— А что здесь непонятного? — удивился я. — А правду ли говорят, что тетушка Вас хотела наследства лишить?

— Это Шумский нашептал, да? — усмехнулся Курносов. — Да, бывало, тетушка явно гневалась на меня, только, знаете, я скажу Вам одно: лучше мне остаться совсем без наследства, дай Бог, чтоб она только жила.

Ну, подобные горестные вздохи и скорбные выражения лиц я видал в таком количестве, что давно научился отличать скорбь истинную от наигранной. Господин Курносов сейчас занимался театром. Это, правда, не делало его еще убийцей. Вполне возможно, смерть тетки была для него просто удачным совпадением. Ну да это неважно. На этой стадии расследования проверять и подозревать мы будем всех, а наследников — в первую очередь.

— Так зачем же тогда Шумский приехал? — спросил я Курносова.

— Видите ли, я… — неловко замялся господин наследник. — Ну, в карты я проигрался, понимаете? Ну, тетушка написала Шумскому, чтоб тот приезжал и после нее поместьем владел. Ну, она написала, и он, естественно, примчался. Только насчет поместья она ничего такого не говорила. И завещания она не оставила.

— Так значит, Вы наследник, — уточнил я.

— Разумеется! — подтвердил Курносов. — Шумский, он же даже не родственник. И опекуншей его тетушка официально никогда не состояла.

— Ну, а что же Вас тогда беспокоит? — спросил я, в который раз отмечая сильное его волнение.

— Следствие Ваше беспокоит, — натянуто улыбнулся господин Курносов. — Видите ли, кому было бы приятно, когда какой-то молодчик обвиняет тебя в смерти тетки, когда сам-то…

— Что? — поощрил я замешкавшегося Курносова к дальнейшему рассказу.

— Ну вот, Вы посудите сами, — с доверительностью обратился ко мне наследник, — если меня, например, признают виновным, то значит, меня лишат наследства. Значит, тогда Шумский отсудит все!

— Но если не виновны, чего бояться-то? — спросил я его.

— А то Вы не знаете, как у нас следствие ведется! — пренебрежительно бросил Курносов.

— Ну только Вы мне про это не говорите, — одернул я его строго.

Он сообразил, что натворил, принялся торопливо извиняться. Я только покивал в ответ. Свое представление о Курносове я составил довольно быстро, и грубая его фраза ничего для меня не добавила. Мне этот человек уже и так был неприятен.

Оставив Курносова, я отправился поговорить с кем-нибудь из домашних слуг. Мне попался Федор, дворник, который заодно был в доме и вместо привратника, и вообще на все руки мастер. Мужик он оказался умный и разговорчивый. Он мне рассказал, что с Терентьевыми его покойная хозяйка дружбы не водила и в дом не приглашала, даже если вдруг и была знакома, что вряд ли. Кухарила в доме его жена, уже много лет. И покойная барыня, с его слов, отдельных блюд для себя не требовала. Что люди едят, то и ей хорошо было. Учитывая, что больше в доме никто не умер, пищевое отравление можно было отбросить. Выяснив, что мой собеседник еще и грамоте обучен, я попросил его составить мне подробный список всех, кто за последние две недели приезжал в поместье, от посыльного до знатных господ, и завтра принести мне в управление.

В управлении меня ждал расстроенный Коробейников. Его миссия закончилась полным провалом, так как господин Терентьев просто выгнал моего помощника, не пожелав с ним разговаривать.

— Как разговаривать не захотел? — возмутился я подобным пренебрежением.

Антон Андреич только потупился виновато. Во многом он был хорош, но там, где нужно было задавить авторитетом и противостоять хамству, чаще пасовал.

— Привозите его завтра ко мне, — велел я, — и возьмите городового, если брыкаться будет. Что еще?

— По моему приезду у Терентьева была некая мадам ле Флю, — доложил Коробейников. — И разговор их был… недружественный.

Что за привычка у моего помощника выражаться околичностями! И знает ведь отлично, насколько меня подобная манера разговора выводит из себя, но все равно отвыкнуть не может.

— Прямо говорите! — потребовал я строго.

— Ругались, — ответил он. — Одну только фразу я услышал: «Как бы Вас не постигла участь Вашего батюшки». Холод по всему телу прошел!

Что-то мой помощник как-то слишком впечатлен этим делом. Обычно так бывало, когда дело касалось чего-либо мистического или потустороннего. Но тут у нас пока ничего такого вроде бы нет. Чем же он так впечатлился-то?

— Что это за особа, мадам ле Флю? — попытался я выяснить, что же произвело столь сильное впечатление на Коробейникова.

— Извольте взглянуть, — он протянул мне газету, раскрытую на странице для объявлений.

— Предсказание будущего, раскрытие тайн прошлого… — прочитал я. — Обыкновенный шулерский набор. Ну так поезжайте к ней!

Коробейников замялся, потом произнес смущенно:

— Быть может… Вы со мной? Вместе?

— А что такое, Антон Андреич? — сделал я вид, что не понимаю, что его беспокоит.

— Мне совестно признаться, — потупился Коробейников, — но из-за этой фразы у меня закралось ощущение…

— А что, если она вправду ведьма? — спросил он шепотом, приблизившись.

Ясно! Мой помощник испугался ведьмы-шарлатанки настолько, что даже забыл, что меня следует бояться сильнее. Сейчас напомню.

— Пожалуй, я к этой ведьме сам съезжу, — сказал я, вставая.

Антон Андреич немедленно устыдился, что я поеду в такое опасное место один, без его защиты.

— Можно я с Вами? — бросился он меня уговаривать. — Мне будет неспокойно!

— Боитесь? — сказал я ему резко. — Здесь оставайтесь, канцелярией занимайтесь!

Вот так. В следующий раз подумает, прежде чем пугаться всякой чуши.

Комната, где практиковала мадам ле Флю, представляла собой классический образец местообиталища ведьмы-гадалки. На столе хрустальный шар на подставке, на подзеркальнике человеческий череп, ну и прочих атрибутов полным-полно.

А вот сама мадам была не совсем похожа на гадалку. Те, обычно, стараются производить экзотическое впечатление. А я увидел женщину в обычном платье, с неприбранными волосами и, вроде как, недавно плакавшую.

— Ваш долг велит Вам копаться в чужом белье? — спросила она, когда я объяснил ей причину своего визита. — Что ж, извольте: господин Терентьев обманул меня в самых нежных чувствах. Но теперь между нами все кончено.

— Меня особенно интересует Ваша фраза: «Берегитесь повторить судьбу Вашего отца», — сказал я, с интересом разглядывая человеческий череп, превращенный в подсвечник.

— У полиции везде уши, — сказала она. — Тогда странно, что Вам неизвестно все остальное.

— На вопросы отвечайте, — одернул я ее строго.

— Хорошо, — кивнула мадам ле Флю и приступила к рассказу. — Мы скрывали наше знакомство. Его отец не одобрял. Бог прибрал старика, и я надеялась… Как же мне стыдно было самой явиться к нему! А потом еще услышать… Может быть, я в сердцах сказала, чего говорить не следовало. Он же просто выгнал меня!

Она смахнула слезинку с глаз. Я наблюдал за ней, слушал и пытался понять, верю я ей или нет. Почему-то однозначного ответа не получалось.

— Господи! — подхватилась вдруг мадам ле Флю. — Мне нужно привести себя в порядок.

И она быстро скрылась за ширмой в углу комнаты.

— А хорошо ли младший Терентьев ладил со своим отцом? — спросил я невидимую мне собеседницу.

— Откуда мне знать, — ответила она из-за ширмы. — Хотя старик был самодур, да и жаден изрядно.

— Так Ваша размолвка с Терентьевым, — уточнил я, — была основана только на Ваших личных отношениях?

— Разумеется, — ответила гадалка. — А что нам еще делить?

Что ж, я вроде бы узнал все, что нужно. Теперь мне требуется поговорить с Терентьевым, чтобы выслушать его версию.

— Благодарю, — сказал я в сторону ширмы, — будьте здоровы.

— Постойте! — окликнула она меня.

Я повернулся. Мадам ле Флю вышла из-за ширмы. И сейчас она ничем не напоминала ту расстроенную женщину, с которой я разговаривал несколько минут назад. Яркое платье, делающее ее похожей на экзотическую птицу, причудливая причёска. Ни следа слез на лице.