В какое-то мгновение все резко прекратилось, будто кто-то невидимый сжалился над выбившимся уже из сил Шикамару, все это время пытавшимся удержать на месте заведомо более сильного Саске, который, ко всему, еще и хаотичностью своих движений сбивал с толку. Цепь, перехватывавшая его за грудь, теперь больше мешалась, но отстегнуть ее в такой обстановке было практически невозможно.

Воцарившаяся вдруг тишина резала слух. Рядом всхлипнула оцепеневшая Сакура, заметившая переломанные ногти Саске и заляпанный теперь кровью пол. Шикамару перевел было дух, но, не успел он расслабиться, как Саске снова дернулся и захрипел.

Перехваченный за плечи, он притих, но задыхаться не перестал – из носа у него густо потекла кровь, и Шикамару мысленно порадовался, что предусмотрел такой исход событий и перевернул Саске на живот.

- Он же дышать не может, - снова запаниковала Сакура, напуганная хрипами, вырывавшимися из горла Саске.

Шикамару ответил ей не менее растерянным взглядом, не представляя, что делать. Медицинского образования, несмотря на кое-какие познания в этой области, у него не было. Вызывать врачей в такой ситуации было нельзя – когти у Саске, может, и отвалились, но неизвестно было, что еще случится. К тому же внятно объяснить, что происходит, они врачам не смогут.

Перехватив Саске за плечи поудобнее, Шикамару осторожно приподнял его, надеясь, что это хоть чем-нибудь поможет. Саске, не давивший больше собственным весом на грудь, действительно судорожно глотнул воздуха и вдруг панически, будто ребенок в мать, вцепился в белую, как снег, Сакуру, хватая ее за руки израненными пальцами. Его дыхание медленно выравнивалось, хрипы прекратились… Но сознание возвращаться не спешило.

Шикамару осторожно уложил затихшего Саске на бок и сел, прижимаясь спиной к стене. Шмыгавшая носом Сакура, высвободив руки, присоединилась к нему.

- Видимо, Зверя больше нет? – спросила она, впервые замечая, что джинсы Шикамару оказались заляпаны кровью.

Впрочем, сама Сакура тоже успела вымазаться, но ей хотя бы не пришлось бы никому ничего объяснять. Вряд ли Ино спокойно отреагирует, если ее муж вернется домой, залитый чужой кровью.

- В первый раз вижу, чтобы альфа так реагировал на извлечение Зверя у омеги, - мрачно подтвердил Шикамару, откидывая голову назад.

Сакура, вытерев лицо сдернутым с ближайшего крючка полотенцем, по инерции всхлипнула и досадливо пнула звякнувшую цепь, накрепко перехватывавшую Саске за лодыжку.

Темный проем коридора, маячивший впереди, словно сигнальный маячок, одновременно притягивал и отталкивал. Притягивал – потому что давал смутную надежду на то, что из этого чертового замкнутого лабиринта можно выбраться и отталкивал – потому что слишком часто уже эти «выходы» на поверку оказывались очередным тупиковым витком в бесконечной череде коридоров.

Вокруг было темно, и едва ли получалось разглядеть собственные руки – что уж говорить об окружающем пространстве. Под ногами хлюпала вода, почему-то пряно пахнувшая какими-то травами, но за эти бесконечные, казалось бы, дни запах успел приесться и теперь вызывал только мучительное раздражение.

Возможно, хорошим выходом было бы просто сесть в каком-нибудь коридоре на более-менее сухое место и переждать этот лабиринт, как пережидают суровую зиму, спрятавшись в тепле, но одна мысль об этом вызывала отторжение. Было совершенно очевидно, что так делать нельзя. Но как можно – было неясно. Непонятно было, какова цель такого блуждания по абсолютно одинаковым коридорам, которые и не думали заканчиваться.

Вода с каждым прошедшим днем пахла все меньше и меньше. Этот единственный намек на что-то живое и цветущее медленно умирал, и приходило осознание того, что время утекает сквозь пальцы, что его осталось слишком мало, что надо поторопиться, иначе все будет кончено.

Пришлось торопиться, проходить коридоры и развилки снова и снова в попытках найти выход, нужный путь, нужный поворот. Запах трав угасал, и идти приходилось следом за ним, словно запах можно было поймать или запереть в каком-нибудь закутке.

В день, когда растворилась в затхлом воздухе последняя травяная пряность, коридор резко оборвался пропастью – и это падение, разбившее привычное течение запертых в лабиринте дней, почему-то вызвало не страх, а обреченную, отчаянную радость.

Наверное, он все-таки дернулся, когда под ногами не осталось опоры – потому что первое, что Саске услышал после дней тишины – негромкий испуганный писк, а за ним торопливое «Шикамару!», произнесенное свистящим шепотом.

Открыв глаза, Саске некоторое время бездумно вглядывался в светлый потолок, пятном выделявшийся в полутемной комнате, освещаемой одной только лампой.

Тело болезненно ныло, и Саске казалось, что по нему потоптались лошади. Хуже всего ощущалась голова, которая грозилась расколоться на части в самое ближайшее время. Привычного, впрочем, тумана в голове, который не рассеивался последние несколько недель, не было и в помине.

Пытаясь избавиться от вдруг накатившего чувства одиночества, Саске привычно потянулся к связи, которую всегда ощущал так четко, будто ему в грудь вшили металлический трос – и поначалу не нашел ничего, кроме болезненной, густой пустоты, живо напомнившей ему пропасть, в которую он недавно – и мысленно, как оказалось – провалился. Зверя Саске не чувствовал, но его это и не беспокоило.

Игнорируя по-прежнему ноющее тело, Саске подскочил на кровати, намереваясь… Он и сам не знал, что собирался делать, но пропавшая связь выбила его из колеи. Голова наградила его новой порцией боли, и сквозь накативший шум в ушах Саске вдруг понял, что связь все-таки осталась на месте – ослабленная, истощенная и надорванная, она тем не менее продолжала существовать, по-прежнему связывая его судьбу с судьбой Наруто.

Накатившее от осознания этого облегчение смыло головную боль, заставив ее отступить на второй план, и Саске впервые за все это время заметил, что он в комнате не один.

На пороге стоял задумчиво его разглядывавший Шикамару, из-за спины которого опасливо выглядывала Сакура, на плече которой застыли покрывшийся корочками царапины. Откуда они взялись, Саске не помнил, но догадался, что оставить их мог только он сам, учитывая, что других когтистых друзей рядом с Сакурой не водилось. Мысль о том, что он сделал Сакуре больно и, скорее всего, оставил ей на память об этом шрамы, заставила Саске испытать муки совести.

Шикамару, продолжавший наблюдать за ним, хмыкнул и наконец шагнул в комнату.

- Раз раскаяние на физиономии, значит, снова адекватный, - ехидно сообщил он нерешительно мявшейся на пороге комнаты Сакуре.

Сакура насмешливо фыркнула и, войдя следом за ним, села на край кровати. Саске тем временем успел понять, что у него перебинтованы руки и крайне этим фактом озадачился.

- Никто не хочет дать мне обезболивающее? – отвлекаясь от явно свежих бинтов, спросил Саске, морщась от боли в голове.

Сакура, передвинувшись ближе к изголовью кровати, взяла с тумбочки блистер с таблетками и загодя приготовленный стакан воды.

- Больше двух пока пить не советую, - подал голос Шикамару, стоявший у зашторенного окна.

Саске, испытывавший смутное желание проглотить весь блистер, не выщелкивая из него таблетки, вздохнул и попытался пошевелить забинтованными пальцами. Сакура, отобрав у него блистер, выложила на ладонь две таблетки, которые Саске послушно выпил, надеясь, что подействуют они быстро.

Вернув стакан, который он удерживал каким-то чудом, Сакуре, Саске приподнял подушку, подложив ее под спину, и сел на кровати, пытаясь понять, почему тело ноет так, будто он провел без движения полгода. Ответ, впрочем, нашелся быстро.

- Сколько я так лежал? – спросил он у Сакуры, которая тут же подозрительно притихла, покусывая длинный ноготь.

- Неделю, - буркнула она в ответ так быстро и невнятно, что Саске еще с минуту пытался сообразить, что она имела в виду.

Шикамару тем временем отошел от окна и сел на недовольно скрипнувший стул, стоявший около стола, на котором одиноко лежал позабытый всеми ноутбук, покрывшийся за все это время слоем пыли. Да и вообще некогда обжитая комната сейчас казалась слегка… заброшенной.