— Ты сейчас лопнешь от гнева, — с ухмылкой на лице паясничал Итачи, с тем же понимая бедную девушку.

Ему самому не особо нравилось привлекать много внимания.

— Что такое? — не понял Саске.

— То самое! — огрызнулась дурнушка, насупившись.

— А?

— Оденься, — хохотнул Итачи, указав пальцем в сторону магазина.

— Фу, — поворотил нос тот. — Ещё я в секонд-хенде не одевался.

Венка на виске вспыльчивой Харуно разбухла и запульсировала.

— Казню… — шипела она, поднимая глаза. — Либо ты немедленно одеваешься, либо я казню всех этих шалав, которые на тебя пялятся!

Итачи засмеялся, представляя, как само Дружелюбие и Милосердие кромсает мачете всех, чьи зенки были обращены на объект её воздыхания. Кровавое месиво будет таковым, что режиссеры «Пилы» обзавидуются.

— Батюшки! — спохватился Саске. — Ты ревну-у-уешь! — несносный брюнет нагнулся к Сакуре и улыбнулся своей обезоруживающей улыбочкой. — Как это мило… — и чмокнул в алые, пухлые губки, а затем подхватил её тельце и понёс в магазин — исполнять просьбу своей избранницы.

Долго бродя между стеллажами с одеждой, Итачи с Сакурой устали слушать недовольства Саске: то ему ткань не нравится, то рисунок, то цвет. И ведь не угодишь избалованному большому ребёнку! В конечном итоге, ценой сотен погибших нервных клеток им всё-таки удалось свершить невозможное и одеть своего любимого и ненаглядного.

После этого всё пошло своим чередом. Хотя первые встречные незнакомки всё ещё бесстыдно пялились на привлекательных братьев Учих, Сакура больше не норовила превратиться в ревностного маньяка-убийцу. Она точно знала, что две пары чёрных глаз устремлены только на неё одну.

Правда, когда Харуно поймала себя на мысли, что, окажись Итачи в подобной с братом ситуации, она бы ревновала не меньше. Дурнушка почувствовала укол совести. Ей было страшно признать, что одного ей никогда не хватит. Что одного ей всегда будет мало. Что один — лишь половина её изнывающего сердца.

А ведь Сакура пыталась полностью отгородиться от Итачи. Она усердно старалась не нарушать правила, которые связывали её и Саске. Однако каждый раз, когда она видела старшего Учиху в компании какой-нибудь девушки (которая, между прочим, имела с ним исключительно деловые отношения) внутри разгоралось пламя, которое было так сложно потушить…

Итачи тоже всё понимал без слов. Видел мимолетные взгляды, чувства и искры, но ради блага собственного брата и покоя своей дурнушки он снова и снова проходил мимо. Притом Учиха-старший больше не чувствовал пустоты внутри, спокойствия и мёртвой тишины. Внутри него всё бурлило тем чувством, называемым ревностью.

Однако не было смысла искать искры там, где их быть не должно. А потому оба молчали. Потому оба не искали минуты, чтобы побыть вдвоём…

Троица ходила по торговому центру и веселилась. Саске рассказывал, по обычаю, какие-то истории, не умолкая ни на секунду. Итачи язвил и паясничал словам своего брата. А Сакура заразительно смеялась над весёлыми шутками, держась за руки со своим молодым человеком. Казалось, старший Учиха должен был стать лишним, когда изредка влюблённые останавливались и целовались, но, вопреки всему, этого не происходило. Итачи был важным аспектом в их отношениях. Как бы регулятором справедливости и разумности, ибо Саске не всегда мог остановиться, а у Сакуры порой не хватало власти, чтобы усмирить своего парня.

Как бы то ни было, но день проходил на ура! Лучшим за последние полгода его сделала фото-кабинка, на которую Харуно сразу же положила глаз. Девушка уже давно страстно мечтала сфоткаться с братьями Учиха, дабы запечатлеть хотя бы одно мгновение их счастливой совместной жизни. Проблема заключалась в том, что Итачи и Саске совсем не любили фоткаться. Любая попытка исправить подобное недоразумение заканчивалась плачевно…

— Давайте сфоткаемся! — просияла Сакура, указывая своим длинным худым пальчиком в сторону фото-кабинки.

Саске поморщился, а Итачи устало вздохнул.

— Сакура, мы не любим фотографироваться, — сухо бросил Итачи, не остановившись ни на секунду.

Саске тоже предпочёл проигнорировать пожелания своей девушки и непринуждённо шагать в заданном направлении, крепко сжимая маленькую ручку розоволосой бестии.

— Ну, уж нет! — процедила Сакура, безуспешно пытаясь остановить братьев словами. — Я хочу сфоткаться на память!

А вот и капризы… Братья нечасто становились свидетелями подобных выкрутасов Сакуры, когда глупое пожелание оказывалось важнее всякой услады мира. Либо эту прихоть исполняли, либо эта прихоть превращалась в головную боль Учих. К счастью, капризной дурнушка становилась исключительно «по праздникам», но когда становилась, Итачи с Саске даже не думали ввести сопротивление. Всё их упрямство и неуступчивость прекращали своё существование.

В этот раз братья всё же попытались противиться воле их неугомонной дурнушки, о чём горько пожалели…

Харуно упиралась ногами в скользкий пол, утягивая руку Саске назад, тоненьким голоском портила учиховский слух. Те с каменным лицом на пару делали вид, что ничего не замечали и упрямо вышагивали вперёд. Сакура скользила по гладкой поверхности, изо всех сил противясь воли братьев и жалостливо выпрашивая «всего одну фоточку».

К счастью Сакуры, но к сожалению братьев, и Саске, и Итачи больше всего боялись этого самого оружия своей дурнушки — щенячьих глазок и горьких слёзок глупой обиды. Она так редко просила их о чём-то, что подобные ситуации доходили до абсурда. Учихи вдруг остановились, более не способные терпеть этой муки, и повернулись к расстроенной «зловредной коротышке». Итачи взял Сакуру подмышки и поднял, как обыкновенного ребёнка, лицом к себе. Саске стоял возле него. Оба взирали на девушку со строгими выражениями лица. Эдакие воспитатели.

— Сакура, — начал младший Учиха, — мы никогда не фотографируемся. Никогда! И это правило нерушимо!

Та большими круглыми глазами смотрела на них, по-детски надув губки. Она часто хлопала глазами, на которых выступали слёзы. Братья ещё с секунду держались, а затем поставили её на ноги и с тяжёлыми вздохами согласились.

— Это так мило с вашей стороны! — сразу же повеселела Сакура, и слёз как ни бывало.

— В ней сатанинский дух, — шепотом бурчал Саске, лениво перетаскивая свои ноги.

— Дьяволица… — согласился Итачи, запрокинув голову.

— Я всё слышу! — осведомила их девушка, таща обоих упрямцев за руки.

— Кстати, через десять минут я вынужден вас покинуть, — уже громче объявил старший Учиха, обращаясь теперь не только к Саске.

Девушка, идущая впереди, удивлённо попятилась на Итачи.

— Это всё из-за фотографии? — И вновь большие щенячьи глазки обезоружили братьев.

— Нет, — грустно улыбнулся Итачи, потрепав дурнушку по голове. — Работа не ждёт…

— Так скоро?

— Угу…

— И как долго ты пробудешь в путешествиях? — допытывалась Сакура.

Итачи с секунду подумал и похоронным голосом ответил:

— Лет пять. Может быть, шесть…

Саске и Сакура уставились на Итачи, как бараны на новые ворота. Они буравили его взглядом, пока тот не сдался под напором и не спросил, в чём дело.

— В чём дело?! — недоумевал брат. — Ты ничего мне не сказал, что уедешь так надолго!

— Неужто скучать будешь, Саске? — слегка улыбнулся старший Учиха в ответ.

Тот отвернул голову и надулся, как индюк.

— Итачи! Почему ты не сказал нам раньше? — вступилась Сакура.

— Да ладно-ладно, — сдался тот, виновато почёсывая затылок. — Только истерики мне тут не закатывайте. Я пошутил! Я где-то на месяца два-три уезжаю.

Девушка пихнула его в плечо и гордой походкой направилась к фото-кабинке. Саске покачал головой, но следом же усмехнулся, отмечая про себя, что и вправду испугался потенциальных пять лет разлуки. Младший Учиха хлопнул брата по плечу, и они вместе направились вслед за Сакурой.

***

— Ну же! — воодушевлённо говорила Сакура. — Улыбнитесь!

Но никто из братьев даже не думал подчиняться. Одно дело — загнать их в эту проклятую фото-кабинку, а другое — заставить улыбаться. Ну, уж нет, сэр! Ни за что!