Страстная, жгучая речь оратора давалась ему не без усилий. Говорил он спокойно, внушительно, уверенно, но время от времени прерывался, видно, чтобы набрать в легкие воздуха, и тогда на запруженной площади воцарялась внимательная, сосредоточенная тишина.

Но даже в этой тишине никто не услышал мягкого щелчка тетивы и свиста выпущенной стрелы.

Они ждали, что однажды те, кто последовательно участвовал в свержении обоих королей, покажут зубы. Как и когда, разумеется, предвидеть не могли, но старались заранее подготовиться по всем направлениям. А готовиться в ужесточившейся обстановке оказалось непросто. Частенько вспоминали слова и Алессандро, и Марчелло — что диктатура ударит по ним самим. Еще не ударила, но народные дружины, например, неуклонно теснила подчинявшаяся новому Комитету стража, а самого Марчелло выдавили из Комитета, и он так и не успел задать неудобный вопрос по поводу Анастасио Медного и наследника Фелисиано.

Сегодняшнее сборище на площади Али очень не хотел пропускать, но кстати нашлось место в лесу для вероятного лагеря на случай, если в Пиране шандарахнет всерьез, и многим радикально настроенным товарищам придется срочно бежать. Они вместе с Хельгой и еще парой друзей накануне утром ускользнули из города, чтобы переправить туда оружие, кое-какие припасы и, самое главное, обеспечить базу для лазарета. От Артура с его комплекцией проку в подобном мероприятии не было, и его отправили на площадь, слушать и наблюдать. Марчелло, виновато отводя глаза, попросился с Артуром — вдруг повезет и повстречает Энцо или отца?

Хельга задержалась в лагере, а вот Али повезло — вероятно, он успел хотя бы к половине выступлений.

Успел. Замер, когда услышал любимый голос... Почему Марчелло не предупредил его, что собирается взять слово? Али заторопился, просчитывая по пути множество вариантов, зачем-то проверяя нож, вслушиваясь в созвучные его предчувствиям, верные и жутко крамольные слова.

Почти у самой трибуны его задержала особо плотная кучка горожан...

… и он увидел. Короткий росчерк. Стрела.

Рык боли.

Краем глаза — ранен, в плечо. Бешеным напором — сквозь толпу. Бездумный, от костей и мышц идущий удар — нож отбил следующую стрелу.

Площадь закричала, зашумела, всколыхнулась, и стоявшие у самой трибуны стащили, телами своими прикрыли раненого.

Того, кто стрелял, не заметить было и уже не догнать.

— Когда собираются поджигать? — невнятно, разлепляя пересыхающие губы, уточнил Марчелло. Воспаление постепенно проходило, и жар над ним смилостивился, но последствия ранения не исчезли пока полностью.

— Через пару часов... Когда большинство с работы вернется, — ответил столь же невнятно запыхавшийся Витторио.

Он влетел в каморку под самой крышей с минуту назад и выдал на одном дыхании случайно услышанную информацию. Ему, как предателю и серой мыши, доводилось улавливать самые разные разговоры, первым в череде которых значился памятный разговор у ректора.

После ареста наиболее радикальных комитетчиков по городу начались облавы. А сегодня заразу собрались выжечь с корнем, буквально — подпалить квартал Ангелов и соседний квартал, рассадники особо опасной крамолы. Видно, в памяти нового, третьего по счету Комитета живы были дни, когда горела ратуша, и простолюдины в самом деле непосредственно влияли на его политику.

— Бежим... Яри, погоди, еще пара часов есть, — Али мило улыбнулся гному, который помирился с Марчелло после его ранения, и удержал его за руку. — Не спеши, поможешь нам... Бежим через Серые ворота в лес.

— Не выйдет, — мотнул головой Витторио. — Они знают о Серых воротах. Там установлены огненные аркбаллисты... их приказали зарядить на случай, если вы попытаетесь бежать.

— О лагере тоже знают?

— Нет... Кажется, нет...

— Яри, стой же! Что так сердце заколотилось?

— А то, что он знал о воротах, — глухо отозвался Марчелло. — Предавать научился, а вот морду каменную делать — нет. Али, свяжи его!

Гнома скрутили в четыре руки, Али и подоспевший Артур. Отправили вечно сновавших под окнами мальчишек — передать, чтобы тихо, дворами, крышами пробирались к Серым воротам, взяв лишь самое необходимое. Это касалось тех, кто не мог спешно и незаметно спрятаться у родичей в других кварталах.

Покинули навсегда убогую каморку, которая на четыре года стала их маленьким уютным домом. Покинули, оставив на полу Яри с перерезанным горлом.

— Али, ты уверен? Помощь не нужна? — Марчелло, спотыкаясь от слабости, все-таки крепко ухватил любовника за плечо.

— Уверен. И одному проще. Идите к воротам после третьего сигнала с четвертого этажа. Еще раз: два подряд, третий с задержкой.

Лазать по скалам с едва заметными уступами он научился еще в родном лагере, а после тренировался здесь — на развалинах близ Пирана, в Сыри, пока ее не разобрали по камушку. А Сырь была не единственным местом, которое Али успел изучить в дни, когда горели заставы, и город объяло безудержное революционное пламя. Серую башню он облазил вдоль и поперек до того, как ее вновь заняла городская стража. Именно потому, в числе прочего, и выбрал ее ворота в качестве основного пути отступления.

Взобрался на второй этаж, к тому окну, у которого расшаталась решетка. Али дошатал ее до нужного состояния в последний свой визит в башню, и сейчас стальные прутья с едва заметным скрипом поддались его напору.

В коридоре подрезал первого стражника. Еще двоих — на кухне. С четырьмя картежниками пришлось повозиться. На шум прибежали оставшиеся трое и заозирались, не понимая, куда подевалась та сволочь, которая оставила их коллег на полу в лужах крови. Нападения легкой тени с потолка явно не ожидали, а потому полегли двое... Третьего, раненого и ледяного от страха, потащило за собой улыбчивое чудовище, кажется, ифрит из саорийских ужасных сказок. Оставшийся в живых защитник башни пытался храбриться, но, завидев профессионально зажатый в руке шкуросъемник, поделился с чудовищем секретом управления магическими огненными аркбаллистами, за что был награжден мгновенной смертью безо всяких мучений.

Очень тихие, внезапно организованные люди, без суеты и толкотни, но при этом споро покидали город. Десять, еще десять... Али вздохнул с облегчением, когда в проеме ворот скрылся Гаспар с Вивьен на руках — за девочку он боялся больше всего. А ну как всполошится, закричит не вовремя?

Оставалось совсем чуть-чуть, когда он услышал цокот копыт и лязг оружия. Недосуг было размышлять, откуда просочилась информация к стражникам, нашелся ли еще предатель или просто кто-то неосторожно бежал, сболтнул родичам в безопасных кварталах... Первый огненный болт с непривычки обжег руки, зато второй полетел как надо. В воздухе будто бы запахло паленым, снизу раздались крики перепуганных беглецов и душераздирающий вопль загоревшегося воина — он вспыхнул, так и не успев послать им в спину стрелу. Аркбаллиста работала исправно, и вскоре стража развернула коней, не досчитавшись троих. Али с чистой совестью рванул рычаг, указанный при жизни валявшимся у стены трупом, и поток вонючей, застоявшейся воды хлынул из башни, слизывая с дороги остатки магического огня.

Глухой удар в голову — и сознание провалилось в темноту.

— Ну, так и будешь молча висеть, подлюга?

— Куда бежали твои голодранцы, слышь, ты?

«Не хочешь, а запоешь», — так высказался об этой пытке его товарищ со стихийным поэтическим даром. Палка, продетая между сведенными вместе коленями и локтями, мерзко давила на суставы, а шея в висячем положении болела еще терпимо, но у него была шея натренированного с раннего детства бойца. Что чувствовали более слабые, кому доводилось пройти через пытку «насест для канарейки»?

Летят качели, ветер обгоняя

Весенним днем, весенним днем...****

Голова кружилась от удара и прилива крови, и сложно, почти невозможно было разглядывать обстановку в комнате на третьем этаже, чтобы найти хоть одну спасительную зацепку.