— А программа каждый год одна и та же? — поинтересовалась Сакура, думая, как бы самой не уснуть от одного сплошного дежавю.

— Начало — стандартное, а остальное — всегда меняется, — отозвался Итачи. — В этом году организаторы решили побаловать всех прятками с внедрением всяких призов, дополнений, вознаграждений и тому подобными штучками.

— А мне можно будет поучаствовать? — предвкушая безудержное веселье в случае положительного ответа, полюбопытствовала Харуно.

— Поверь, если бы Ближайшему Окружению такие вольности позволялись, я бы уже давно разнёс этот город в пух и прах, — коварно заулыбался Саске, а затем мигом натянул нижнюю губу на верхнюю.

— Много хочешь, мало получишь…

— Но почему, Итачи? — приподняла брови Сакура.

— Потому что Ближайшему Окружению не подобает играть в игры.

— Сам придумал правила, сам и выполняй их, — проворчал Саске, хотя на деле даже не мыслил нарушать устоявшиеся традиции.

— То есть в игры Ближайшему Окружению играть не положено, а уродовать себя разрешено? — насупилась Харуно, вспоминая весьма своеобразный внешний вид приближённых Учих.

— Скажу даже больше: уродование себя активно поддерживается, — усмехнулся Итачи, на этот раз претерпевая неудачи в игре.

У Сакуры челюсть отвисла. До этого момента ей казалось, что члены Ближайшего Окружению идут против всех устоев, татуируя и протыкая себя.

— Что-о-о?!

— То самое, — пожал плечами Саске. — Пирсинг, татуировки, окраска волос — способы выделяться из толпы своей внешностью. Если Учихам это строго-настрого запрещено, то у Ближайшего Окружения это в порядке вещей. У нас все со своими отличительными «чертами».

Харуно принялась ворошить память, вспоминая образ каждого из Окружения. Пейн Тендо весь увешан пирсингом. Кисаме Хошигаке искусственно поменял цвет своей кожи и нанёс татуировки жабр на скулы. Куро Зетцу превратил себя в «скелет». У Какузу татуированные белки глаз, как у Нагато, и плюс ко всему прочему татуировки в виде швов. У Конан пирсинг и крашенные волосы. Но каким боком сюда причисляют Широ Зетцу, Сасори, Дейдару и Хидана? Сакура полюбопытствовала у Учих и на этот счёт.

— У Широ язык разрезан вдоль, как у змеи, и волосы осветлены. У Хидана вся правая сторона тела татуирована, просто ещё татуировка не доделана. У Сасори, если ты не обращала внимания, возле каждого сустава портак — косит под марионетку. У Дейдары на груди и на ладонях татуировки ртов — символ ненасытности… — и Итачи умолчал, чем именно не может насытиться задорный блондин — смертями.

— О-о-о, — многозначительно протянула Сакура. — То есть мне тоже полагается сделать что-то подобное?

— Ты уже сделала, — подмигнул Саске, кивая на вновь окрашенные розовые локоны.

— Это не считается!

— Считается, — отозвался Итачи, склоняя набок голову. — Вполне достаточно и одной особенности.

— А если я хочу ещё?

— Ну и чего же ты хочешь? — изогнул одну бровь Учиха-младший.

— Вот наколю тату себе на лоб и будете знать! — гордо вздернула носик Сакура, важно скрестив на груди руки.

— Мы-то будем, — по-доброму засмеялся Итачи. — А ты как жить будешь с портаком на лбу?

— А вы разве меня любить меньше будете?

— А ты думала: в сказку попала? — парировал Саске, засмеявшись.

— Мы тебя из дому выселим, — подхватил Итачи, продолжая веселье.

— А я вот возьму и наколю! — выпалила Харуно.

— Наколи — это и есть наше желание, — задорно усмехнулся Итачи.

— Смотри, чтоб тебе всяких членов на лоб не накололи, — продолжал хохотать на пару с братом Саске, искренне развеселённый слепым упрямством дурнушки.

— Смейтесь-смейтесь! — фыркнула Сакура, вставая на ноги и гордой походкой удаляясь из игровой комнаты.

***

— Ну и где Сакура? — обречённо спросил Саске, который порядком устал ждать свою девушку.

Конечно, можно задержаться на полчаса, ну, бог с ним, на час, но вот уже два часа — это перебор. Через двадцать пять минут уже начало Демонстрации, хотя по всем правилам быть на месте они обязывались за четыре часа. Но ведь троица ещё даже порог дома не переступила, не говоря уже о близости к городу! Итачи всё Ближайшее Окружение названивало каждые пять минут, подгоняя и торопя, а тот только обещал, что через пару минут будут как штык.

Учихи сидели на специально принесённых сюда пуфиках в коридоре, в строгих костюмах и с цветами для дорогой любимой дурнушки. Они слушали тиканье часов, доносившееся из холла, и тихие шаги прислуг, выполняющих свою работу. Будь Шисуи где-нибудь поблизости, то он обязательно бы пошутил: «Да если на них птицы насрут, они всё равно не двинутся с места». Их лица были до того каменными и бледными, что братья легко могли сойти за пару статуй в музее. Причём табличка под ними гласила бы: «Современные Святые Мученики Саске и Итачи. Мрамор». И люди бы проходили мимо них с задумчивыми гримасами, одобрительно качали головами и вторили бы: «Вот это подвиг! Что за диво!»

Относительную тишину нарушило цоканье каблуков, которое вмиг оживило две молчаливые статуи. Они встрепенулись, подскочили и встали, уставившись в сторону лестницы, по которой частила их избранница. Сколько бы братья не видели её во всей своей красоте, ни Саске, ни Итачи никак не могли привыкнуть к этому. Каждый раз был как первым…

На Харуно было каскадное платье цветом слоновой кости на широких лямках. Ткань бы тянулась за ней по полу, если б девушка не придерживала полы свободной от клатча рукой. На ногах — бежевые лабутены. Она страшно боялась навернуться по пути к своим суженым-ряженым, а потому с тройным вниманием смотрела себе под ноги. На голове красовалась декоративная шляпка с сеткой, которая прикрывала весь лоб.

— Простите меня за опоздание! — слёзно извинялась Харуно, страшась даже взглянуть на часы.

— Ничего страшного, — в унисон проговорили братья Учиха, позабыв обо всём на свете при виде дурнушки и протянув ей красные розы. Им не хотелось портить вечер и ругаться на ровном месте.

— Спаси-и-ибо! — счастливо протянула дурнушка, с удовольствием принимая «преподношение» и заполняя лёгкие запахом душистых цветов. Итачи с Саске заулыбались и засмущались, как малые дети. Удивительно, что даже спустя три с половиной года в них не погибла романтика.

Однако не прошло и минуты, как телефон Итачи снова потревожил звонок. Братья встрепенулись, оклемавшись от восхищения и благоговения перед Сакурой. Они разом сделались серьёзными, подхватили под руки Харуно и понесли её к машине, придерживая полы платья.

— Мы опаздываем, — пояснил Итачи, украдкой взглянув на озадаченное лицо девушки.

Учихи усадили дурнушку на пассажирское сидение очередной новенькой машины, уселись на переднее сидение, пристегнулись и ударили по газам. Ехали они быстро, игнорируя абсолютно всё знаки и светофоры на своём пути.

— Итачи, у меня возникла идея, — вдруг выдал Саске, оторвав глаза от лобового стекла.

— Ну-ка, поведай мне тайну.

Учиха-младший как-то по-особенному заулыбался и следом выдал:

— Как насчёт того, чтобы в этом году я встал вперёд колонны?

— А попа не слипнется?

— Разве что только совсем чуть-чуть, — хохотнул Саске, хотя его намерения были серьёзнее некуда.

— Ты встанешь вперёд колоны только через мой труп.

— Тогда я буду вынужден задушить тебя, Итачи.

— Чем? Своим новым парфюмом? — закатил глаза Итачи, заезжая в город. — Впрочем, можешь не волноваться: я уже задыхаюсь.

— Нормальный парфюм! — возмутился младший Учиха, понюхав кисть руки и убедившись в своих убеждениях. — Почему нет, Итачи?

— Традиции, — пожал плечами тот.

— Традиции гласят, что первым должен идти Учиха. А какой именно — не упоминается.

Порше остановился возле уже знакомого Сакуре клуба. Парковка была до отвала забита всякими «крутыми тачками», на которые проходящие мимо коренные жители Мортэма пялились, как бараны на новые ворота. Может, материальное положение в городе и улучшилось, но не настолько, что бы спустя пальцы смотреть на самые дорогие автомобили мира.