— Оставь её, — сдержанно ответил Итачи, хотя его и самого лихорадило не меньше, чем брата. Их обоих с головой накрыл страх потери, а потому две пары чёрных глаз наполнялась подобием боли.

— Сакура! — не прекращал своих попыток Саске, но голос его раз за разом становился глуше. С каждым таким криком он всё быстрее приходил в себя, а вместе с тем вплотную приближалось и полное осознание произошедшего, и расползающаяся на полу лужица крови.

Итачи убрал свои руки только тогда, когда волосы его младшего намокли, частично окрасившись в багрово-чёрный оттенок. Кровь невинной жертвы обстоятельств стекала по его смазливому личику, попадая следом на светлую футболку. Не смея подняться с колен, Саске смотрел на свои руки и оставшийся в них пистолет.

Итачи рухнул на пол, тяжело дыша и не смея поднять глаз. У него попросту не было сил. Кто бы знал, каких усилий ему стоило сдержать своего брата и не дать ему последовать за девушкой. Впрочем его внутренние возможности иссякли и по причине внутреннего конфликта: желаемое с необходимым столкнулись в ожесточённой схватке. Желание метнуться следом за Сакурой было невыносимым и мучило мужчину сильнее всякой пытки. Но ни он, ни его брат не имели никаких прав на это. Только не после убийства Наруто…

— Я должен был убить его… — как будто бы в своё оправдание произнёс Саске.

— А убил её.

***

Сакура считала свои шаги. Их число уже перевалило за семь тысяч и продолжало стремительно нарастать. Каждый шаг босых ног отдавался болью. Это напоминало девушке о том, что она всё ещё жива, что она не во сне, что бог, оказывается, всё это время был не с ней.

Восемь тысяч.

Харуно шла пешком. От дома Учих в Мортэм. Кажется, что-то знакомое. Кажется, из-за угла вот-вот должна выскочить машина и внести в её жизнь новые неполадки и помехи. Кажется, ещё секунда, и она познакомится ещё с одними братьями Учиха, которые превратят обыденную жизнь в череду роскошных воспоминаний, но затем радость незаметно перетечёт в кошмар.

О да! Именно так и будет, стоит только дождаться злополучной машины из-за угла. А лучшим вариантом будет вернуться работать в ту кафешку! Да-да! Снова поселиться жить в общаге, устроиться официанткой и найти себе нового брата, который будет любить сестрёнку больше собственной жизни. Вернуть всё на прежние места и понадеяться, что подобие Учих не вломятся в её маленький уютный мирок, полный простых человеческих радостей, вроде премии и удачной сдачи сессии. Понадеяться, что они не подарят ей любовь и не посеют семена счастья и надежды. Какой в этом толк, если семена не прорастут, а любовь не оправдает своё громкое имя?

Девять тысяч.

Дождь лил, как из ведра, и смывал кровь с рук, ног и лица, но не с платья. Белая ткань постаралась хорошенько пропитаться мерзостью этого дня. Она-то не позволит Харуно просто так уйти от правосудия. Казнь свершится, и розовая голова полетит с плеч долой от руки всемогущей совести.

О да! Сакура будет мучиться. До конца своих дней, между прочим. До тех пор, пока атомы её тела и души не устремятся в космос, где послужат материалом для создания новой звезды. А до тех пор она будет той, кем её называли Учихи — дурнушкой.

Десять тысяч.

Теперь-то Сакура поняла, что означало это прозвище. Теперь-то до неё дошло, почему Дейдара называл это пожизненным клеймом. Теперь-то ей стало ясно, какой была плата за честь носить эту сраную кличку. Конечно! Теперь всё очевидно. Всё расставлено по своим полочкам. Всё сломано и разрушено.

Счёт пошёл уже к двадцати тысячам, а Харуно всё считала. Дотошно. Муторно. Тщательно. Не пропуская ни одного шага. Слушая своё дыхание и биение сердца. Глаза — пьяницы. Вид — помятого человека. Слёз — не было.

В городе её встречали испуганными глазами. Все уже давно знали дурнушку в лицо. Нормальные люди сторонились девушку и шушукались за спиной, а безумцы — храбрились подойти и побеспокоиться о состоянии Харуно. А в ответ получали тишину и равнодушие. Тогда они оставляли свои тщетные попытки помочь Сакуре.

Дурнушка, босая и продрогшая до костей, продолжала считать свои шаги. Она словно бы помешалась на этих цифрах. Сошла с ума из-за отсчёта. Потеряла рассудок из-за… крови на своём платье. И продолжала идти. Переваливаться с одной разодранной в кровь ноги на другую. Но глаза были обездвижены. Обездвижены и потеряны в череде следующих друг за другом кровавых событий.

Люди с ужасом думали, что девушка и правда лишилась ума и теперь не отвечает за свой маршрут. Увы, они ошибались, и Сакура знала, куда держит путь. Потому, оказавшись у входа в своё старое общежитие, замерла, точно решила умереть прямо на этом места, и затаила дыхание. А зданьице-то изменилось. Его покрасили, отремонтировали и обустроили. Граффити стёрли, асфальт положили, деревья посадили, сад развели. Причём такая судьба постигла не только старое местожительство Сакуры, но и весь город целиком. Удивительно, что в маленьком вшивом городке, вроде Мортэма, могли произойти такие метаморфозы. Может быть, это к лучшему…

Сакура зашла внутрь и впервые за последние несколько часов пути оказалась в сухом и тёплом помещении. Вода с девушки стекала литрами — так, что, казалось, ещё секунда, и Харуно затопит крыс, живущих в подвалах под зданием. Весь коврик мигом промок, и вахтёрша обратила свой недовольный взор на гостя. Поначалу она намеревалась хорошенько проораться, чтобы негодно было всякому сброду заглядывать в её общежитие и затапливать холл. Однако стоило уже немолодой женщине узнать в образе помятой девушки старую знакомую, как весь гнев рукой сняло.

— Мою комнату не трогали?

— Как вы и просили, Сакура-сама, — кивнула вахтёрша и даже оторвала от мягкого кресла свою пятую точку из вежливости и почтения к гостье.

— С вами приятно работать, — Сакура говорила тихо и неразборчиво, безразлично разглядывая свои тонкие длинные пальцы. Она вдруг вспомнила тот день, когда Итачи поднял пренеприятную для неё тему жилищного вопроса. Тогда Сакуру коробило и разрывало изнутри. Девушка меньше всего на свете хотела сидеть у кого-то на шее, а потому, когда компромисс был найден, она сохранила комнату в общежитие в память о том, кем Харуно когда-то была. Конечно, никто об этом и в помине не знал, даже не догадывался, ибо Сакура принимала эту символику близко к сердцу. Именно там, в комнатке, дурнушка хранила свои накопленные сбережения, документы (на случай, если бизнес Учих таки развалится и ей придётся скрывать свою личность до последнего) и кое-какие личные вещи.

Из состояния транса её вывела все та же полноватая вахтёрша, коснувшись хрупкого женского плеча. Сакура вздрогнула и шарахнулась от женщины, как от чумы.

— Эй… с тобой всё в порядке? — ласково спросила смотрительница, обеспокоенная лихорадкой девушки. В руке вахтёрша сжимала ключи. Именно их она хотела отдать Харуно.

— Да, — сказала, как отрезала, Сакура, ловко перехватил ключик у женщины и направившись к лестнице.

Свою богом забытую квартирку она нашла очень скоро. Сложно забыть то, чем когда-то человек жил. Здесь ничего не изменилось. Всё та же скрипучая половица под ногами, тонкие стенки, за которыми слышны очередные крики соседей и громкий звук бьющейся посуды. Всё те же облезлые стены и наспех застеленная пледом кровать. Задёрнутые шторы и спёртый воздух. Полуразвалившийся рабочий стол в углу и увядшее растение. В последний раз, когда девушка тут побывала, когда возвращалась домой из цветочного магазина. В тот ясный денёк ей в голову взбрела идея о приобретении домашнего растения, вроде алоэ или кактуса. Вот только, оказавшись в своём старом общежитии и окунувшись в далекие воспоминания, совсем запамятовала и оставила бедное растеньице погибать от жажды. Теперь-то это высохшее деревце вряд ли оживишь.

Сакура прошла мимо погибшего растения, проигнорировав сам факт его существования. Она упала на кровать, лицом зарывшись в старый плед. Пыль клубами взмыла в воздух, создав подобие тумана в тесной комнатке. Девушка не издала ни звука, продолжая задыхаться и давиться.