— Американский? — обрадовался я, улыбаясь азартно. — Прекрасный выбор! Я хоть и играл в нее пару раз, но игра мне понравилась.

— Ну что ж, — хищно прищурился Гроховский, — начнем.

Мы играли не первый час, и я выигрывал. Это было не сложно. Покер требует в первую очередь хладнокровия и расчета, а во вторую — наблюдательности по отношению к противнику. Но это если есть что наблюдать. А моя мимика для покера подходит идеально. А вот пан Гроховский подобным похвастаться не мог. Его выдавала то не ко времени покрасневшая шея, то вдруг задергавшаяся в тике жилка на щеке. Так что к настоящему моменту я выиграл половину всех денег, которые принес в качестве задатка.

— Ставлю все, — сказал я, сдвигая к нему пачки ассигнаций.

— Идет! — азартно улыбнулся Гроховский и полез в саквояж, доставая из него остатки денег.

— Вам чертовски везет сегодня, — сказал он.

— Это не везение, — ответил я, — это расчет.

— Все просчитать невозможно, — наставительно сказал пан шулер. — Вы же тогда проиграли мне?

— А вот тогда мне катастрофически не везло, — улыбнулся я ему.

— Вот видите! — обрадовался Гроховский моему согласию.

Любой шулер верит в судьбу и удачу, иначе просто не может. А я верю только в себя. И в этом моя сила, поэтому я и смогу сегодня победить.

— Но ведь тогда была и другая игра, — сказал я, — там был велик элемент случайности. А покер игра математическая. Но вы ведь сами ее выбрали!

И я с улыбкой протянул ему колоду. Гроховский сдвинул карты, почти не меняясь в лице. Лишь крошечная морщинка, на секунду появившаяся между бровями, выдавала, что я его разозлил.

И снова банк оказался за мной. И снова я предложил сыграть на все.

— Продолжим, — кивнул Гроховский и полез в саквояж.

Ого, как он завелся! Даже деньги уже не считает. А я, между тем, знал точно, что саквояж фактически пуст.

— Я напишу Вам расписку, — сказал пан Гроховский, откладывая пустой саквояж в сторону. — Поверите мне?

Вот он, тот момент, которого я ждал весь вечер, ради которого сел играть!

— Разумеется, — согласился я. — Ведь Вы мне поверили тогда.

— Поверил, — кивнул пан, — а Вы обманули.

— Вы обвиняете меня в нечестности, — спросил я его, — а сами предлагаете поверит в Вашу честность?

— Дайте мне отыграться! — настойчиво попросил Гроховский.

— Разумеется, — ответил я. — Но я не хочу, чтобы Вы считали меня мошенником. Долг был передан Вашему человеку. Кто-то убил его. А вот кто, установить не удалось.

Гроховский жестом приказал своим помощникам выйти из комнаты.

— Ладно, допустим, Вы ни при чем, — сказал он, — но Вы же вели следствие! Неужели Вы не могли понять, что это не случайность? Анджея убили после того, как он получил деньги.

— Это было ограбление, — ответил я. — Видимо, он был неосторожен, и кто-то увидел, что у него были деньги.

— Вы в это поверили, — снисходительно покачал головой Гроховский. — Это Ваша королевна все устроила. В момент передачи денег с ней был подручный, француз. Его видели на постоялом дворе, где нашли мертвое тело Анджея.

Что ж, вот я и узнал всю правду. Додумать остальное не составит труда. Но это не сейчас, позже. Я не могу позволить себе осмыслить полученную мной информацию, потому что сейчас мне необходимо все мое хладнокровие. Я ведь понимаю, зачем пан Гроховский выложил мне все именно сейчас. Он рассчитывает, что я, осознав, что меня провели, обокрали и подставили, захлебнусь яростью и не смогу играть. Только он не понимает, к счастью, что то, что стоит для меня на кону в этой игре, дороже мне, чем вся обида и ярость мира, дороже, чем весь мир вместе взятый. Я выиграю этот кон, не имею права не выиграть. И вместе с ним я выиграю две жизни — Анны и свою.

— Продолжим? — спросил я Гроховского, выложив перед ним колоду.

— Продолжим, — кивнул он, внимательно глядя на меня.

Я чуть ослабил галстук, будто бы машинально. Позволил бровям сдвинуться на секунду. И он поверил, что я нервничаю, я увидел это в его глазах. И взял колоду.

И вот он, наконец-то, финал игры. Гроховский открывает карты, не отрывая от меня взгляда. Король и дама, к открытым уже таким же. Сильная комбинация, не поспоришь.

И, так и не позволив себе перемениться в лице, я выкладываю напротив его карт два туза. К двум открытым. Я выиграл.

Несколько секунд пан Гроховский сидел, неверяще глядя на карты. А затем он, потеряв полностью самообладание, заорал так, что на крик прибежали перепуганные охранники.

— Замкните его! — крикнул им пан и выбежал из комнаты.

Охранники вышли следом за ним, в двери повернулся ключ. Я позволил себе посидеть полминуты в расслабленности, сбрасывая напряжение. Но долго сидеть времени не было.

— Пан Гроховский, — позвал я через дверь, — есть предложение, слышите?

Ключ снова повернулся, дверь отворилась, видимо, открытая пинком, и разгневанный Гроховский вернулся в комнату. Двое охранников немедленно встали у него за спиной.

— Давайте поговорим, — сказал я, глядя ему в глаза. — Я честно играл Вашими картами, согласны?

— Положим, — досадливо кивнул пан, — и что?

— Я выиграл сумму, превышающую мой долг, — напомнил я ему. — Предлагаю обмен: Вы прощаете мой долг, отпускаете пленниц, а я прощаю Вам Ваш проигрыш. И если пленницы окажутся живы и здоровы, я даже дам Вам убраться из города и не буду Вас преследовать. Ситуация патовая. Ваш честный выигрыш против моего честного выигрыша.

Гроховский смотрел на меня, задумавшись. И неизвестно еще, что бы он ответил, учитывая, что он был все еще зол на меня за свой проигрыш. Но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату ворвался парень с окровавленным лицом и головой, перевязанной тряпкой.

— Сбежали! — прокричал он. — Они сбежали! Еще утром ушли! Меня по голове ударили.

— Где Вы их держали? — бросился я к Гроховскому. — Где?!

И снова, как было уже много раз, полицейский экипаж несется по Затонску. На этот раз Коробейникова со мной нет, я отправил его срочно отыскать Ермолая. Если девушки сбежали, они запросто могли заблудиться в лесу. Понятно, что две барышни в туфельках и тяжелых платьях вряд ли уйдут далеко, но со следопытом их будет найти проще и быстрее. Сам же я, прихватив городовых, чтобы сразу начать поиск, ринулся в избушку, указанную Гроховским. В глубине души я надеялся найти их там. Ну зачем, спрашивается, было бежать? Что за привычка — спасать себя самостоятельно! Ведь отлично знает, что я приду, обязательно! Сколько уже можно доказывать, что я приду за ней всегда, куда угодно! И непременно спасу, надо только чуточку подождать.

Дорога не доходила до самой избушки, и часть пути нужно было проделать пешком. Для меня это означало бегом, идти медленно, то есть ждать еще дольше, я уже не мог. Далеко обогнав городовых, я ворвался в избушку и замер. Два тела на одеяле, брошенном на сено. Сердце замерло — не успел?

Но в следующую секунду Анна шевельнулась, просыпаясь. Глаза ее расширились в радостном узнавании, и она кинулась ко мне с жалобным всхлипом, обняла изо всех сил. Я поймал, прижал к сердцу, зарылся лицом в спутанные волосы, пахнущие сеном. Все, можно дышать дальше. Жива. Я снова успел.

Краем глаза я видел, как опустила голову сидящая рядом Нина.

Мы шли к экипажу цепочкой, слишком узкой была тропинка. Я чуть отстал, пропуская Анну Викторовну вперед. Мне очень нужно было задать Нине Аркадьевне один вопрос. Не то чтобы я надеялся на честный ответ. Но сама реакция, полагаю, мне о многом поведает.

— Как ты? — спросил я.

— Жива еще, — пожала плечами Нина.

— Я все решил с Гроховским, — сказал я ей.

— Я все решила с ним год назад, — ответила она.

— Только вот он так не считал, — заметил я.

— Кому ты веришь, мне или ему? — возмутилась Нежинская.

Я промолчал, глядя ей в глаза. И она поняла.

— Это твой ответ после того, как я чуть не умерла? — со слезами в голосе воскликнула Нина Аркадьевна.