— Да нет особой, — пожал узкими плечами лимериец. — Рою, вон, в бордель идти расхотелось. Все одно, говорит, все девки одинаковые. Что его невеста, ну, помнишь, какая к другому сбежала. Что шлюхи. Тем более шлюхи. Ну и... вот.

— Есть в этом что-то разумное, — кивнул Милош. — С товарищем, которого хорошо знаешь, которому доверяешь, должно быть приятнее, чем в борделе.

— А чего ты хотел? — вдруг горячо зашипел Дик. — Чего ты хотел, чтоб я молча по тебе сох? Чтоб глядел да тронуть не мог? Чтоб себя в кулаке тискал да про глаза твои думал, да?!

— Дик...

— От ворот поворот дал, а потом дивишься, мол, чего это я с другим мужиком?!

— Дик, пожалуйста...

— Шел бы ты! — маленький матрос забился в железных тисках великана и внезапно сник. Застыл, понурив голову и мелко подрагивая.

— Дик, ты взрослый мужик, и не мне тебе что-то указывать, — мягко заговорил Милош, как только друг более-менее утих. — Глядели мы за тобой, пока боялись, что сопьешься. Теперь ты не пьешь, теперь мне следить за тобой не годится. Зря я сегодня тебя хватился, ну что уж... Дик, я тебе проповедей читать не собираюсь. Но и делать вид, будто я рад тому, что ты из-за моего отказа под нелюбимого ложишься, не буду.

— Что б ты понимал, — вяло огрызнулся Дик. — Вон, красавчик какой, на тебя, небось, девки как мухи на мед слетаются. Как отказывают, небось, и не знаешь.

— Моя любимая девочка от меня к моему другу ушла, — после недолгого молчания с грустной улыбкой возразил фён. — А других у меня никогда и не было. Ладно... Завтра вставать с рассветом, пора, что ли, на боковую.

Отставной полковник Хорхе Альберто Ортега неторопливо выпил последний глоток кофе, поправил перед зеркалом тонкий черный шнурок на рубашке, пригладил темные, с ранней сединой волосы и вышел на террасу своей гостиницы. Свежий утренний ветер ласково трепал пальмы, и в саду вовсю заливались птицы, но день обещал быть знойным. Сколько лет он провел здесь, в суетном Сорро, крупном портовом городе Бланкатьерры, а все никак не привыкнет к жаре.

Со стороны порта доносился какой-то шум. Кажется, пришвартовалось новое судно. Новое судно — новые постояльцы, это чудесно! Если, конечно, они соизволят остановиться в гостинице с несколько своеобразной репутацией.

— Buenos dias, canallas! — жизнерадостно объявил попугай, до того преспокойно дремавший в клетке среди кадок с монстерами.

— И я о том же, сеньор Чико, — усмехнулся отставной полковник и шутливо пригрозил разговорчивой птице: — Следите за языком, если явятся гости, не то мои девочки пустят Вас на суп!

— Canalla, canalla!

— А моя дорогая сестра Изабелла набьет Вашими перьями подушку, так и знайте!

— Какой ты грозный, отец, — неодобрительно покачала головой девушка, которая появилась на террасе с полным подносом маисовых лепешек. — Попробуй-ка лучше тортилью, может быть, она смягчит твое жестокое сердце.

— Доброе утро, Кончита, — бывший военный и нынешний хозяин гостиницы «Черное сомбреро» расплылся в улыбке и ласково поцеловал дочь в смуглую щеку. Подхватил с подноса почти горячую лепешку и одобрительно закивал, соглашаясь, что возможные посетители оценят стряпню его девочки.

Судя по зловещим звукам, в саду Изабелла отчитывала рабочих-рохос за какую-то оплошность. Сеньор Ортега только хмыкнул. Его бесценная сестрица не особо-то выбирала выражения, а порой могла и подзатыльник отвесить, но на самом деле была одной из немногих урожденных корнильонок, кто с искренней симпатией относился к жителям завоеванной земли. В его гостинице в принципе не делали различий между коренными корнильонцами, которые звали себя так, даже если их деды родились уже в Бланкатьерре, метисами и рохос. Потому и репутация «Черного сомбреро» вынуждала их время от времени еле сводить концы с концами. Но ни отставной полковник, ни его сестра Изабелла вместе с племянницей Каролиной, ни тем более его приемная дочь Кончита, сама наполовину роха, не жаловались. Бедно, зато честно и дружно, так они рассуждали.

— Дядя, дядя, к нам идут! — на террасу, запыхавшись, влетела сияющая Каролина. Ортега привычно чуть задрал голову, чтобы заглянуть в лицо своей высокой племянницы, и вопросительно кивнул, мол, с чего такой переполох? Девушка заправила за ухо выбившуюся из прически темную прядь и объяснила: — Они с востока! Чудные такие, трое светлых совсем, а один смуглый, но другой, не как мы.

— С востока?! — восторженно ахнула Кончита, и сестры, взявшись за руки, помчались ко входу прямиком через обеденный зал, ловко минуя столы и даже не задев Хуана, который обстоятельно намывал полы. Отставной полковник степенно проследовал за девушками, весело подмигнул рохо, мол, каковы, а, и различил в бесстрастных черных глазах лукавую смешинку. Он давно научился читать лица рохос, которые большинству корнильонцев казались тупыми и бесчувственными.

Вероятные постояльцы и впрямь были участниками экспедиции из недавно открытых земель на северо-востоке. Скорее всего, именно поэтому они заглянули в «Черное сомбреро». Попросту не знали, что порядочные люди обходят это место стороной.

Впрочем, судя по всему, трое из четверых, молодые сильные парни, сами не отличались высоким происхождением, а пожилой умный мужчина, как выяснилось в коротком разговоре, врач, держался с ними запросто как с равными. Покуда сеньор Ортега столковывался о цене и комнатах с этим человеком, который назвался Джоном О’Рейли, смуглый великан, рыжий крепыш и светлый маленький юноша вовсю обменивались с девушками короткими фразами на ужасном бланкийском. Каролина кокетливо наматывала на пальчик темный локон, а Кончита немилосердно стреляла глазками в каждого из путешественников. Скуластым лицом и прямыми черными волосами она пошла в мать-роху, и ее пылкий нрав частенько удивлял корнильонцев, привыкших к непроницаемым лицам местных жителей.

Но, разумеется, северяне ничего не ведали об этих тонкостях, и просто отвечали сердечными улыбками на приветливые улыбки сестер. Да и сам отставной полковник невольно улыбался, глядя на по-детски доверчивую, смешную из-за незнаниями гостями языка, и безумно искреннюю беседу.

Вскоре Кончита догадалась-таки предложить парням тортилью, а расторопная — при ее-то росте! — Каролина живо принесла кофе. Джон О’Рейли тоже с удовольствием согласился попробовать местный напиток, да и сам сеньор Ортега не отказался от лишней чашечки.

День обещал быть не только жарким, но и солнечным.

====== Интерлюдия 2. Очарованные ======

Мама рассказывала, что, когда мы были совсем маленькими, она не раз засыпала раньше Милоша и Али и уж точно раньше меня под свою собственную сказку. Вот и сегодня: в тепле и покое приюта дедушки маму сморило на середине истории, и она спит, удобно пристроившись на моем плече. А меня после всего приключившегося за последние дни сон не берет. Луна едва пошла на ущерб, и ее света хватает, чтобы озарять крошечную комнатку и серебрить волосы мамы. Раз уж ты так и не закончила сказку, родная, можно я придумаю ее за тебя?

Можно я представлю себе, что твои седые волосы на самом деле сотканы из волшебных лунных нитей, а черные тени на подушке — это локоны папы? Можно я помечтаю о том, что бражник, который влетел в распахнутое настежь окно, зашифровал в рисунке на своих крыльях послания от Али и Милоша, и в них только самое доброе и хорошее? За стеной слышен храп дедушки Богдана, а прохладный ветерок — это же поцелуй дедушки Рашида, правда? Ты улыбаешься во сне, а значит, мои мысли — не такая уж и фантазия.

А завтра, когда ты проснешься на рассвете, я все-таки расскажу тебе о настоящем чуде. Мы с тобой каждый раз удивляемся, встречая таких, как Марта. Тех, кого и гнут, и ломают, но никто не может растоптать их внутреннюю красоту. Герда и Арджуна. Над ними издевались по-разному и с одинаковой изощренностью, но как улыбался волчонок нынче вечером за общим столом, как умеет улыбаться — если захочет, конечно, сволочь — мой командир!