Сакура не без труда преодолела первое препятствие и теперь шла по коридору, растягивая моменты и как будто бы проживая прошлое снова. У неё перед глазами впереди бежала задорная девчушка с горящими от восторга глазами. Она тыкалась носом в каждую дверь, заглядывала под каждую арку, убегала далеко вперёд и прытко возвращалась обратно. Незнакомка подгоняла темноволосого брюнета, который еле-еле плёлся позади.

Харуно остановилась и наблюдала за тем, как воспоминание подскочило к своему тёмно-синему чемодану, приподняла брови в лёгком изумлении. Тогда она заметила фамилию Учихи рядом со своим именем и не придала этому значению. Тогда это наивное создание всерьёз полагало, что сможет вернуться к своей обыденной жизни, разорвав все узы с проклятым порождением мафиози.

Золотисто-белый оттенок придавал этому зданию по-прежнему некое величие, но теперь в дуэте с Её Госпожой Одиночеством. У Харуно от этого зрелища дух не захватывало. Зато голова начинала кружиться. О восторгах и речи быть не могло.

Сакура поравнялась со своими воспоминаниями и вставила ключик в дверной замок. Два поворота — механизм сработал — раздался привычный щелчок. Вот только на этот раз щелчок оглушил девушку. Она облокотилась на дверь, чувствуя, что вот-вот свалится с ног от усталости и пережитого стресса, и очутилась внутри номера.

Ничего не изменилось. Вообще.

Все те же мягкие персидские ковры под ногами, открытые нараспашку двери балкона, прозрачные белые занавески, раздувавшиеся от сквозняка, как парашюты. Белый потолок с громадной блестящей люстрой. Приглушённый свет. На рыжих обоях — незатейливые массивные рисунки. Номер вытянут в длину. Западная часть — мини-кухня. Центр — громадный стол из красного кедра. Нелепая ваза с белыми цветами. На южной стороне — кресла и диван из какой-то очень мягкой ткани. На стене — громадная плазма. Восточная сторона скрыта стеной, за проёмом — спальня. Два шкафа-купе, прикроватные столики и дверь, ведущая в ванную. Двуспальная кровать на две ступеньки выше, чем вся остальная мебель. Шёлковое постельное бельё в серых оттенках. Красота, но теперь гнетущая.

Не хватало только одного. Итачи рядышком. За спиной.

Сакура мотнула головой, избавляясь от навязчивых мыслей о Итачи — о парфюме, сводящим с ума, об излишнем перфекционизме, о заботливом взгляде. Мотнула она головой и потому, что с упоением позволила себе вспомнить губы Саске, его нежность и ласку.

Харуно развернулась и захлопнула дверь с таким грохотом, что со стены свалилась картина. Сакура рухнула на пол, обняла свои колени и заплакала, чувствуя, как под слоями кожи разрывается её многострадальное сердце. Тоска тянулась по её телу мурашками, ностальгия — дрожью, скорбь — судорогами.

Сложно сказать наверняка, сколько просила Сакура в неподвижном состоянии, роняя на паркет горькие слёзы. Однако и слёзы когда-то кончаются. А после наступают дела житейские. Обыденность тоже не обошла девушку стороной. Харуно чувствовала себя грязной и потной, а потому сразу же ломанулась в душ, перед тем повесив картину обратно на гвоздь.

Она искренне надеялась, что тёплая вода согреет её онемевшие конечности, но она принесла с собой ещё больше холода. Смерть в облике холода проникала до самых костей, заставляя свою жертву дрожать как осиновый лист.

Далёкие воспоминания заставили её после водных процедур подойти к зеркалу и взглянуть на то, во что она превратилась. Стало тошно. Жутко хотелось спать. Глаза Сакуры норовили вот-вот сомкнуться и уложить свою обладательницу прямо на кафельной плитке, в ванной комнате. Однако стоило Харуно приоткрыть дверь и ступить через невысокий порог, и сон как рукой сняло.

Сердце успело пропустить несколько ударов, прежде чем Сакура смогла сфокусировать свой взгляд и убедиться, что брюнет — не плод её больного воображения. Казалось, он никогда не вставал с кровати, а Харуно — никогда не входила из здешней ванной. Казалось, что они все три года пробыли здесь и не ломали друг другу жизни.

Он услышал её и обернулся. Во взгляде — тоска. И вдруг Сакура поняла — что-то всё-таки изменилось, и им не пришлось топтаться изо дня в день на мёртвой точке.

— Итачи, — только и шепнула Сакура, крепче сжимая полотенце, в кое она укуталась. Если бы не лоскут этой ткани, то девушка была бы нага, как младенец.

Учиха мигом поднялся на две ноги, проявляя тем самым высшую степень уважения. Он иной раз и присутствие матери ни во что не ставил, оставаясь сидеть, как каменная статуя. Чего уж зря воздух растрачивать, говоря о других людях…

Взгляд брюнета сделался виноватым и смущённым. Одним видом он словно бы извинялся за то, что потревожил покой девушки и застал её в таком нескромном виде.

— Сакура, — шепнул он в ответ и заметно напрягся.

— Как ты нашёл меня?

— Я слишком хорошо тебя знаю.

— Это не ответ, — с холодной взвешенностью ответила Сакура, стараясь быть сильной перед лицом старшего Учихи.

— Я… — начал тот, подбирая нужные слова. — Я подумал, что ты не сможешь проехать мимо этого города. Хотя бы потому, что захочешь попрощаться со мной. С Саске ты уже попрощалась, спалив свою комнату в общежитие. Теперь очередь разрывать связи со мной. Но… я этого не хочу.

— А я хочу, — сказала, как отрезала.

— Почему?

— Потому что это я убила своего брата.

— Сакура… — на лице брюнета исказилась мука. К его горлу подступил ком.

— Я хочу, чтобы вы убирались из моей жизни. Оба. И ты, и твой братец.

— Я…

— Ты не лучше его, — прервала его Сакура, не позволяя Итачи и слова цельного сказать. Она закрыла за собой дверь, но более не сдвинулась ни на шаг.

— Мне жаль, что я не смог остановить Саске…

— Ты и не пытался.

Харуно мотнула головой, едва успев смахнуть рукой слёзы прежде, чем они покатились бы по щекам. Она быстро проморгалась, сглотнула, но всё тщетно. Одно лишь напоминание о Наруто било по её внутренностям бейсбольной битой.

— …, но ты должна знать, что…

— Не слова больше! — у Сакуры скулы сводило от того, как сильно она сжала челюсти. — Просто выметайся… из моей жизни.

— Сакура…

Харуно сорвалась и быстрее пули направилась к входной двери. Она распахнула её, указательным пальцем ткнула в сторону коридора и выпалила:

— Уходи!

Итачи вздрогнул.

— Не прогоняй меня, — с мольбой в голосе попросил он, сделав пару неуверенных шагов по направлению к Сакуре. — В этом нет смысла… — Учиха заговорил на свой старый лад — лад, в котором нет места жалости или сентиментальности.

— Прочь!

Харуно гнала его и каждым резким словом причиняла боль. И вот уже боль дергала Учиху за ниточки — заставляла в ответ говорить грубостями и замыкаться в себе.

— Нет смысла делать что-то ради мертвого…

— Убирайся! — оглушительно взвизгнула Сакура, чувствуя, как слёзы переполняют её глаза и катятся по щекам. Неожиданная истерика уже дышала ей в лопатки.

— Ты всё равно его больше не вернёшь, — едва слышно ответил Итачи, медленно поступью приближаясь к девушке.

— Я всё исправлю! — кричала Сакура, и её голос эхом проносился по длинным коридорам «Гранд-отеля».

Особо любопытные поселенцы высунули свои носы и теперь внимали каждое слово, доносящееся до их острого слуха. А некоторым повезло больше — им довелось увидеть всё воочию: и холодного с виду брюнета, и доведённую до истерики девушку с полотенцем, едва прикрывавшим прелести молодого тела.

— А нечего больше исправлять, — отозвался Итачи, подойдя вплотную к Харуно.

— Почему? … — наверное, это самый глупый вопрос, который только могла задать Сакура. Она была вся в слезах и соплях. Ноги и руки тряслись.

— Потому что ты ни в чём не виновата.

Сакура опустила руку вместе с указательным пальцем, отступила от двери и вжалась в стенку, пытаясь проглотить ненавистную ей истерику.

— Тогда кто виноват? — кричала Харуно прямо в лице брюнета.

— ДА КАКАЯ РАЗНИЦА?! — взревел Итачи, поддев рукой дверь и захлопнув её с такой силой, что не только злополучная картина снова упала на пол, но и по самой двери пошла трещинка. — КАКАЯ РАЗНИЦА?! — Учиха схватил её за плечи, и девушка почувствовала, как его колотит дрожь. — Какой в этом смысл, когда я вот-вот тебя потеряю?