— Хотите, я Вам погадаю? — спросила она с загадочной улыбкой. — Я все равно уже опоздала, поеду утром.

И, не дожидаясь моего ответа, мадам ле Флю присела к столу с колодой карт в руках.

— Да нет, спасибо! — сказал я с заметным сарказмом. — Избавьте.

Надев шляпу, я уже шагнул в дверной проем, когда услышал ее слова.

— Рядом с Вами есть женщина, — сказала гадалка вкрадчиво. — Вы скрываете друг от друга Ваши чувства?

Против своей воли я остановился, прислушиваясь.

— Ей грозит опасность, смертельная! — встревожено проговорила мадам ле Флю. И тут же смешала карты, — Впрочем, Вы же не просили о гадании…

— Что за опасность? — спросил я ее.

— Ну Вы же не верите во все это! — сказала гадалка. И добавила, кокетливо взглянув на меня снизу вверх: — Или верите?

Я усмехнулся в ответ и вышел. Гаданиям я не верил, разумеется. А вот в то, что меня сейчас пытались пугать, верил стопроцентно. Переиграла мадам ле Флю, увлеклась. Если бы она остановилась на первом акте, я бы, скорее всего, поверил ей. Но она не смогла. И теперь я уверен, что мадам имеет отношение к расследуемым мною смертям или, по крайней мере, что-то об этом знает. В противном случае, поостереглась бы она угрожать полицейскому следователю, пусть и столь завуалированно.

И все же я почувствовал тревогу из-за ее слов. Есть две женщины, от которых я скрываю свои чувства. Нина, ошибочно уверенная в моей к ней привязанности, и Анна, считающая, что я… Не знаю даже, что она думает обо мне теперь, но точно не знает о моих истинных чувствах к ней. Кого из них имела в виду мадам ле Флю? Впрочем, не слишком ли много значения я придаю этой гадальной чепухе? К мадам гадалке, несомненно, следует присмотреться крайне внимательно. Но принимать ее гадания всерьез — это уже слишком.

Утром следующего дня Коробейников доставил в управление господина Терентьева. Как и было приказано, под конвоем. Тот был, разумеется, разъярен таким обращением и сходу ринулся в бой. Отлично, я тоже был не прочь подраться! Мне доставит удовольствие осадить этого наглеца.

— Да как Вы смели! — орал мне Терентьев. — С городовым, через весь город! Это позор!

— А что в дверях-то? — спросил я его небрежно, намеренно не вставая ему навстречу. — Садитесь. В следующий раз подумайте, прежде чем полицейского чиновника из дому выставлять, — посоветовал я ему.

— Что Вам от меня понадобилось-то? — все еще возмущенно, но уже гораздо тише спросил Терентьев.

— Есть основания полагать, что Ваш батюшка был отравлен, — сообщил я ему. — Имел ли кто причины желать ему смерти?

— Мой батюшка был уважаемый человек, — заявил Никита Савельич. — Его все любили.

— А вот это мы знаем, — сказал я ему. — Вот только говорят, что Вы сильно с ним не ладили.

— Мало ли кто что болтает! — презрительно фыркнул Терентьев. — Где ж это видано, чтобы сын родного отца травил.

— А вот такие случаи часто встречаются, — пояснил я.

Господин Терентьев, кажется, наконец-то начал понимать, что я вовсе не шучу.

— Вы чего, господин следователь, — проговорил он ошеломленно. — Я не виноват.

— А кто?

— Я не знаю!

Весь гонор слетел с него, теперь он выглядел насмерть перепуганным.

— Может, мадам ле Флю или, вернее сказать, госпожа Анастасия Потоцкая?

— Вы до нее уже доискались, — спросил Никита Савельич с неудовольствием. — А ей-то зачем?

— Она рассказала нам, что Вы хотели на ней жениться, — изложил я ему версию, почерпнутую от гадалки. — Вот только батюшка Ваш был против.

— Я? Жениться? — Терентьев, кажется, не поверил собственным ушам.

А вот тут я ему, пожалуй, верю. Этакий надутый индюк ни за что не женится на какой-то там гадалке. В самом лучшем случае, сделает из нее содержанку, но только не женится. Похоже, вчера мадам Потоцкая от неожиданности выдумала первое, что пришло ей в голову, чтобы объяснить одновременно и свой визит к Терентьеву, и то расстроенное состояние, в котором я ее застал. Странно, неужели ей не пришло в голову, что я с легкостью проверю ее слова, просто спросив?

— Зачем она приходила к Вам? — спросил я его.

— Видите ли, я обещал ей денег, — ответил Терентьев, потупившись. — Я ходил к ней на батюшку гадать, а она предсказала ему скорую смерть. Ну, я сдуру и ляпнул, что если все сбудется, то я ей пятую часть наследства отдам. А батюшка возьми, да и помри. Ну, а она стала требовать. А я что ж, дурак, ей деньги отдавать?

— Так обещали же! — возмутился из-за своего стола честный Коробейников.

— Кому-нибудь из своих знакомых Вы советовали к ней обратиться? — спросил я Терентьева с неприязнью.

Ни на минуту не поверил я его попытке представить все, как совпадение. Тут, однозначно, имелся сговор. А потом он просто отказался платить за заказанное убийство, надеясь, что убийца в полицию не пойдет.

— Кому это? — не понял он.

— Например, поручику Шумскому? — предположил я.

— Ваньке-то? — удивился Терентьев. — Да с чего?

— Хорошо, хоть знакомство с ним не отрицаете.

— Зачем? Мы знакомы с ним с детства, — ответил Никита Савельич. — Целый год в гимназии учились, пока эта Екатерина Федоровна его в Кадетский корпус не отправила. А прошлым летом я встретил его в Петербурге.

— А знакомство с господином Курносовым, случаем, не водите? — поинтересовался я.

— Видеть — видел. Но так, чтобы знакомство водить — нет, этого не было. Зачем мне?

— Действительно… — сказал я задумчиво. И добавил: — Свободны. Только из города не уезжайте. Если из города уедете, обратно доставим под конвоем.

Как я и ожидал, Терентьев мгновенно пришел снова в возмущенное состояние:

— Да что это все за угрозы такие!

— До свидания! — выпроводил я его наконец.

Итак, я уверен, что Терентьев сказал правду, хоть и не всю. Он заказал мадам ле Флю убийство отца, а потом отказался платить. Экий бесстрашный тип, однако! Или просто не принял ее всерьез, потому что женщина? Подобные ему, обычно, женщин презирают. Чаще всего из-за того, что женщины презирают их.

— Получается, от этого допроса никакого толку, — протянул задумчиво Коробейников, перечитывая протокол.

— Не скажите, Антон Андреич, — возразил я ему, — хоть какая-то связь между двумя смертями образовалась. Надо Шумского допросить, найдите мне его и доставьте в управление.

Коробейников начал было собираться, но я его остановил:

— Да подождите! Это позже. Вам списки тех, кто бывал в доме Терентьева, прислали?

— Точно так.

— А я как раз получил списки от Иваново-Сокольской. Ну что? Сверим?

После получаса работы нам удалось выяснить, что лишь три человека бывали в обоих домах: известная нам мадам ле Флю, поручик Шумский и некий Мишель, модный нынче в Затонске куафер.

— Вот нам и новая связь! — обрадовался Коробейников, когда мы обнаружили последнее совпадение.

— Не столь очевидная, Антон Андреич, — огорчил я его. — Вы представляете, какая у него клиентура? Хотя к нему я еще зайду.

Господин Мишель, модный куафер, недавно прибывший в Затонск и уже успевший покорить своим искусством всех Затонских дам, оказался молодым человеком преувеличенно изящных манер, с наигранным иностранным акцентом. С первого взгляда он мне категорически не понравился.

— Чего изволите? — угодливо спросил он меня, когда я представился.

— Давно ли практикуете? — осведомился я у него.

— Ну, дело свое с юности знаю, а в городе недавно, — ответил он, всем своим видом выражая недоумение моими расспросами.

— Наслышан, — сказал я. — И уже успели обзавестись обширной клиентурой?

— Так полгорода у меня бывает! — улыбнулся он любезно.

— А у другой половины бываете Вы, — ответил я ему не менее любезной улыбкой. — Госпожу Иванову-Сокольскую также посещали?

— Была моей клиенткой, — подтвердил Мишель.

— Как и господин Терентьев, — продолжил я.

Теперь он уже не улыбался.

— Точно так! — сказал куафер с некоторым раздражением. — А Вы, собственно, почему интересуетесь?