– Что с тобой? – испуганно спросила Амалия, бросившись к Антону.
– Я ранен, за мной гонятся. Укрой меня, – простонал он.
Перевязав рану на ноге Антона, Амалия с помощью брата уложила его на кушетку возле окна.
– Извини, Амалька, доставил тебе столько хлопот. Я думаю, они не посмеют обыскивать твой дом, зная, что ты – невеста сына Акбаша. А я долго не задержусь – передохну и к вечеру, затемно, подамся на станцию Аргаяш. Там все наши собираются, к утру снова пойдем на город. Возьмем город, а там, впереди, Сибирь. Погоним и добьем их там, ближе к зиме.
– Лежи, лежи, – подсела она рядом с ним. – Сейчас напоим тебя чаем. Рана у тебя не тяжелая, кость не задета. Только вот бледный ты, крови, похоже, много потерял.
Рука Амалии невольно потянулась к нему, осторожно погладила его по густым русым волосам.
– Антон, «гордый орёл», Челяберкет, – прошептала она.
Антон, нежно взяв ее руку, поднес к губам. Его горячее дыхание прокатилось по всему ее телу. Амалия не убрала руку, а ласково, пальчиками, погладила его щёки, вспотевший лоб.
Она любила Антона какой-то другой любовью. С самого детства он защищал ее.
Глядя на фотографию отца Амалии, висевшую на ковре, Антон сказал:
– Теперь я понимаю – твой отец был герой. Георгиевский крест зазря не давали. А где твоя мать? Не вижу.
– Она еще зимой умерла. Мы с братиком одни остались.
– Значит, тогда, весной, вы уже были сиротами. Прости, не знал, а то не бросил бы вас, – сказал он устало.
– Ты помолчи, Антон, у тебя жар. Постарайся заснуть.
– Мне страшно… – шевелил он губами, уходя в забытье. – Ты прости, тогда отец Хасана предложил мне выбор… – бормотал он, не отпуская ладонь Амалии.
…За окном послышался топот копыт. Амалия с Фаизом кинулись к окну и тут же отпрянули – во дворе казаки во главе с Хасаном.
Антон уже сидел на кушетке с наганом в руке.
– Полезай в погреб! – сказала Амалия. – Там лаз с выходом из подвала. Будет опасно – уйдешь огородами в лес.
С улицы доносились голоса казаков.
– Надобно коней напоить! – кричали они, врываясь во дворы и стуча в окна. – Эй, хозяева, ведра давай!
Амалия вышла на улицу, наполненную людьми в военной форме. Лица их были хмуры, они не обращали на нее внимания, сосредоточенно приводили в порядок свою амуницию, поили коней.
– Много наших полегло вчера, – говорили казаки, – один из них засел у железной дороги, возле главной стрелки, с пулеметом. Вот он и покрошил казачков наших, прикрывая пути отхода красных.
– Амалия! – вдруг услышала она знакомый голос. Это был Хасан. Подбежав, он приобнял её.
– Что случилось в городе? – спросила она.
– Ничего хорошего, – ответил он, – красные ушли из города. Задача штаба белых и казачества состояла в том, чтобы заманить их снова в город, а потом окружить и разгромить. Помешал нашей задумке Антон со своими верными хлопцами. Засели на путях с пулеметом, прикрывая отход своих. Почти все его хлопцы погибли. Антон ушел, но, кажись, он ранен – далеко не уйдет. Ну ничего, я его лично поймаю и приведу к бате. Отец получил чин казачьего сотника, и мне предлагали стать казаком, да я отказался. Хочу доказать звание в бою своей отвагой и преданностью делу белого движения.
Помолчав, Хасан добавил:
– Отчаянные были хлопчики, я их и раньше знал, по двору. Отец был поражен их смелостью. Они могли бы уйти, покинуть пост. Но Антон и его товарищи бились насмерть, выполнив свой воинский долг до конца. Мне бы таких, сказал батя, в сотню. Какая идея движет ими, чтобы вот так вот погибнуть молодыми? Знаешь, подруга моя, я поймал себя на том, что Антон опять победил меня.
– Надо все дома обыскать! – горланил хорунжий. – Можа, залёг здеся, раны зализывает, волчара… Найдёте – всех, кто укрывал, повесить. Чтобы другим не повадно было!
– Я только одно понять не могу, – продолжал Хасан, – его идея социализма – это же утопия. Уйдут от эксплуатации капиталистов, придут к диктатуре пролетариата…
– Держи! – вдруг истошно заорали казаки. – Вот он, чертяка, через огороды в лес уходит!
– Хромат, далеко не убежит!
– Кто? – окликнул их Хасан.
– Да тот красноармеец, за которым ты всю ночь гонялся. Похоже, у кого-то перелёг здеся…
– Вона, держи! – срывая своих коней с места, казаки пронеслись вдоль улицы, сворачивая в ближайший переулок.
Отрывисто захлопали выстрелы.
– Брать живым! – орал хорунжий. – Там берег реки, никуды не денется, он ранен.
Вскоре привели пойманного, побитого, связанного пеньковой веревкой Антона.
– Давай его сюды, – довольно сопел хорунжий, – допрашивать будем.
– У тебя был? – прошипел сквозь зубы Хасан, грубо схватив за плечи Амалию. Та, опустив в страхе голову, молчала.
– Понятно, – в злобе оттолкнув ее от себя, Хасан подошел к Антону.
– Говори, – тыкал ему нагайкой в лицо хорунжий, – куда и в какую сторону ушли ваши, откель нам их ждать? Отвечай миром или примешь страшную смерть от казачков.
– Да этот ничего не скажет! Пустить его в расход! – галдело казачье. – Пока гонялись за ним, он из нагана, не метясь, двоих уложил. Когда настигли, так он одними кулаками троих свалил – вона, до сих пор валяются. Откуда такой взялся – одержимый какой-то, хищный, ну прям, лютый враг.
– Заговорит, когда над костром ноги подпалим, – не унимался хорунжий.
– Вот и встретились, – сказал Хасан, слегка подвинув хорунжего, – ну, кто теперь победил – ты или я?
– Победа будет за нами, – ответил Антон, не отводя взгляда.
– За кем это «за вами»? – поинтересовался Хасан.
– За нами, за народом, правда. А значит, мы сильнее.
– Правду ищешь? – спросил Хасан.
– Я её не ищу, я её давно нашел. Вот уберем вас с пути, и правда восторжествует над угнетенным рабочим классом.
– А мы, значит, по-твоему, не из народа? – сопел сбоку хорунжий.
– Вы псы цепные у царя! – со злобой плюнул Антон в хорунжего.
– Да шо его слушать? – утершись, гаркнул он. Обойдя Антона сзади, схватил его за воротник шинели, повалил на землю и начал запинывать ногами.
– Останови их! – кричала в слезах Амалия, дергая Хасана за локоть.
Хасан в растерянности глядел на избиение Антона, наконец, придя в себя, начал расталкивать казаков, но тут же был отброшен в сторону.
– Ну, всё… – прохрипел он, чувствуя, как сжимаются его кулаки, а ярость застилает глаза, – вы – покойнички…
– Отставить! – громко прозвучала команда.
Казаки оглянулись – перед ними стоял сотник Акбаш.
– Отставить! – повторил он приказ. – Поднимите его.
Подойдя поближе и узнав Антона, удивленно воскликнул:
– Сам Антон-Челяберкет к нам пожаловал! Или я ошибаюсь? Мой сын все-таки заловил тебя в свои силки-сети, гордый орел!
Антон промолчал, взглянув на Хасана, потом на Амалию.
– Да-да, наслышан я о тебе, – говорил, растягивая каждую букву, Акбаш, – много ты положил наших казачков. А главное, что обидно: сорвал предложенный мной план в штабе. Я-то думал – заманю вас снова в город. Учините там грабёж, мародёрничать начнете, винные погреба вскроете. К этому всё и шло. В городе я специально оставил команду, которая должна была спровоцировать беспорядки. А твои дружки раскусили их – идейные, революционная дисциплина. Ты – опасный враг, хитёр и умён, – почти в упор шипел сотник Антону, – удивительно, почему это твои комиссары тебя не замечают? Или у вас, у большевиков, уже началась междоусобная мышиная возня? Они рано или поздно убрали бы и тебя, не дожидаясь, пока ты, оперившись, поклюёшь их. Это по понятиям ссыльных каторжан: кто сильнее и коварнее, тот и выживает. Отпустил своих товарищей, что еще остались живы. Остался один, а мог уйти с ними. Замысел ты свой выполнил – спутал казачков, заманил их за собой, по ложному следу. Слышал я, о чём ты высказывался на митингах со своими товарищами. Мнения твои не совпадают с большевистскими. Ты не за красных, не за белых, и монархические лозунги тебе претят. Так за кого же ты, Челяберкет?