Нет, если слегка подправить концепцию картины и просто поменять двух персонажей местами, то он сумел бы здорово сэкономить. Но капризное воображение художника ни в какую не соглашалось на эту маленькую хитрость. Наотрез.

А еще, как выяснилось во время работы над бесчисленными набросками, первоначальный замысел, простой и ясный, требовал на деле серьезной продуманности скупых деталей. Али не давали покоя слова другого Алессандро, мастера гравюры. На одной из своих лекций преподаватель размышлял о том, что идею картины раскрывает не только ее сюжет и символика, но и само изображение как таковое. Он рассказывал о совершенно особенном языке линий, светлых и темных пятен, взаимного расположения этих пятен в пространстве. А молодому художнику страстно хотелось, чтобы его картина заговорила со зрителем будто с близким человеком и раскрыла чуткому взору все то хрупкое, сокровенное, что он и стремился, и боялся в нее вложить.

И тот камень, который сорвался на дно полуразрушенного фонтана, тоже не давал ему покоя. Как с помощью нескольких лаконичных штрихов передать тревогу, столь искренне и резко выраженную Марчелло? Как написать о своей сбывшейся трагедии — и поведать при этом о надежде?

Но главное — главное, все-таки, взгляд. Нет, не явленный в воспоминаниях, а подлинный, живой взгляд нужен был Али как воздух. И раненое сердце влюбленного немилосердно подсказывало юноше, где же он сумеет его подсмотреть. Ну что ж... чего не сделаешь ради воплощения мечты?

Мелкий бесшумный дождь неторопливо умывал сонные зеленые аллеи, темные стены библиотеки и мутные ее окошки. Марчелло скинул с головы капюшон плаща и открыл лицо теплым ласковым каплям и серому немому утру. Старые университетские постройки и много лет назад обустроенные дорожки казались невинными что новорожденные, и переводчик в который раз пожалел о том, что влез в политику. Точнее, о том, что пришлось в нее влезть.

Потому что... какие, в самом деле, убийства, интриги, вероятные расправы над эльфами, когда город нежится в объятиях тихого и влажного рассвета, под ногами поскрипывают с детства родные ступеньки библиотеки, пахнет бумагой и пылью, а Хельга, излучавшая спокойное, уютное сияние с тех пор, как обрела младшего брата, улыбается ему и мимолетно целует в щеку — как она привыкла с подачи Али.

Еще чуть-чуть — безмолвный полумрак библиотеки, светлая прядка, что выбилась из косы и щекочет его шею, без единого звука отворившаяся дверь, озорной блеск усталых зеленых глаз, еще чуть-чуть — они втроем в этом скромном и единственно подлинном для Марчелло храме, просто друзья, самая обычная встреча.

— Доброе утро, ребята, — мелодичный голос Алессандро напомнил им, для чего они собрались здесь в такую рань.

— Доброе утро, — хором откликнулись студенты и служанка.

Они устроились за одним из столов так, чтобы одновременно и просматривать входную дверь, и, приди внезапный посетитель, успеть припрятать бумаги.

Прекрасное лицо эльфа мрачнело с каждой минутой, а в уголках губ появились горькие складки. Голубые глаза предательски поблескивали — все-таки погибший Пьер был его другом. А потом, после того, как Марчелло, сверяясь со своими записями, выложил анализ политической и экономической обстановки в стране, историк внезапно посветлел.

— Я понимаю, ты поработал с дневниками, описаниями хозяйств и статистическими сборниками за последние... двадцать лет?

— Сорок. На всякий случай, — уточнил переводчик.

— Сорок, — Алессандро восхищенно вздохнул и продолжил: — Но это же не все, верно? Какими еще источниками ты пользовался?

— Какие попадались, — пожал плечами Марчелло и раскрыл одну из своих папок. — Вот здесь, например, копии объявлений о продаже различных артефактов. Посмотрите, вита-топаз идет по явно заниженной цене! Все равно, конечно, за него просят больше, чем стоит труд десяти таких, как Али, но, видно, иначе его уже и не сбыть.

— Вита-топаз? Что это? — полюбопытствовал художник.

— Кристалл, который лежит в основе механизма магических подъемников, — объяснил ему друг. Перелистнул страницу: — Дальше, смотрите, хрустальные шары, огненные нити... товары эльфийских чародеев дешевеют... Пока незначительно, в торговых рядах вы городского эльфа не увидите, я лично проверял. Но спрос меняется. А тут, — юноша лизнул палец и перевернул неподдающийся лист, — поэмы, написанные разными авторами и в разное время, но обе созданы в поселении недалеко от Вашего родного Турона. Почитайте, в более раннем произведении куда больше метафор, связанных с магией, а в более позднем очень уж часто встречаются описания непривычных для этих краев лиц, иггдрисийцев, нереев... А о волшбе всякой — ни слова!

— А вдруг второму автору просто чародейство не нравится? — сощурив глаза, пытливо уставилась на Марчелло Хельга.

— Я проверял. И даже выписал кусочек его другой поэмы, погляди, тут все чудеса на месте, — и переводчик указал на очередные строчки в своей тетради.

Пока Али и Хельга придирчиво изучали тексты и сравнивали их между собой, их друг силился понять, что происходит с Алессандро. А преподаватель только растерянно моргал и смотрел на своего любимого ученика будто видел его впервые в жизни. Наконец, когда оба скептика дружно кивнули, мол, принято, эльф прошептал:

— Это невероятно. Марчелло, я всегда знал, что ты станешь достойным историком, но... Но настолько... У меня нет слов. Столь скрупулезный и глубокий анализ, умение обращаться к самым неожиданным источникам... Марчелло...

Кажется, Алессандро не солгал. Слов он действительно не нашел, а потому молча и с чувством пожал влажную от волнения руку своего студента. А у того будто камень с души свалился. Конечно, Марчелло был уверен в своей правоте. Не зря же он столько сил вложил в это исследование! Но все же недремлющий червь сомнения аккуратно вытачивал себе жилище где-то на задворках его сознания. И теперь, после того, как юношу поддержал прославленный историк, настырное создание угомонилось и решило, что до поры до времени получившейся норки ему хватит.

— Алессандро, скажите, так что же нам все-таки делать? — подал голос Али. — Если и в самом деле затевается серьезная заварушка, то по большому счету мы ничего не изменим. Но и сидеть сложа руки, честно говоря, противно.

— Не изменим. Увы, ты очень точно подметил, — покачал головой преподаватель. — Но со своей стороны я попробую связаться со своими приятелями из цехов. Если эльфы будут готовы к провокациям или погромам, то, возможно, уменьшится число жертв.

— А как быть с убийцей Пьера? — нахмурилась Хельга. — Только Вы можете разузнать, с кем он сталкивался в то утро. Еще Энцо, конечно, но...

— Мой брат — замечательный человек, но он испугается, — неловко улыбнулся Марчелло.

— Постараюсь выяснить, — пообещал Алессандро. — А вы... если получится, наблюдайте и дальше. И постарайтесь не рисковать понапрасну. Ах, да! — историк перевел взгляд на Али и встревоженно стиснул его руку: — Прости, но я беспокоюсь за тебя. Давно ты связался с теми людьми, которые снабдили тебя отмычками?

— Вы бывали когда-нибудь в квартале Ангелов? — с самым безмятежным видом осведомился саориец. Эльф отрицательно покачал головой. Художник невесело усмехнулся и объяснил: — Те, что живут в этой обители нищеты и порока, не зря зовутся ангелами. Реже крылатыми, чаще падшими... Но и среди падших встречаются порой небесные существа.

— Не обижайся, я не хотел осуждать. Но будь осторожен!

Когда преподаватель покинул друзей, они условились встретиться тем же вечером вновь у Али и вплотную приступить к реализации той части плана, в которую они пока что решили не посвящать Алессандро, — написанию листовок, адресованных грамотным горожанам из числа ремесленников, наемных рабочих и прочего трудящегося люда.

Постепенно библиотека заполнялась посетителями, Хельге нужно было заканчивать уборку и бежать к своей хозяйке, а Марчелло и Али заторопились на лекцию. Переводчик морщил лоб и кусал губы, силясь понять, что же его резануло во время беседы, а потому почти поздоровался с парочкой родных косяков.