. Если понравится, замолвлю за тебя словечко. А нет — точно тебе по дороге за Урал.

— Мак мы сгрузили опийный, — со вздохом принялся рассказывать Ласточка, — Солоницыну, козлу этому безрогому.

— И не первый раз, как я полагаю, — сказал я.

— Ага, не впервой, — подтвердил он. — Только Хозяйку ни разу не видели.

— Что за Хозяйка? — спросил я его.

— Коломбина! — вмешалась Анна. — Я же говорю!

— Среди воров сказывают, она тут за атамана, — продолжил Елистратов. — Только сама ни с кем делов не имеет, только через Солоницына.

— А что за женщина к Вам шла возле склада? — спросил его Коробейников.

— Не знаю, — ответил Седой. — Видел я как-то Солоницына, он ей какие-то письма обещал передать.

— Это любовница Караваева, — сказала Анна Викторовна. — Все понятно. А он мне показывал Хозяйку.

— Кто он? — поинтересовался запутавшийся Антон Андреевич.

— Дух Караваева! — пояснила Анна Викторовна совершенно буднично.

Ласточка посмотрел на них обоих с некоторым недоумением, а потом на меня, с еще большим. Мы с ним знакомы были давно, и он, видимо, никак не мог понять, что за цирк я развел в своем кабинете, и зачем. Я наградил Елистратова строгим взглядом. Дескать, не твоего воровского ума дело, что творится у меня в кабинете. И велел Евграшину увести Седого в камеру. Как мне удобно, так и буду работать. А мне удобно именно так. Потому что сейчас Анна Викторовна стоит рядом и пьет мой чай, а не пытается выследить пресловутую Хозяйку-Коломбину в одиночку или в компании Коробейникова.

— Ну, допустим, — сказал я, когда Ласточку увели. — А кто же жертва?

— Тот, кто встал у нее на пути, — снова повторила Анна Викторовна.

— Игнатов? — предположил я.

— Нет, подождите! — возразила Анна. — Вы сами говорили, что это может быть и Куницын.

— Вы тоже мешаете Хозяйке! — сказал ей вдруг дотоле молчавший Коробейников. — Значит, вы тоже в опасности.

— Ладно, хватит гадать, — сказал я своим помощникам, — действовать надо.

И, сообщив им, что мне нужно кое-что проверить, я попытался выйти из кабинета. Это, правда, заняло некоторое время, потому что сперва пришлось объяснять Анне Викторовне, что тот, от кого я хочу получить сведения, при ней разговаривать не станет, а потом объяснять Коробейникову, что он головой отвечает за то, чтобы Анна Викторовна дождалась меня в кабинете. В результате, оставив их пить чай и ждать меня, я отправился к дому Караваева, размышляя, что где-то в моем плане все-таки есть изъян, если мне приходится удирать из собственного кабинета, всех обманув. Создавалось впечатление, что ситуацией я, конечно, владею, но очень слабо.

Дом купца Караваева был темен и тих. Прошлый его владелец был мертв, а нынешний сидел в камере управления. Я не торопясь и не особенно таясь прошел в кабинет и поискал по карманам спички, чтобы зажечь свечи. Едва затеплилась последняя свеча в канделябре, как тишину дома нарушил щелчок взводимого курка. Я обернулся. Передо мной, наведя на меня револьвер, стояла Мария Солоницына.

— Так вот Вы, значит, какая, Хозяйка, — сказал я ей.

В голове мелькнула мысль о том, что Анна расстроится. Они ведь вроде подруги.

— Я знал, что Вы придете, — сказал я, делая шаг к Марии.

— Стойте! — крикнула она, изо всех сил сжимая рукоятку револьвера.

— Вы что задумали? — засмеялся я. — Убить меня хотите?

И ненароком сделал еще шаг вперед.

— Что Вы такое говорите! — возмутилась Солоницына. — Я вовсе не собиралась Вас убивать.

— А кого? — спросил я, делая еще один шаг. — Купца? За что? За то, что он уволил Вашего отца-контрабандиста! И может быть, по этой же причине вы расправились с господином Караваевым?

— Караваев мучил меня каждый день, угрожая уволить папеньку! — выкрикнула она.

Отлично, она рассержена и не заметила даже, что я приблизился еще на два шага.

— И купец тоже? — изумился я.

— И купец тоже! Не подходите!

— Вы знали, где Караваев хранит пистолет, — сказал я ей. — А сейчас где Вы взяли оружие?

— Если Вы сделаете еще один шаг, я выстрелю.

Я только вздохнул. Не нужен мне еще один шаг, я достаточно близко. Я поднял руки, делая вид, что сдаюсь, и уронил на пол трость. Разумеется, она тут же повернулась посмотреть, как та упала. И я спокойно вынул револьвер из ее руки.

— Именной! — прокомментировал я гравировку на револьвере. — У отца украли?

Она не ответила, глядя прямо перед собой полными слез глазами. Ну, ничего. Поговорим позже.

Когда я вернулся в управление вместе с Солоницыной, то застал в кабинете редкостную суматоху. После моего отъезда в управление приехал Куницын, обеспокоенный отсутствием своего нового компаньона. Он был так возбужден и напуган, что Коробейников счел за благо приказать привести из камеры Игнатова, чтобы Куницын убедился, что тот жив и здоров. Игнатов, заскучавший в камере в одиночестве, немедленно усугубил сумятицу, Коробейников кинулся его окорачивать, но получил отпор, как я понимаю, несколько хамский. За моего помощника немедленно вступилась Анна Викторовна, которую Игнатов также попробовал если не обидеть, то высмеять. Тут уж Антон Андреич бросился демонстрировать рыцарские качества, защищая даму. В общем, когда я приехал, пришлось еще потратить некоторое время, чтобы всех успокоить и все расставить по местам. В двух словах объяснив Игнатову и Куницыну, что убийцу я поймал, я выставил их обоих, что было не так-то просто, потому что оба они жаждали подробностей. Затем отправил городовых задержать Солоницына. Перепродажа опийного мака преступление серьезное, а Елистратов за то, чтобы от Сибири отмазаться, даст показания против Солоницына с превеликим удовольствием.

Наконец мы остались в кабинете вчетвером: я, Мария Солоницына и Анна Викторовна с Антоном Андреичем, скромно устроившиеся вдвоем за его столом. Я не стал настаивать на том, чтобы Анна Викторовна ушла. Во-первых, Солоницына была ее подругой, и я понимал, что Анне нужно своими глазами и ушами убедиться в том, что она виновна. А во-вторых, я хотел проводить ее домой после допроса. Тем более, что уже стемнело.

— Значит, это была Ваша идея — перепродавать контрабандный опийный мак? — спросил я Марию.

— Моя, — ответила она.

Отпираться она даже не думала. Мне вообще не казалось, что она чувствует себя виноватой. Скорее, она была сильно разозлена тем, что ее планы оказались нарушены.

— И Вы знали, что такое опий, — уточнил я, — и как он действует на человека?

— Знала.

— А хозяева складов, Караваев, Куницын, — продолжил я расспросы, — они о чем-то догадывались?