— Только не жди, что я заведу кота, назову его Тайто и буду разговаривать с ним по вечерам, — заявила мне новая ученица Слышащей, и мы долго смеялись, чтобы не плакать.
Удивительно, Крис прятал печаль по погибшему другу меньше, по крайней мере при мне. Но больше всех меня удивила Айри. Как-то раз юная крокодилица явилась ко мне и объявила:
— Я хочу быть твоей ученицей.
— Чему я могу тебя научить? — фыркнула я. — На твоей памяти больше лет жизни, чем на моей.
Айри уже исполнилось шестнадцать и, по её словам, она проходила через серьёзное переосмысление ценностей. Она не знала, чего хочет от жизни, не хотела покидать клан, но упорно желала всего, сразу и побольше. Айри требовалась крепкая, способная направить её энергию в нужное русло рука, которая никак не могла быть моей. К счастью, всего месяц спустя юная крокодилица на пару с Монсом отправилась обучаться на охотницу, но высказанные ею проблемы остались актуальны для меня.
Ещё несколько раз мы с Крисом и Рейнером втроём выполняли задания для ордена, но я снова и снова замечала что-то неправильное в этом всём. То ли многочисленные потрясения, то ли созданный нами дракон, то ли Врата Рассвета, то ли всё это вместе взятое вдруг превратило задания ордена в унылую рутину.
— Я не могу так больше, — пожаловалась я Крису. — Каждый раз, когда я встречаю Маттиаса, он смотрит так, будто знает мой главный секрет: я враг народа. Он хочет, чтобы я призналась, что дракон был моим, но я ни за что не признаюсь, пока он так смотрит.
Призрак не ответил: он рисовал. Со своего места на диване я не могла разглядеть его работу, но перемещаться было лень. Я слишком устала, потратив последние несколько дней на генеральную уборку в этом доме. Я гнала прочь каждую пылинку, каждый след или запах опустошения и смерти. Притащив несколько веников поздних летних цветов, я расставила их везде, где было можно, тогда-то Крису и пришла в голову идея расписать стены.
— Мне стало тесно, — призналась я. — В Валмиране слишком много слишком строгих границ, а мне хотелось бы повидать и другие места.
— Ты зовёшь меня повторить подвиг Олли и Малисаны? — с интересом уточнил Призрак. — Давно хотел побывать в Расаринах.
Я рассмеялась.
— Я тоже, но повторять за Малисаной? Спасибо, нет. Думаю, мы могли бы найти себе официальное занятие, позволяющее покидать Валмирану на долгое время.
— Несчастный Хоберин на старости лет остался без ученика, теперь ты хочешь бросить Маттиаса на Рейнера?
После побега Олли Ворон отказался занять его место, заявив, что ему вполне хорошо там, где он есть. Я знала, что, позови мы с Крисом его за собой, Рейнер откажется. Он видел свою жизнь в переделах Стен и не хотел уходить далеко от них на долгое время. Но я знала, что Ворон всё поймёт.
Недостаток кииринов Валмиране не грозил. Все, кто принимал участие в защите стен, вернулись живыми, как и Марья Сирин, которая всё-таки потеряла ногу, но стала для меня символом стойкости и мудрости.
— Хоберин переживёт нас всех, а Рейнер — птица стреляная, с Маттиасом обращаться умеет. Кстати о птицах. Ты уже знаешь про Рию?
Морено всё-таки поймал жёнушку за шкирку и утащил в Таккар навестить семью. Рия прощалась со мной так, словно уходила героически умирать, но вернулась вполне довольной жизнью: благодаря харизме Морено им с семьёй удалось достичь некоторого мира.
— Знаю, — подтвердил Крис. — Я закончил. Смотри.
Тяжело вздохнув, я поднялась на ноги и в восхищении затаила дыхание, разглядывая дракона, дремлющего над входом на кухню. Призрак довольно сощурился, и я не стала ничего говорить: он всё услышал и так.
— Когда мы уйдём, он будет ждать нас. — Крис с гордостью смотрел на свой рисунок.
— Да. — С таким хранителем дому не будет грозить запустение, даже если мы уедем надолго. — А мы обязательно вернёмся. А потом снова уедем. И снова вернёмся.
— Пока нас не затащит во Врата, — хмыкнул Призрак.
Он смотрел на меня таким живым и тёплым взглядом, что я не удержалась и обняла его.
— Но это будет не скоро. Нас ждёт долгая и счастливая жизнь, не так ли?
Он не ответил, и правильно сделал. Долгая и счастливая жизнь никогда никого не ждёт, за ней нужно идти, бежать, а иногда даже плыть. И мы собирались это сделать. Мы собирались пройти по нашему озарённому рассветом пути, превратив его в длинную сказку, заслушаться которой могла бы сама Вечность.
Комментарий к 40. Сказка для Вечности
Первый из двух эпилогов завтра.
========== Эпилог. Девушка с лисьими ушами ==========
Зелёное яблоко дразнило, сверкало боками, притягивало взгляд. Марья Энтхейм в предвкушении сложила руки, постукивая пальцами друг о друга. Она уже почти чувствовала его кисловатый вкус, почти слышала хруст, с которым вгрызётся в сочную мякоть. Яблоки с прилавка — огромные, шикарные, блестящие! — манили молодую раску. Такие растут на севере, в Сеенах, такие стоят много, и Марья, недолго думая, выложила торговцу большую часть оставшихся после покупки билета на поезд денег, став счастливой владелицей полной сумки божественных фруктов.
Даже сейчас, когда после двадцати с лишним лет конфликта между Эйноматрином и Валмираной был официально объявлен мир, торговля с севером шла туго, а сеенские яблоки редко появлялись на столичных рынках и стоили — как хороший кусок мяса каждое. К счастью, Марья могла позволить себе подобные траты. Родительские деньги не спешили кончаться, хотя заработки у юной охотницы были весьма скромные. Но это пока что, только пока что… Девушка знала, что всё изменится совсем скоро. В конце концов у неё осталось всего три дня. Два, если считать, что дома она будет только следующим утром.
Небо темнело, предвещая скорый закат. Любовно проведя рукой по зелёной кожице выбранного для немедленного съедения яблока, Марья довольно сощурилась и улыбнулась, наслаждаясь редкой минутой абсолютной душевной гармонии. Лёгкий ветерок пах весной и свежестью, дела были сделаны, а остальное не имело значения. Не сейчас. «Спасибо миру за то, что в нём есть яблоки, — думала Марья. — Яблоки и магия, позволяющая северным яблоням приносить плоды круглый год, а льду — не таять и поддерживать их прохладными и свежими».
Гладкая твёрдая поверхность яблока уже коснулась её губ, когда девушка услышала звук. Прорвавшись сквозь базарную суету, он подлой змеёй вполз в белые лисьи уши, он шептал, рассказывая о холоде, пустоте, тишине и страхе, не оставляя и следа от былой идиллии. Вскинув уши, Марья вслушивалась в этот шёпот, пытаясь найти его источник. Природное любопытство смешивалось со смутной тревогой, понять которую девушка не могла. В этом было главное проклятье слышащих: себя понять труднее всего.
Марья привыкла доверять собственным ощущениям, но на этот раз всё было слишком неоднозначно. Ещё не вполне понимая, проявить ей осторожность или спокойно кинуться на поиски неизведанного, девушка подкинула яблоко в воздух, поймала его другой рукой и, махнув рукой на все предостережения и предчувствия, юркнула в толпу. Протискиваясь между посетителями базара, она вскоре оказалась на его окраине, свернула к вокзалу, обошла окружающую базар стену. Тревожный шёпот стал громче, и Марья смогла различить, чего именно боится тот неизвестный, чьи чувства так лезли в её уши. Он боялся неизвестности и пустоты, окутавшей его.
Звук вёл Марью в узкий пустой переулок, закончившийся тупиком. На растянутых между балконами верёвках сверху сушилась одежда, часть из них была привязана к красующемуся в тупике дереву. Невысокое, толстое, узловатое — оно напоминало Древо Кииринов, каким Марья видела его на картинках. Девушка недовольно поморщилась. Древо словно следовало за ней, напоминая, что всегда будет рядом.
Она не сразу заметила странно одетую ниору, обняв колени, сидевшую под деревом. Молодая девушка, не старше самой Марьи, упиралась в колени лбом, страдала, боялась и источала удивительную мелодию пустоты. Потому что кроме пустоты в ней не было ничего. Марья невольно прижала уши к голове, предельно ясно различив: у этой ниоры нет прошлого, нет возраста, нет жизни. Нет ничего, кроме одиночества, страха и смутной надежды на помощь.
