— Так-то я сразу забоюсь, — ответила Хельга. Помялась чуть-чуть — да и распустила светлую косу. Она тоже хотела взлететь.

Первые движения давались ей с трудом. Нежити, которая никогда не знала своей подлинной силы, но неизменно ее чувствовала, странно было ощущение неловкости. «А Марчелло каждый день такой», — мысленно посочувствовала другу девушка. Она то и дело путала, когда вперед тело, когда ноги, как прикладывать усилие...

— Стой, — Али крепко придержал веревку, прищурил глаза, будто что-то решая, и сказал: — Не думай ни о чем. Просто чувствуй, а я помогу.

Утбурда не учили ходить. Трупик младенца медленно рос, рос под землей у кромлеха вервольфов и выбрался на поверхность уже подросшей трехлетней девочкой.

Зато теперь ее учили иному. Нежные руки художника вдруг сделались властными и сильными. Они подсказывали ей движения, поддерживали ее, поддерживали надежно, чтобы в конце концов отпустить.

И Хельга полетела.

— Али! Марчелло! Смотрите, смотрите!

Ветер в лицо, земля качалась перед глазами, дальше — ближе, дальше — ближе, выше, выше, выше... Слишком высоко!

— Али!!!

Руки брата в мгновение ока остановили качели. Хельга упала в объятия Али, и мир вокруг закрутился, поплыл, покатился... Они покатились по мягкой пахучей траве, а черные локоны пахли травяным мылом, и ветром, и домом. Теплые губы парили над ее пылающей кожей, зеленые глаза мерцали близкими и родными звездочками. Кажется, где-то поодаль замелькали фонарики светляков.

— Али, у меня получилось, правда?

— Получилось, маленькая, и еще выше получится.

— Марчелло, ты видел? Видел? — Хельга выпуталась из волос Али и преданно посмотрела на друга.

А тот улыбнулся. Впервые за два с лишним года, что они были знакомы, Марчелло улыбнулся — так. Осторожно подошел к ним, встал рядом, явно не решаясь тревожить близость брата и сестры, и робким басом спросил:

— Али, а ты меня научишь?

Первый крест на самом-то деле первым не был. Марчелло заметил его на стене дома, когда собирался приклеивать очередную листовку. Он озадаченно посмотрел на здание, нашел знак эльфийских мастеров и, пораженный отвратительной догадкой, круто развернулся. От начала улицы он обнаружил еще несколько домов, где жили городские эльфы. На каждом из них темнел жирный киноварный крест. Дома людей и гномов подобным символом отмечены не были.

В глупом порыве Марчелло попытался стереть краску — и, разумеется, ему это не удалось. Что ж, хотя бы наклеит поверх листовки. До первых стражников, которые сорвут крамольные клочки бумаги, прочитанные едва ли тремя-четырьмя горожанами.

После невозможно сказочного вечера, проведенного вместе с любимым и подругой, после ошарашенного взгляда Энцо, когда Марчелло неловко поцеловал брата перед сном в щеку — а что, Али и Хельге можно, а ему — нет? — после удивительных снов, в которых его несуразное тело парило над родным городом, этот самый город предавал его.

Марчелло лет с тринадцати не питал иллюзий в отношении Пирана. Он начал работать, выглянул из тепла отчего дома и библиотеки и тут же заметил все неприглядные, если не сказать, мерзкие гримасы и ужимки столицы. Смрад бедных кварталов, избитые и забитые слуги и подмастерья, торговые казни, воровство, проституция, глумления стражников над детьми-попрошайками, роскошные одеяния служителей не меньше, чем дюжины религий, и согбенные спины верующих — все это он видел и осознавал. Но видел и другое.

Трогательная взаимовыручка совершенно чужих людей, которые просто жили в одном доме. Слаженная работа в мастерских. Танцы и песни на ярмарках. Несмолкающий гул в стенах университета в перерывах между занятиями. Приветливая улыбка шустрого саорийца в чайхане. Ароматы магнолий, жасмина и драконовых деревьев весной. Голос Хельги в утреннем безмолвии библиотеки. Марчелло любил свой Пиран невзирая на все его отвратительные нарывы и зловонные язвы.

Невзирая на его очередное предательство.

— Видел кресты? — вместо приветствия сказал ему Али, когда любовники встретились у отцветающих кустов рододендрона.

— Видел, — буркнул Марчелло. — Может быть, даже сегодня начнется. Али, послушай... Я не представляю, что мы будем делать, но слушать лекции в то время, когда там будут избивать эльфов...

— Противно, — закончил фён. — Нам особо влезать не стоит, толку от нас чуть, а после ничем не поможем. Но давай пойдем, действительно!

— Сейчас?

— Сейчас. Только я загляну к мастеру по фреске, он нас позвал буквально на пару слов. А ты найди Алессандро и предупреди его, хорошо?

— Хорошо. Через четверть часа встречаемся здесь же.

Мастер по фреске сверкал ярче самого большого витража в главном здании университета. В аудитории, кроме Али, собралось еще шестеро студентов. «Самые лучшие», — быстро сообразил фён.

— Дражайшие мои ученики! Вы наверняка заметили, что на эту встречу я пригласил только самых лучших своих студентов. А почему? А потому что молодые дарования нуждаются в поощрении их таланта и трудолюбия. Итак, у вас скоро начнутся занятия, и я буду краток. Кое-кто из вас уже слышал сегодня утром, что в Пиран прибыл один из выдающихся художников Саори. Нет, вы только подумайте: сам Джафар из Хаива! И прибыл он, дабы осчастливить наш город росписью недавно отстроенного храма Святой Зумурруд, покровительницы детей и юных. Однако он приехал не один, а вместе со своим семейством. И работами в пристройке храма будет руководить его сын Гафур, достойный продолжатель дела своего родителя. А в помощники Гафуру я... да! Рекомендую вас, мои преданные ученики!

Аудитория, в которой находились один преподаватель и семеро студентов, загудела словно зал торжеств, забитый до отказа выпускниками университета. Через несколько мгновений дверь приоткрыл ассистент мастера по фреске и, задыхаясь от волнения, объявил:

— Мастер Гафур из Хаива!

Все замерли. Замер и Али. Или, может быть, умер?

Невероятно изящный, тонкий саориец на вид лет двадцати, не больше, облаченный в черные шелковые штаны и шелковую рубашку цвета индиго, легко поклонился присутствующим, и длинные иссиня-черные локоны едва не коснулись пола. На холеных пальцах мягко переливались серебряные перстни с опалами и топазами, а стройную шею обвивало тяжелое бронзовое колье в виде змеи. На приветливом томном лице расцвела прекрасная улыбка. А глаза... глаза у него были цвета гречишного меда.

Сердце Али упруго сжалось и с силой вытолкнуло невидимый клинок. Фён прилежно и восторженно захлопал ресницами. Не сейчас. После, в комнатушке под самой крышей, в руках Марчелло или Хельги.

А сейчас ему нужно собраться и идти туда, где вот-вот начнутся погромы.

Комментарий к Глава 2. Али. Сейчас Музыкальная тема Али, Марчелло и Хельги: романс «Качели» из к/ф «Звезда пленительного счастья» (http://pleer.com/tracks/11237370yuXF).

====== Глава 3. Саид. Навеки ======

В строгий, годами проверенный порядок обработки растительного сырья ворвалось что-то вопиюще непослушное и дикое. Шалом озадаченно посмотрел на аккуратные горки: кора калины и крушины, сосновые почки, хвощ, полынь, березовый лист. Рядом лежали деревянные подносы, моток веревки, нож, в котелке закипала вода, все как обычно... не считая любопытного носа Фенрира... но что еще не так? Какое смутное чувство не дает ему покоя, и даже будто запахи он воспринимает иначе?

— Все про Герду думаешь? — с теплой смешинкой в голосе поинтересовался у него Эрвин и подтянул к себе щенка. Рыжий комок шерсти плюхнулся на спину и подставил под почесывание охочее до ласк и вкусностей пузо.

А верно! Шалому удалось проговорить с вервольфом совсем недолго. Достаточно для того, чтобы выведать о ее волчьем нюхе, позволяющем за два-три дня до и столько же после полнолуния очень точно находить лекарственные травы. И еще — чтобы прочитать знаки насилия. Которые серьезно отличались от обычных знаков, выжженных мужчинами в зрачках опороченных ими девушек и женщин.