Только вот вместе с воскрешенными воспоминаниями пришла та мысль, которая еще несколько недель назад и близко бы не подкралась к ее голове.
Это не ты.
А кто я?
— Почему так нельзя? Я же твою ладью съела!
— Да, и при этом открыла короля. Смотри: шах, шах, еще шах — и мат! Тут надо вперед глядеть, продумывать сразу несколько ходов, как своих, так и противника.
Герда измученно посмотрела на доску, потом на Саида. Снова на доску и снова на Саида. Тяжко вздохнула и покачала головой:
— Уморил ты меня. Я ж девка простая, неграмотная. Разве ж мне такие-то премудрости под силу?
— Ага, а знаешь, сколько я встречал грамотных, начитанных по самую макушку дураков? — фыркнул Саид, тряхнув черными кудрями. — И кстати, не тебя ли отец научил читать и не ты ли таскала книги сначала у Камиллы, а потом у Марлен?
— Все-то ты помнишь... Только в головушку твоя наука уж не помещается. Давай до завтра партию отложим, а?
— Точно. Проведем эксперимент. Вервольф за шахматами до и после полнолуния, — объявил довольный лучник, отставил в сторону доску, написал на бересте грозное «Не трогать!» и для верности пририсовал выразительный череп с костями.
— Что проведем? — переспросила Герда.
— Эксперимент. Э-э-э... Опыт. Испытание. Проверим, как ты мыслишь до и после обращения.
— А во время обращения? — с совершенно честным видом поинтересовалась оборотица.
Сколько раз за свою недолгую жизнь Саид получал от этой самой жизни по голове — не сосчитать на пальцах всех четырех конечностей. Неудачи в подпольной работе и в ремесле, ранения, как собственные, так и товарищей, жуткие сцены казней в городах, деревнях и на обочинах дорог, гибель самых дорогих и близких. Но молодой лучник с завидным оптимизмом, а может, и упертостью, взирал на мир широко распахнутыми глазами. Несмотря на все горести и беды, он упорно верил, что его ждет непременно замечательное, а очередной удар по темечку воспринимал как досадную, но временную неполадку.
Однако к подобному полнолунию даже Саид не был готов. А такое вообще можно предвидеть?
Круглая маслянистая луна кокетливо смотрелась в зеркальные воды затона, где-то в чаще ухала сова, в двух шагах потрескивал костер...
… а он играл в шахматы с волком. Да, такое будничное занятие, сидишь себе на бережку, грызешь пойманного этим самым волком зайца, зажаренного до чудесной хрустящей корочки, а напротив тебя сидит огромный серый зверь и аккуратно берет зубами своего ферзя, чтобы объявить тебе шах. Милым коротким рыком.
— Начинаю понимать Георга, — задумчиво изрек Саид и прикрылся конем.
— Р-р-р? — вервольф поживился пешкой.
— Да не стыдно и обосраться, когда мохнатая клыкастая громадина смотрит на тебя подозрительно умными глазами.
— У-у?
— Чего именно у-у?
Герда, клацнув зубами, сделала очередной ход, а потом выразительно прикрыла глаза.
— Ты про умные глаза? Так сама посмотри на доску, — обреченно шмыгнул носом Саид и с видом приговоренного передвинул свою фигуру.
— Р-р-р-р-р! — возликовала оборотица, кажется, вспугнув то ли мелкого бобра, то ли водяную крысу.
— Да. Об этом я и говорю. Ты выиграла!
На серой морде на миг отчетливо обозначилась коварная ухмылка. А потом Герда, как ни в чем не бывало, мягко подгребла к доске разбросанные по траве фигуры. Саид состроил оскорбленную физиономию, упаковал в заплечный мешок шахматы, метнул в заросли камыша обглоданную кость и решительно объявил:
— Ну держись. Я тебе моего поражения так не спущу.
По траве, по песку, ниже, ниже, к черной, почти стоячей воде покатился мохнато-кудрявый клубок. Саид уже предчувствовал свое поражение и машинально отметил про себя, что теоретически, будь это другой оборотень, не Герда, он мог бы справиться со зверем. Скажем, полоснуть его ножом, извернуться и приложить его головой вооон об ту корягу. Если повезет.
Но сейчас его вдавливали в песок мягкие тяжелые лапы проснувшегося волчонка, который под луной напрочь забыл страхи бывшей крепостной, традиционные представления о приличном расстоянии между мужчиной и женщиной, различия между человеком и вервольфом... Да и сам Саид о них позабыл. Пахло тиной, хрустнувшим под локтем аиром, густой теплой шерстью и кровью. Ему нравилось лукавство хищника, ему нравилась мягкая задумчивость девушки.
Ему. И его телу — тоже.
Так, стоп, ты свихнулся, кобель несчастный?! Нашел, о чем мечтать, лежа под волком... под Гердой. Под Гердой, над которой надругался ее хозяин. Которая шарахалась от твоих ужимок и заигрываний. Срочно подумай о чем угодно отвратительном, пока она не догадалась, пока не разбилось вдребезги хрупкое бесценное доверие. Саид зажмурился, уткнувшись носом в пушистую шею, и старательно представил себе самую страшенную даму Блюменштадта голой. Да, с ее покрытой толстым слоем пудры кожей, приторно-сладкими духами и сиплым прокуренным голосом. Вроде бы помогло.
— Чудной запах, — заметила Герда, осторожно втягивая носом воздух.
Остаток ночи они носились по лесу — то друг за другом, то вдвоем — Саид на Герде, предварительно произнеся длинную прочувственную речь о мужской гордости, на которую волк ответил выразительным дружелюбным оскалом. Теперь же они брели в сторону приюта, мирно завтракая заячьей капустой и первой земляникой.
— Чей? — спросил Саид, торжественно вручая девушке особенно симпатичную веточку с алыми ягодами.
— Здесь прошел человек и остановился вон там, — оборотица махнула рукой в сторону, противоположную от приюта. — Он совсем один шел, даже без лошади. А страха в его духе нету. Ну ни капельки.
— Пожалуй, в эти места лучше без спутников не соваться, — согласился лучник. Взъерошил кудри и предложил: — Я умею двигаться бесшумно, ты знаешь. О тебе и говорить нечего. Пойдем, полюбуемся на диковинку?
Через полчаса осторожной ходьбы они учуяли запах костра, а вскоре Саид широко заулыбался, когда увидел в просвете листвы изуродованную ожогом хитрую физиономию.
— Поздороваемся? — одними губами предложил фён и жестами добавил, мол, слушайся меня. Герда доверчиво кивнула, и они покинули зеленое укрытие.
— А ктой-то ко мне на завтрак пожаловал? — весело воскликнул Хорек, проворно вскакивая и щедрым жестом указывая на свою нехитрую трапезу: печеная репа да четвертушка хлеба.
— Здорово-здорово! — Саид крепко пожал протянутую руку, представил друг другу Герду и разбойника и достал из заплечного мешка кусок пирога и остатки заячьей тушки. — Поделим по-братски?
За дивной ночью последовало не менее занимательное утро. Собрались у костра перекусить да побалакать подпольщик, вервольф и разбойник. В котелке закипали наспех собранные Гердой травы, подсохшее за ночь тесто похрустывало на зубах, неторопливо текла ничем не примечательная беседа.
— Выходит, тебе не влетело за то, что ты меня спас? Ай, хорошо! — радостно потер руки Хорек и перелил отвар в единственную кружку, которую тут же пустили по кругу. — А то ведь я опосля покумекал-покумекал да испугался за тебя. Ходят слухи, что у вас за ослушание и под замок посадить, и выпороть могут. Или брехня?
— Не брехня, — пожал плечами Саид. Фёны из своих порядков секретов не делали.
— Иди ты! Как же так, вы за свободу, против плетей барских, а у вас свои плети имеются?
— Наши плети барским не чета. У нас если получают, то за дело.
— Добрый ты парень, Саид, но, не в обиду тебе сказано будет, зелен еще. Пока на своей шкуре не почуял, думаешь, будто за дело. А как тебя самого заденет... — и Хорек криво ухмыльнулся, тыкая пальцем в обожженную щеку.
Лучник молча скинул рубаху и повернулся спиной к разбойнику, демонстрируя еще не сошедшие за год следы, оставленные отцовской рукой. Недоверчивые глаза Хоря округлились и погрустнели. В серых глазах Герды притаился испуг — и что-то новое, пока безымянное.
— Как же так? — по-детски растерянно спросил бывалый разбойник.