Саске с Итачи присели на корточки рядом с Сакурой. Младший внимательно изучал травмированные ноги и обрабатывал их медицинским спиртом, дабы обеззаразить и исключить попадания в ранки инфекции. Старший всё наводил на пустые зелёные глаза пучок света, проверяя реакцию. Девушка не говорила и не кричала от жжения и боли.
— Ну что? — с надеждой с голосе спросил Саске, закончив свою работу.
— Ничего хорошего, — отозвался старший Учиха и погасил фонарик. Он приложил руку к горячему лбу и изрёк: — Температура очень высокая. Её сбивать нужно, а у нас ничего нет, кроме остатков спирта и сильного обезболивающего.
— Я так полагаю, она сама идти не сможет…
— Ни шагу.
— Значит, будем нести по очереди, — вынесла вердикт терпеливая Конан. — Один всю дорогу её никто выдержать не сможет. К тому же у нас ещё один фрукт нарисовался, которому не помешали бы носилки, — и она кивнула в сторону Узумаки.
— Нагато, ты так? — спросил Итачи, оставив Сакуру на младшего брата.
Он поднялся с корточек, дошёл до друга и потрепал его за плечо. Узумаки, стоявший возле стены, открыл глаза, поспешно забормотал, что с ним всё в порядке, а следом потерял сознание, свалившись в руки Итачи.
— Господи, — страдальчески проговорил Какузу, убирая выбившиеся пряди волос за ухо. — Нам ещё идти несколько часов к ряду…
— Справимся, — спокойно проговорил Хидан, вогружая на свою спину Нагато. — Я смогу его донести.
— Не надорвёшься? — с искренним переживанием осведомилась у Мацураси Конан, помогая Пейну подняться на ноги.
— Да…
Сакуру усадили на спину Саске, твердо решившему, что пронесёт её до конца. Итачи присоединился к братьям Зетцу. Он в эти тяжелые мгновения, как никогда чувствовал ответственность за каждого пострадавшего…
Они дошли до самого конца только через несколько часов после последней остановки и вышли на горную дорогу из туннеля совсем другими людьми. Вымотанные, грязные и потные, с ног до головы измазанные в чужой крови, с холодным оружием в руках и одичавшими глазами. На улице стояла глубокая ночь, и блёклая луна едва ли освещала их сутулые фигуры. Они оказались где-то на окраине леса, в четырех десятках километров от Дворцового комплекса.
Им уже было всё равно — уехали головорезы Хидана или все еще ждут где-то в тени деревьев. Акацуки почувствовали покой. Свежий воздух был им милее всяких материальный благ — дышать спёртым запахом туннеля стало уже невмоготу. Звуки ночной жизни ласкали им слух, уставший от гробовой тишины, томного дыхания и приглушённого топота. Они дошли до первой поляны, уложили Нагато и Сакуру на землю и сразу же свалились в густую траву.
— Выбрались, — чуть ли не плача, прошептала Конан, смотря вверх — на прорезывавшееся сквозь ветки деревьев чистое небо, испещрённое мёртвыми звёздами. Она чувствовала, как ноют её мышцы, как болят её босые ноги и как трещит по швам голова от недосыпа. Пересохшее горло исказило её голос до неузнаваемости. Она прикрыла глаза, обняла Харуно, как бы защищая её от всего мира, и продолжила наслаждаться свободой в кругу таких же обезвоженных друзей.
Только Саске, еле стоявший на ногах, пошатываясь, поплёлся на звук мерно протекающей неподалеку реки. Он сжимал в руках пустую, грязную, пластиковую бутылку, которую подобрал ещё в погребе — на всякий случай. К счастью вода оказалась ближе, чем он думал, и, добравшись, зашёл в неё по колени, радуясь прохладе, как малый ребёнок.
— Выбрались, — выдохнул он, спешно смывая с лица пот, грязь и остатки запёкшейся крови. — Всё позади… — и сердце так радовалось простой воде и возможности напиться ею до смерти.
Саске набрал целую бутылку и на полусогнутых ногах пошёл обратно. Его шестое чувство не подсказало ему, что позади кто-то крадётся, опасно протянув к его спине руки… Однако незнакомец просчитался, наступив на сук и выдав себя с потрохами. Учиха обернулся, выхватив из кобуры пистолет.
— Тише-тише, — поспешно зашептал ночной гость. — Свои!
И из тени вышел знакомый ему человек и лучезарно улыбнулся. Саске, не веря собственным глазам, выронил из рук и бутылку, и пистолет.
— Сукин сын! — и бросился ему в объятия. — Выжил, сукин сын!
Кисаме ойкнул и болезненно застонал. Саске отпрянул от него и сразу же заметил ножевую рану в области живота.
— Пустяки! — Хошигаке заметил внимательный взгляд Учихи. — Лезвие неглубоко вошло. Это так страшно всё только выглядит, а на деле…
Саске поспешно поднял с земли наполовину опустошённую бутылку и огорчённо выдохнул. Вручив пистолет Кисаме, он попросил подождать его, пока тот снова спустится к реке и наберёт ещё воды.
Хошигаке молча остался стоять на месте, претерпевая жуткую боль, и смотреть вслед убегающему трусцой Саске. Ему не верилось, что после этой тяжёлой дороги он смог найти своих друзей и остаться живым.
Учиха вернулся буквально через пять минут, взвалил на себя, как считалось, погибшего друга и потащил его к своим — на поляну, заполняя дорогу разговором:
— Как умудрился?
— Как-как — каком кверху, — через силу усмехнулся Кисаме. — Отбился, спрятался, отсиделся. Потом спустился в канализацию, заплутал в ней, долго бродил в поисках выхода. Но дуракам везёт, и я нашёл канализационную будку, где всякие карты хранятся и прочее… В общем, отыскал люк, недалеко от автомастерской на улице Смирения, угнал мотоцикл, убил парочку спецназов (кстати, именно там ножевое и схлопотал), переоделся и выехал из Дворца. Примерно знал, где находится эта ваша горная дорога, но заблудился в темноте. К тому же бензин закончился. И бродил долго, пока на тебя не наткнулся. Сначала подумал, что у меня глюки, а потом, смотрю, ты пистолетом начал размахивать, и я подумал, точно ты!..
— Удача, никак иначе. А что с Чёрным Дворцом?
— Камня на камне не осталось. Всюду руины. Ты и сейчас можешь слышать взрывы.
Саске горестно усмехнулся. Он к звукам взрывов и сотрясанию земли уже давно привык и внимания не обращал.
— А вы как? Хидан там глотку не надорвал?
— Надорвал, — доложил Учиха-младший не без горестной улыбки. — Матерился, бутылки твоего любимого рома поразбивал. Но Сакура как-то справилась с ним.
— Вы пешочком, походу, долго шли…
— Не то слово. Около семи часов в общем и целом. Сакура никакующая… Еле донесли её. Да и сами еле дошли.
— А головорезов Хидана ещё не видели?
— Нет, — ответил Саске. — Пока что не до них. Мы все полуживые.
Они дошли до подобия лагеря и остановились. Все лежали на полянке, тяжело дышали и смотрели на небо. Только Какузу камнем точил мачете и напевал себе под нос песню:
«Видишь, небо сегодня в огне —
Это зарево, пламя небес.
Снова песня припомнилась мне,
Что нам пел под окном кипарис.
Отзвенят эти ясные дни
И покроют нас всех пеленой.
Я пою эту песню тебе,
Я пою эту песню с тобой.
Как цветы мои сохнут, так сохнет июль,
Так становится серым мой день.
У меня есть пятнадцать причин, чтобы выйти в окно,
Но, пожалуй, я выберу дверь.»
— Смотрите, кого Саске привёл, — проговорил он низким басом, оторвавшись от холодного оружия.
Все поподнимали головы, кроме заснувших прямо на земле девушек, и счастливо заулыбались, не в силах сделать ничего, кроме этого. Все ждали эпичной реакции Хидана. Тот, как и ожидалось, приподнялся на локтях, несколько долгих минут прожигал взглядом смертника, опустился и, прежде чем отвернуться, громко и отчётливо проговорил:
— Да пошел ты на*уй! Пидр-р-р…
Кисаме засмеялся, а затем медленно опустился на землю, закашлявшись кровью. Саске протянул бутылку воды Какузу в обмен на фляжку с медицинским спиртом и аптечкой. Около получаса Учиха-младший возился с раной восставшего из мёртвых. Многие заснули, а оставшиеся в бодром состоянии ходили за водой на речку и на разведку, дабы найти головорезов Хидана. К сожалению, гаджет последнего, с помощью которого Мацураси держал со своими подчинёнными связь, разрядился. И единственное, что сказал на это пепельный блондин, было: «Ну, всё! Теперь х*и сосать будем».
